Без гнева и пристрастия - Павел Корнев

— Сто лет прошло, — пожал я плечами.

— Ты не понимаешь, Виктор! Подобного рода документы не имеют срока давности. Они должны храниться в трех экземплярах и учитываться при согласовании любой стройки с определенным заглублением фундамента. Иначе мы рискуем получить прорыв безвременья в самом центре города!

— Все три экземпляра пропали?

— Все три. Записи о них в картотеке есть, упоминания объекта тоже имеются, а самих планов нет. Как нет отчетов о причине приостановления строительства этой линии.

— Занятно, — пробурчал я. — Получается, мою теорию документально никак не подтвердить?

— Если кто-то и расчищает этими взрывами заброшенную линию подземки, место следующего взрыва нам не вычислить.

— Не знаю, не знаю, — покачал я головой. — Ян, ты готов пожертвовать бутылкой «Черного паруса», чтобы раздобыть эту информацию? У тебя их две, я видел.

— Это подарок, Виктор!

— Если установим места строительства станций, узнаем, где бомбисты нанесут следующий удар!

— Что ты задумал? — засомневался дивизионный комиссар.

— Подмажу кое-кого.

— Черт с тобой! — махнул Ян рукой. — Забирай.

Я распахнул буфет и взял драгоценную бутылку, стоившую никак не меньше пары моих месячных окладов.

— Мне нужен результат! — заявил Навин.

— А кому он не нужен? — хмыкнул я и отправился к себе.

Алан Портер к этому времени уже уехал на выезд, сам я тоже задерживаться в кабинете не стал. Позвонил в редакцию «Осеннего вестника», попросил Кая заглянуть в забегаловку неподалеку и отправился на встречу с журналистом.

Встретиться условились в «Принципе» — излюбленном месте сборищ пишущей братии. По утрам завсегдатаи не имели обыкновения задерживаться там надолго: газетчики быстро выпивали кофе и спешили на редакционные планерки, а независимые писаки и фоторепортеры если и посещали это заведение в столь ранний час, то напоминали при этом сонных мух и проблем никому не доставляли. Другое дело вечером…

Когда я прошел в кафе, Кай Дворкин сидел за столиком у окна и без особого аппетита завтракал яичницей-глазуньей. Он сразу заметил забинтованную руку, но в отличие от моих коллег просто принял это к сведению и с расспросами приставать не стал.

— Доброе утро, — пробурчал он и вновь уткнулся в тарелку.

Я попросил официантку повторить его заказ, осторожно избавился от плаща и уселся напротив газетчика. Кай немедленно передвинул ко мне под столом кофр и продолжил делать вид, будто всецело поглощен завтраком.

— Элла смогла кого-нибудь опознать?

— Шесть из восьми, — сообщил Дворкин, отпил кофе и постучал пальцем по столешнице. — Подписал с обратной стороны фотоснимков.

— Кто-то известный?

— Сплошь золотая молодежь.

— Премного благодарен.

— Чтоб ты знал, Виктор, одной благодарностью сыт не будешь, — напомнил газетчик. — Мне деньги не за красивые глаза платят. Долго ты меня завтраками кормить собираешься? Мне нужен стоящий материал!

— А мне казалось, у тебя и так все хорошо, — хмыкнул я, дождался, когда отойдет выставившая на стол мой заказ официантка, и предположил: — Небось вся спина расцарапана?

— Не лезь в мою личную жизнь.

— И в мыслях не было.

— Тогда чего тебе от меня надо? — прищурился Кай Дворкин. — Виктор, чтоб ты знал, я вашего брата вижу насквозь!

— Я тебе припомню эти слова, когда опять продуешься в покер.

— Виктор! — подался вперед газетчик, нависнув над столом. — Что тебе от меня надо?

— Насколько мне известно, «Осенний вестник» — старейшая газета города. Сколько вам? Лет сто пятьдесят?

— Сто пятьдесят шесть.

— И все это время вы ведете архив?

— Зачем ты спрашиваешь?

— Надо поднять материалы по строительству самой первой ветки подземки. Той, которая так и не была доведена до конца. Дело происходило лет сто назад.

— Ты издеваешься? — округлил газетчик глаза. — Представляешь, сколько бумаг придется перебрать? Ты и так со мной не рассчитался!

Я молча выставил на стол прихваченную с собой бутылку; Кай вытянул ее из бумажного пакета и в изумлении уставился на этикетку.

— «Черный парус»? — присвистнул он. — Виктор, кого ты убил?

— Ну почему сразу убил?

— Это виски привозят с Островов исключительно под заказ. В винных лавках его не найти ни за какие деньги!

— Так ты мне поможешь?

— Змей-искуситель! — выругался Дворкин, убирая бутылку обратно в пакет. — Ладно, попробую прошерстить архив. — Он зашагал на выход, сразу вернулся и сообщил: — Но, честно говоря, никогда раньше такой байки не слышал. Ты уверен, что ничего не перепутал?

— Даже если перепутал, — усмехнулся я, — бутылку ты ведь уже не вернешь?

— Не верну, — подтвердил газетчик.

— Тогда иди и нарой хоть что-нибудь! Не заставляй жалеть о…

— Пришлю с курьером, — оборвал меня Кай и выскочил на улицу. Виски он прижимал к груди, будто бесценное сокровище.

Я же никуда спешить не стал и остался завтракать. Последним глотком кофе запил очередную таблетку, рассчитался за нас обоих и покинул кафе, не забыв прихватить переданный газетчиком кофр.

На улице в кои-то веки распогодилось; проглядывавшее среди облаков солнце болезненно слепило глаза, а по коже из-за порывов студеного ветра побежали колючие мурашки, но я лишь поднял воротник плаща, посильнее нахлобучил на голову шляпу и зашагал по тротуару, не став озираться по сторонам в поисках свободного такси.

Отправился не в управление, перед возвращением на работу заглянул в банк «Симеон и сыновья», где и оставил кофр с негативами в арендованной на чужое имя ячейке.

Почему не сжег их? Просто не решился уничтожить столь удобный инструмент воздействия на сильных мира сего. Шантаж — это пошло и отвратительно, шантажисты — мерзкие выродки, но иногда приходится поступаться принципами ради того, чтобы довести расследование до конца.

Finis sanctificat media, как сказал бы Ян Навин. Цель оправдывает средства? Боюсь, что так…

В управление вернулся усталым и разбитым. Думал, после прогулки хоть немного перестанет раскалываться голова, но заботы и тревоги не отпускали, а выпитое после завтрака обезболивающее лишь усугубило ситуацию, окончательно затуманив мозги.

В сердцах я собрался выкинуть пузырек в урну, но передумал и спрятал его обратно в карман плаща. Вечером придется принять, а то так и проворочаюсь всю ночь без сна. Руку по-прежнему ломило, опухоль нисколько не опала, и, как ни печально было это признавать, рассчитывать на скорое выздоровление не приходилось.