Закат и падение Римской Империи. Том 1 - Эдвард Гиббон

Но хотя этот подвиг и озарил некоторым блеском увядавшую славу Афин, он скорее раздражил, нежели смирил непреклонный нрав северных завоевателей. Пламя пожара разлилось по всей Греции. Фивы и Аргос, Коринф и Спарта, когда-то прославившиеся столькими военными подвигами во время своих междоусобиц, оказались теперь неспособными ни выставить в поле армию, ни даже защищать свои развалившиеся укрепления. Пламя войны, как на суше, так и на море, распространилось от восточной оконечности Суния до западных берегов Эпира. Готы зашли так далеко, что уже были в виду берегов Италии, когда приближение столь явной опасности пробудило беспечного Галлиена от его сладкого усыпления. Император взялся за оружие, и его появление во главе армии, как кажется, смирило задор врагов и внесло разлад в ряды их армии. Вождь герулов Навлобат согласился на почетную для него капитуляцию, вступил вместе со значительным отрядом своих соотечественников в римскую службу и был удостоен отличий консульского звания, которые до тех пор еще ни разу не были осквернены рукою варвара. Множество готов, не желавших подвергать себя опасностям и трудностям утомительного переезда, проникли в Мезию с намерением пробраться через Дунай в свои украинские поселения. Эта смелая попытка неизбежно окончилась бы истреблением варваров, если бы раздоры римских генералов не доставили им средств к спасению. Остальная и немногочисленная часть этой армии грабителей снова села на свои суда и, отправившись в обратный путь через Геллеспонт и Босфор, мимоходом опустошила берега Трои, слава которой, воспетая Гомером, вероятно, переживет воспоминания о готских завоеваниях. Лишь только они почувствовали себя в безопасности внутри бассейна Эвксинского моря, они высадились в Анхиале, во Фракии, у подножия горы Гемуса и отдохнули от своих трудов, наслаждаясь тамошними целебными теплыми ваннами. Оттуда им предстоял уже небольшой переезд, не представлявший никаких затруднений. Таков был исход этой третьей и самой важной из их морских экспедиций. Могло бы показаться непонятным, каким образом армия, состоявшая первоначально только из пятнадцати тысяч воинов, могла вынести потери в людях, неизбежные при таком смелом предприятии, и могла раздробляться на столько отдельных отрядов. Это объясняется тем, что убыль, происходившая от сражений, от кораблекрушений и от влияния жаркого климата, постоянно восполнялась бандитами и дезертирами, стекавшимися под знамя грабежа, а также множеством беглых рабов, нередко германского или сарматского происхождения, с радостью пользовавшихся удобным случаем для приобретения свободы и для мщения. В этих экспедициях большую долю славы и опасностей присваивали себе готы; но плохие историки того времени иногда обозначают особыми именами племена, сражавшиеся под знаменем готов, а иногда смешивают их с этими последними; а так как флот варваров, по-видимому, выходил в море из устьев Танаиса, то всю эту смесь различных племен нередко называли неопределенным, но хорошо всем знакомым именем скифов.

При описании общих бедствий человеческого рода от нашего внимания легко ускользают и смерть замечательного человека, как бы высоко он ни был поставлен, и разрушение здания, как бы ни была велика его известность. Тем не менее мы не можем позабыть того, что храм Дианы Эфесской, семь раз восстававший из своих развалин с постоянно возрастающим великолепием, был окончательно сожжен готами во время их третьей морской экспедиции. Искусство Греции и богатства Азии общими силами способствовали сооружению этого священного и великолепного здания. Оно поддерживалось ста двадцатью семью мраморными колоннами ионического ордера. Это были подарки благочестивых монархов, и каждая из них имела шестьдесят футов в вышину. Алтарь был украшен мастерскими скульптурными произведениями Праксителя, может быть заимствовавшего из любимых местных легенд свои сюжеты - рождение божественных детей Латоны, удаление Аполлона после умерщвления циклопов и милосердие Бахуса к побежденным амазонкам. Однако в длину Эфесский храм занимал только четыреста двадцать пять футов, то есть около двух третей того пространства, какое занимает собор Св. Петра в Риме. В остальных своих размерах он был еще более незначителен по сравнению с этим образцовым произведением новейшей архитектуры. Распростертые руки христианского креста требуют большей ширины, нежели продолговатые храмы язычников, и самый смелый из древних художников был бы приведен в крайнее смущение, если бы ему предложили соорудить купол одной вышины и одних размеров с Пантеоном. Тем не менее храмом Дианы восхищались как одним из чудес света. И персы, и македоняне, и римляне чтили его святость и обогащали его своими приношениями. Но грубые дикари с берегов Балтийского моря не имели склонности к изящным искусствам и относились с презрением к воображаемым ужасам иностранного суеверия.

Касательно этих нашествий рассказывают еще одну подробность, которая заслуживала бы нашего внимания, если бы мы не имели основания подозревать, что она была фантастическим вымыслом одного из новейших софистов. Нам рассказывают, что во время разграбления Афин готы собрали все находившиеся в городе библиотеки и готовы были зажечь этот погребальный костер греческой учености, но что один из их вождей, более образованный, чем его соотечественники, убедил их отказаться от этого намерения, обратив их внимание на то обстоятельство, что пока греки будут предаваться изучению книг, они никогда не будут уметь владеть оружием. Если мы признаем достоверность этого факта, мы должны будем заметить, что этот глубокомысленный советник рассуждал как невежественный варвар. У самых образованных и самых могущественных народов гений проявлял себя одновременно во всех сферах человеческой деятельности, и век просвещения всегда был также веком воинских доблестей и побед.

IV.Новые персидские государи, Арташир и его сын Ша- пур, одержали верх (как уже было говорено выше) над домом Аршакидов. Из числа многих принцев этого древнего рода один царь Армении Хосрой сохранил и свою жизнь, и свою независимость. Его средствами обороны были и естественные силы его страны, и постоянный наплыв перебежчиков и недовольных, и союз с римлянами, и главным образом его собственное мужество. После тридцатилетней успешной борьбы он был лишен жизни убийцами, подосланными персидским царем Шапуром. Армянские сатрапы, желавшие из патриотизма поддержать независимость и достоинство короны, просили римского покровительства для законного наследника престола Тиридата. Но сын Хосроя был еще ребенок, союзники были далеко, а персидский монарх приближался к границам во главе громадной армии. Молодой Тиридат, на которого Армения возлагала все свои надежды, спасся благодаря преданности одного из своих слуг, а Армения сделалась провинцией Великой персидской монархии и оставалась в этом зависимом положении в течение почти двадцати семи лет. Возгордившись этим легким завоеванием и рассчитывая на затруднительное положение и на слабость римлян, Шапур принудил сильные гарнизоны Карра и Нисибина сдать ему эти крепости и стал опустошать страны по обеим сторонам Евфрата.

Потеря важной пограничной позиции, гибель верного и естественного союзника и быстрые военные успехи честолюбивого Шапура пробудили в римлянах чувство оскорбленного

достоинства и сознание опасности, которая им угрожала. Валериан льстил себя надеждой, что бдительность его наместников будет достаточна для охраны Рейна и Дуная, но для обороны Евфрата он решился лично отправиться на место военных действий, несмотря на свои преклонные лета. Его прибытие в Малую Азию на время прекратило морские экспедиции готов и доставило этой несчастной провинции временное и обманчивое спокойствие. Он переправился через Евфрат, встретил персидского монарха под стенами Эдессы, был разбит и взят в плен Шапуром. О подробностях этого важного события мы имеем неясные и неполные сведения, но из некоторых данных мы усматриваем со стороны римского императора длинный ряд неосторожностей, ошибок и заслуженных бедствий. Он возложил полное доверие на преторианского префекта Макриана, тогда как этот недостойный министр сделал своего повелителя страшным лишь для его угнетенных подданных, а в глазах врагов Рима - достойным презрения. Вследствие его неблагоразумных или злонамеренных советов императорская армия была поставлена в такое положение, в котором ничего не могут сделать ни храбрость, ни военное искусство. Энергичные попытки римлян пробить себе дорогу сквозь ряды персидской армии были отражены с большим кровопролитием, и Шапур, окруживший римский лагерь с превосходящими силами, терпеливо ожидал, чтобы постоянно усиливавшиеся голод и моровая язва обеспечили ему победу. Легионы стали роптать и винить Валериана в своих страданиях; наконец они решительно потребовали немедленной капитуляции. Персам была предложена огромная сумма денег за позволение совершить позорное отступление. Но сознававшие свое превосходство персы с негодованием отвергли это предложение; задержав присланных к нему уполномоченных, Шапур придвинул свою армию в боевом порядке к подножию римского укрепленного вала и настоятельно потребовал личного совещания с императором. Валериан нашелся вынужденным вверить свою жизнь и свое достоинство честному слову своего врага. Свидание окончилось так, как и следовало ожидать. Император был задержан в плену, а его удивленные войска сложили оружие. В момент этого блестящего триумфа, гордость и политика внушили Шапуру желание посадить на вакантный римский престол такого человека, который был бы готов во всем исполнять его волю. Погрязший в пороках всякого рода незнатный антиохийский выходец Кириад был назначен на то, чтобы обесчестить римский престол, а выбор персидского победителя был, конечно, утвержден одобрительными, хотя и вынужденными, возгласами пленной армии.