Убийство – дело житейское - Натали Рафф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Привет, дружок! – негромко сказала Эвелина, заходя в палату. – Ты тут один, это хорошо. Можно поговорить без свидетелей.
– Рад тебя видеть. Спасибо, что приехала. Всегда считал, что с любой проблемой справлюсь сам. А вот припекло и без твоей помощи не обойдусь. Надо спасти Валю. Помоги ей. Я понимаю, что прошу невозможное. Она виновата. Таню извела, Мишу убила… Но она все-таки не закоренелая преступница. Она жертва. Объясни, как это возможно, что она на два месяца старше, чем записано у нее в метриках? Я лично не понимаю этой механики. Если ей уже шестнадцать, у нее одна мера ответственности. А если нет – то значительно мягче. Пойми, ее же будут судить за предумышленное убийство!
Алкис умолк. Желваки выступили на его лице, и он скрипнул зубами.
– Это я виноват. Должен был спрятать свой пистолет так, чтобы до него ни одна живая душа не добралась.
– Ал, дорогой, судя по всему, его взяла Фрося. Уж поверь мне на слово, нет такой жены, которая бы не залезла к мужу в сейф. А по поводу Вали могу сказать одно. Я всю дорогу об этом думала. Возможен только один вариант. Поля родила ее семимесячной. Потом девочку два месяца держали в больнице в боксе. Вероятно, кто-то из твоих дам нашел способ оформить документы на Валю не тогда, когда она появилась на свет, а когда ее выписывали. Вообще-то, я, как женщина, не нахожу в этом никакого криминала. Нормальному ребенку нужно девять месяцев, чтобы стать полноценным созданием. А все это время провел он в материнской утробе или в боксе – это дело медицины, а не юриспруденции.
– Скажи это в нашем суде, Лина. Тебя обсмеют. Я хорошо помню, как Фрося через пять месяцев после свадьбы увезла Полю к вам в автономию. Хотела, чтобы за ней присматривал Сидоренко. Потом она позвонила, сказала, что Иван положил невестку к себе в больницу на сохранение и пообещал сделать все возможное, чтобы у нас был здоровый малыш. Вот и все. Примерно, через два месяца, Фрося привезла Полину с Валечкой, сказала, что девочка родилась недоношенной…Но, по-моему, она была в норме. Хотя я, честно говоря, в этом ничего не понимаю.
– Если тебя немного провели, Ал, это не беда. Я знаю Ивана. Он никогда не совершит подлог так, чтобы его можно было бы уличить. Метрики у Вали только одни. Сидоренко всю жизнь работал чисто. Конечно я все, что возможно выясню. Лучше скажи, что там у вас наговорила Валя после ареста.
– Сказала, что об убийстве матери узнала из романа, который написал Миша. Там герой убивает жену за то, что она его обманула. Прижила ребенка от какого-то хлыща. Сообщила, что Михаил ее соблазнил, когда ей не было и тринадцати лет. Что наркота и пистолет принадлежат ему. Хранил он все это в тайнике у нее в комнате, а она просто воспользовалась оружием, так как хотела отомстить за мать и за себя.
– Гражданка, Вам пора уходить, – сказала медсестра, заглядывая в дверь.
– Ал, попроси, чтобы тело Миши придержали в морге еще несколько дней. На его похороны, наверняка, прилетит Миликов. Я должна успеть обследовать его квартиру. Если есть какие-то бумаги на Валю у Агина, значит, их копии хранятся и у Ми-Ми. И второе. Я сегодня же поеду в Фросе и буду около нее дежурить. Вдруг придет в себя, и что-нибудь скажет. Распорядись, чтобы меня к ней пропустили. И, главное, выздоравливай! Ты почти шестнадцать лет холостой. Может, я еще за тебя и замуж пойду. Если повезет, доживу до положения генеральши! Иду, иду! – сказала Лина медсестре, сердито распахнувшей дверь палаты.
– Передай Коле наш пароль. Это слово «мост». Он организует все, о чем ты меня сейчас попросила.
Николай, услышав заветное слово, громко хмыкнул, но от комментариев воздержался. Он довез Лину до квартиры Миликовых, а сам отправился в отделение скорой помощи, где находилась Евросинья Павловна. Ему предстояла нелегкая беседа с дежурным врачом: надо было доказать, что пребывание Пазевской рядом с умирающей важно для следствия, и тот рискует головой, отказав Коле в такой малости.
… Эвелина Родионовна своим звонком в дверь переполошила Марину и Стаса. Только увидев Лину в глазок, они успокоились и впустили ее. Оставив в прихожей вещи, Эвелина прошла в комнату, села в кресло и без всякой лирики рассказала о случившемся. Молодые люди, вытаращив глаза, словно перепуганные и взъерошенные совята, обалдело смотрели на тетушку.
– Еще раз повтори, пожалуйста. Я со сна не врубилась, – заикаясь, пробормотала Марина. – Если я правильно поняла, Мишу вчера убили, Фрося при смерти, Алкис в реанимации, а Валя за решеткой.
– Все так и есть. С этим буду разбираться я. Вы мне нужны для другого. Надо обезвредить Агина. У него есть копии бумаг, в которых указано, что Валя родилась на два месяца раньше, чем записано в ее метриках. Фрося отдала их на хранение Борису. Что это за документы, я не знаю. Понимаю главное – их надо обменять на пленку со снимками. Борис согласится. Он человек разумный.
– Боитесь, что девчонку поставят к стенке?
– Я не знаю, что ее ждет. Я хочу, чтобы Валя отвечала по закону. Но только так, как ей положено по возрасту, указанному в документах. Аферы ее бабки и мамаши не должны иметь к этому никакого отношения.
– Я все сделаю, Эвелина Родионовна. В юности сгоряча можно такое натворить, что после не расхлебаешь. Без помощи хорошего человека можно и жизни лишиться. Я лично без Загориной, давно был бы трупом. А мне было уже двадцать лет, когда я попал в переделку. А Валя? Та просто соплячка!
– Спасибо, Стасик. Еще одна просьба. Если позвонит Софа, Вы ничего не знаете. Я сама ей обо всем сообщу, когда станет известна дата похорон Миши.
Не успела Эвелина выпить кофе, как объявился Николай и сказал, что обо всем договорился в больнице. Там Лину ждут, хотя из-за этого разговора он в лице дежурного медперсонала нажил себе кровных врагов.
В «Скорой» Пазевскую встретили с плохо скрываемой ненавистью – персонал предположил, что ее подослали следить за их работой. Однако, узнав, что больной она приходится свахой, немного поостыли, решив, что перед ними обыкновенная блатная баба, а не доносчица.
Эвелину переодели в больничное белье и уложили в реанимацию рядом
