Колесница Джагарнаута - Михаил Иванович Шевердин

юга перешли через границу скотоводы, не то берберы, не то джемшиды, якобы для выпаса овец. Человек сорок. Напали на пограничников.

Он отдает своего коня Овезову и пересаживается в автомобиль.

— На юг, — командует комендант.

Бойцы на заднем сиденье, несмотря на тряску, чистят и чистят и смазывают пулемет и карабины. Мансуров рассказывает:

— Перегон скота — предлог. Держатся нагло. Отказались платить пача — сбор за выпаску овец на нашей территории. Упорно движутся на север. Прогнать их ничего не стоило, но на рассвете прямо из-под земли появилась сотня всадников. Все вооружены немецкими винтовками. А из этих, — он кивает головой, — тоже не все контрабандисты. Овезов опознал переправщиков — проводят через границу всякий элемент. Дрались отчаянно, трех уложили. У нас благополучно. Ребята обстрелялись, их пули не берут.

Операция вышла за рамки обыкновенного пограничного столкновения. Кочевники патронов не жалели. К тому же кто-то стрелял из-за линии границы. Однако едва машина подкатила к полю боя, кочевники тотчас же сложили оружие.

Среди задержанных высокий, очень худой перс, не похожий на пастуха. Да он и не скрывал, кто он такой. Держался бесцеремонно. «Все одно отпустите», — говорили его острые, карие с желтизной глаза.

Он безропотно отдал оружие — отличный винчестер и не пытался сопротивляться. Он не контрабандист, не лазутчик. Он михмандор — дворецкий известного землевладельца Али Алескера из Баге Багу. Он — михмандор и управляющий имением господина Давлят-ас-Солтане Бехарзи и «оказался среди неотесанных, грубых поедателей верблюжьего дерьма волею случайного схождения светил». Собирал недоимки. Не заметил границы, попал к Советам, аллах акбар, нечаянно…

— Нас, почтенного раба божия, задерживать нечего. И отвозить в Ашхабад не нужно. Все равно наш милостивый и могучий хозяин прикажет вашим советским властям нас освободить. Они волки, а волки вечно голодны. Всегда чораймаки гонят баранов на лучшие пастбища. Что ж поделать, если на советской стороне пастбища лучше.

Словоохотливым оказался михмандор. Тема его разговоров была обширна: от всеевропейских интриг и драчек до нехватки кизяка для очагов бербери и джемшидов. И во всем он видел козни большевиков. А когда Соколов напомнил о «делах-делишках» хозяина Али Алескера и господина Меллера, михмандор начал ехидничать совсем по-стариковски:

— Вы высокий командир, большой командир, начальник, а знаете ли, кто у вас враги, а кто друзья? В Хорасан аллемани пришли, дружбу они с нашими водят. Почему вы их боитесь, когда надо совсем других бояться? Разве не дошло до ваших ушей? В Сирии французы и англичане собрали солдат полтораста тысяч. Хотят пойти походом на Баку, у вас, большевиков, нефть отнять. Аэропланы, танки приготовили. Вон где война вас ждет. А контрабандисты — несчастные люди с пустыми желудками. Вы, большевики, что называется, вооружаетесь на льва, а имеете дело с шакалом. Неба от веревки не отличаете. Много уже мусульман от пули неверных выпили из рук виночерпия судьбы напиток мученичества за фунт опиума, за коробку с парижскими духами. Что эти люди видят от жизни? Похлебку не попробуют, а рот обжигают…

Ни одним словом михмандор не обмолвился об аптекаре Меллере. Не сказал он ничего такого, что бросило бы тень и на его хозяина Али Алескера, которого он именовал полным пышным титулом.

Подоспевший в самый разгар спора Овезов прямо бросил ему в лицо:

— Плохо вы жалеете контрабандистов-калтаманов. Что же вы не скажете об этом вашему господину — Али Алескеру? Ведь все эти несчастные служат вашему помещику. Для него они попали под пули на границе, а помещику все одно что глоток воды проглотить. А Меллер в аптекаря? Пользуется, что Советы с Германией договор имеют.

— Меллер — трудолюбивый муравей, — вдруг вступился за аптекаря михмандор, — живет тихо…

— Муравей днем, дракон ночью.

— Придет время, придется ему усы подкоптить, — заметил Мансуров.

Михмандор внимательно посмотрел на Мансурова и вдруг отвесил ему поясной поклон:

— А с джемшидами лучше не воюйте. Они вроде ваши родственники, господин Рустем. Сидят они в своих кочевьях на Кешефруде крепко. Сам губернатор Мешхеда в гости к великому вождю ездит. Да, вы великий воин, и вам ссориться с великим Джемшидом не стоит… — Он помолчал, усмехнулся и вдруг пошел напрямую. — Ваша семья, великий воин, сейчас в шатре на берегах Кешефруда. Судьба вашего сына в руках великого вождя.

И тут камень-человек не сдержал движения души:

— Как живет малыш, как его здоровье?

— Сын ваш будет таким же великим воином, как и его отец, — вывернулся, усмехнувшись, михмандор.

Мансуров сразу понял, что дворецкий мало что знает.

— Вы его видели?

— Сын великого воина взял первый раз в руки винтовку. Сын великого воина отличным будет воином и… контрабандистом.

— Малышу далеко еще до винтовки, мальчик слишком мал. — Мансуров спохватился и смолк. Но михмандор не унимался:

— Со святым мюршидом надо бы вам поговорить. Он верховный наставник кочевий. Он все знает.

Снова мюршид. Мюршид все знает. Мюршид со своим зловещим маргбором! И к мюршиду идти со своим горем!

Вкрадчиво михмандор залебезил:

— Все знают вас, горбан. Нет такого великого воина, как вы, в мире. Я уважаю вас. Я желаю помочь вам.

И снова слабость овладела Мансуровым. Лицо Шагаретт. Кипарис с серебряным телом. Нежные руки мальчика на шее! Маргбор! На секунду отчаяние овладело им. Отчаяние беспомощности. Но только на секунду. Он процедил:

— Как? Как вы желаете мне помочь?

— Прикажите зеленоголовым освободить меня. Верните мне лошадь. Моих слуг. Сами садитесь на коня. И сегодня после полуночи ваша кипарисостанная окажется в ваших объятиях. А ваш сын скажет вам: «Папа!»

Неплохим психологом был перс. За каменным лицом Мансурова он разглядел сильные чувства. Он думал, что каменный человек, суровый воин не устоит.

Хотел перс заполучить в сообщники такую важную персону, как известный на всем Среднем Востоке крупный инженер, председатель Государственной пограничной комиссии. Хотел таким путем выручить мюршида-абдала.

А мюршид Абдул-ар-Раззак сумел позаботиться сам о себе. Воспользовавшись очередной перестрелкой, толстый, неповоротливый мюршид ужом уполз из мазара, что под двухсотлетним тенистым платаном. Мюршид исчез с помощью местных духовных лиц.

Местные имамы — сунниты, жестокие враги мешхедского шиитского духовенства. Ненависть и вражда между шиитами и суннитами жестока и непримирима. Но когда дело касается контрабанды и нарушений границы, между суннитским и шиитским духовенством воцаряется полное взаимопонимание.

Темны ночи на берегах Герируда-Теджена. Темен персидский берег. Ни огонька, ни искорки. Неспокойно на душе у Мансурова.

Маргбор! Мертвый груз! Кто бы поверил в это в наш век? Но мюршид-абдал грозил, и грозил всерьез, он на все способен. Но великий вождь, великий Джемшид! Он же отец Шагаретт. Он родной дед мальчика… Нежные