Мой худший друг - Мария Николаевна Высоцкая

Растрепанную макушку Тима я тоже замечаю. Он хмурится, что-то отвечает своей матери, и та скептически улыбается. Они переговариваются, пока дядь Серёжа расхаживает туда-сюда с телефоном. Стандартная картинка.

– Ульяна!

Азарина взмахивает рукой, заметив нас. Мы уже вылезли из машины.

Мама огибает капот и сжимает мою ладонь. Очень крепко.

– Все хорошо, не переживай, Арин. Я рядом.

Сильнее вцепляюсь в мамину руку. Когда подходим к Азариным, мой взгляд устремляется к асфальту. Я вежливо выдавливаю приветствие и таращусь на свои туфли.

Чувствую, что Тим смотрит.

Сердце снова сдавливает, а ладони становятся влажными.

– Вертолетов уже подходил, – улавливаю голос теть Алёны. – Нам сказал в актовый идти, а Тиму – в класс. Но у нас вот, – косится на мужа, который довольно жестко с кем-то говорит по телефону.

– Давай тогда Стёпу дождемся, – это уже моя мама. – А вам в класс.

Последнее, видимо мне адресовано. Киваю и делаю мелкий шаг в сторону учебного корпуса. В нос ударяет запах Азаринской туалетной воды. Кажется, зря я завтракала. Велика вероятность, что все это сейчас окажется на асфальте.

Задерживаю дыхание. Ускоряюсь. Азарин идет следом. Шаг в шаг.

– Как твоя нога? – подает голос.

Свой гадкий, мерзкий голос, от которого у меня волоски на коже дыбом встают.

– Ты бы лучше спросил, как мое сердце! – парирую и вхожу в фойе.

Тим плетется следом. Молчит. Не дотрагивается до меня, к счастью.

Но я, как и всегда, рано радуюсь. Стоит нам подойти к лестнице, как он заталкивает меня под нее. Дежавю. В первый школьный день было то же самое.

– Чего тебе? – впервые за сегодня смотрю ему в глаза.

– Я тебе звоню всю неделю. Пишу.

– Ты в черном списке.

– Да понял уже, – перебирает пальцами свои растрепанные ветром волосы.

А потом, потом его пальцы дотрагиваются до моего запястья. Вздрагиваю. Электрический разряд проходит через все тело в ту же секунду.

Стараюсь дышать. Изо всех сил стараюсь не подавать вида. Убираю руку, а он, он снова.

Теперь уже наглее сжимает мою ладонь и смотрит. Прямо в глаза смотрит.

– Не… не надо, – бормочу и сама себя не слышу. Он, наверное, и подавно.

– Прости меня, пожалуйста.

Тим говорит спокойно, но выглядит совсем не таким. Глаза бегают, пальцы на моей ладони то сжимаются, то разжимаются, а еще он притопывает носком кроссовка по паркету.

– Линейка. Вертолетов просил всех подняться в класс, Тим.

Азарин будто не слышит. Продолжает стоять напротив. Чтобы выбраться из-под лестницы, мне нужно его отодвинуть либо как-то протиснуться.

– Обещай, что сегодня поговорим.

– Ты сказал, что не будешь донимать разговорами и объяснениями.

– Я знаю, просто…

– Пожалуйста, давай пойдем в класс.

Тим еще пару секунд на меня смотрит, после чего заторможенно кивает и делает шаг в сторону.

В класс мы приходим по отдельности. Я забегаю первой. Натягиваю фальшивую улыбку, стараясь изо всех сил имитировать радость. Азарин даже не старается, заходит мрачнее тучи и кислее кефира.

В обсуждении, куда мы поедем после линейки, участия не принимает. Тупо сидит на задней парте, залипая в телефон.

Вздыхаю. Снова зачем-то бросила на него взгляд.

Может быть, он правда сожалеет?

Еще раз бегло оцениваю хмурое Тимкино лицо и прихожу к выводу, что все-таки да. Он действительно раскаивается.

Только вот мне, мне от этого легче? Пока я еще не разобралась.

Глава 29

Наверное, вальс дается мне труднее всего. Почему? Все просто – мы в паре с Тимом.

Он снова так близко. Его горячая ладонь лежит чуть выше моей талии. Подбородок вздернут, но это не мешает ему на меня пялиться. Все так же мрачно. Со стороны может даже показаться, что надменно, но это, конечно, не так.

Слишком остро чувствую взгляд темных глаз. Щеки пылают. Сама стараюсь смотреть куда-то в район его груди. На белоснежную рубашку в вырезе темно-синего пиджака, а иногда на наши переплетенные пальцы.

Жарко. Прохладные порывы ветра не спасают. Крошечная капелька пота щекочет кожу между лопаток.

Музыка становится громче, все наши семь пар поочередно начинают ускоряться. Ноги сегодня меня совершенно не слушаются. Я перебираю ими, практически не попадая в ритм.

Нужно собраться. Почему я снова веду себя как безвольная тряпка? Подумаешь, какое горе… Неосознанно впиваюсь ногтями Тиму в плечо. Нужно взять себя в руки. Я же могу!

Расправляю плечи, чувствуя, как мои позвонки вытягиваются один за другим, и абсолютно случайно вскидываю голову. Этого хватает, чтобы наши с Азариным взгляды пересеклись. Во рту мгновенно становится сухо. Глаза мечутся по его лицу.

Он стискивает челюсти. Смотрит сверху вниз. Замечаю, как на секундочку уголки его губ заостряются в слабой улыбке.

Демонстративно отворачиваюсь.

Спокойно лежащая до этого ладонь на моей талии усиливает давление. Сразу же. Азарин реагирует предсказуемо, начинает демонстрировать физическую силу. Подтягивает к себе ближе. Еще немного, и мне вообще не придется перебирать ногами, потому что он просто поднимет меня над асфальтом.

Сглатываю. Осознание того, что мы продолжаем кружиться в вальсе и смотреть друг на друга, дурманит. Да-да. Я снова повернулась. Снова глаза в глаза. Адская пытка, садистская.

Переступаю с носка на носок и чувствую легкое головокружение. Дело в танце, который превращается в волчок, или в этой сводящей с ума близости?

Азарин прищуривается. Смотрит. Долго. Пристально. Упорно. На миг даже кажется, что мы остановились, но это не так.

Мои ноги подхватили ритм, и теперь все тело действует по заученному сценарию. Даже голову для этого включать не нужно. Да и вряд ли я сейчас смогу себе это позволить.

Думать отныне – роскошь. Особенно когда рядом он.

Ловлю себя на том, что смотрю на Азаринские губы. Идеальные, красиво очерченные, но отныне такие ненавистные. Он целовал Янку.