Северная звезда - Татьяна Недозор

А любила ли она его когда-нибудь?

Любила…

Но к черту!

Девочка, вчерашняя гимназистка, которую приводило в трепет прикосновение красавчика мужчины, не имеет ничего общего с нынешней Марией! Или, если угодно, миссис Одинцофф…

Чтобы как-то отвлечься от этих грустных мыслей, Мария Михайловна рассеянно взглянула на улицу.

День близился к концу. От домиков протянулись черные длинные тени. Мимо окна прошли четверо старателей, неся на спинах тяжелые мешки с провиантом. Вероятно, они направлялись к одному из речных протоков, лелея надежду, что, может быть, на этот раз на дне лотка или бутары блеснет долгожданное золотое сияние. Скольким из них улыбнется удача? Одному из десяти? Одному из ста? Сколько из них получат вместо золота и счастья смерть в ледяной стране?

На глаза навернулись слезы…

Часть четвертая

Тьма из прошлого

…Окутанная хаотическим мраком, ничего не видя, ничего не чувствуя, она все же сознавала, что еще жива.

Ей чудилось, что она опять на «Онтарио», который тихо покачивалось на волнах моря. Её окружала беспросветная ночь, и она была одна. Пыталась звать на помощь, кричать, но язык не повиновался.

Потом Мария услышала голоса. Вначале они сливались в невнятное бормотание, затем ей показалось, что говорят два человека. По-английски.

Она открыла глаза. Прежде всего, увидела солнечные лучи, которые освещали стену комнаты. Затем в поле её зрения оказалось чье-то лицо. Сфокусировав взгляд, она выяснила, что оно принадлежит неаккуратно выбритому мужчине средних лет, наклонившемуся над ней.

– Очень рад, что ты не умерла, Мэри, – произнес он хриплым голосом.

– Спасибо, – ответила.

Голова у неё перестала кружиться.

– Спасибо. Где я? Кто вы?

Край жестяной кружки разжал ее стиснутые зубы. Ей пришлось сделать глоток, чтобы не захлебнуться. Жидкость обожгла гортань, во рту остался горьковатый привкус. Мария закашлялась, ее чуть не стошнило.

– Давай пей. Это поможет тебе успокоиться. Видит Бог, тебе это необходимо после всего, что ты пережила. Пей, Мэри. Что и говорить, солоно тебе пришлось, но теперь все будет в порядке.

Девушка была совсем измождена, поэтому не могла ничего возразить незнакомцу. Ей было все равно…

Человек, поивший её, был коренастым, большеротым, с рябым лицом.

Он снова поднес к ее губам кружку:

– Выпей еще. Это самогон местной выделки, из ягод и патоки, он очень крепкий и поможет тебе заснуть. К тому же это прекрасное средство против простуды, по себе знаю.

Незнакомец говорил с ней, как с маленьким, неразумным ребенком, – терпеливо, но настойчиво.

– Я не хочу ничего пить. И спать не хочу. Я хочу…

Прежде чем она успела закончить начатую фразу, тот запрокинул ей голову и насильно влил в рот самогон, так что Мария Михайловна закашлялась, и на глазах у нее выступили слезы.

Почувствовала, что её вот-вот вырвет, но сдержалась. Оглядевшись внимательнее вокруг себя, она поняла, что находится в самой обычной юконской хижине, сложенной из толстых бревен. Притом что на улице ярко светило солнце, в комнате был полумрак. На маленьком столике горели две свечи.

Мария пристально разглядывала развешенную на стенах одежду и ружья. Мысли путались в ее отяжелевшей голове. Сознание было затуманено и расплывчато. Комната кружилась перед глазами, качалась то вправо, то влево. Чужак участливо наклонился к ней.

– Тебе плохо?

Ее подняли на руки и куда-то понесли. Она силилась открыть глаза, но веки как будто налились свинцом и стали неподъемными. Почему вдруг стало так темно? Почему так сильно кружится голова?

Голос рокотал где-то вдали.

– Ну вот. Здесь ты сможешь спокойно заснуть.

– Нет… я не хочу.

– В жизни так оно и устроено, – добродушно и обстоятельно прогудел голос откуда-то издалека. – Разве ж я хотел сидеть в Синг-Синге два года за преступление, которого не совершал? Ну да ладно. Бог с этим со всем. Главное, что ты теперь со мной, и я смогу позаботиться о тебе, пока ты не встанешь на ноги. Если я рядом, тебе не о чем беспокоиться. Бог послал мне тебя, а тебе меня…

– Нет, я не хочу… Боже мой…

Маше казалось, что она медленно погружается в темную пучину, на самое дно, откуда нет возврата.

Сначала ее сон был спокойным и безмятежным. Потом стали появляться странные, пугающие видения, которые стремительно проносились в сознании и исчезали прежде, чем она могла понять, что они означают. Неизвестно, как долго проспала она, но когда открыла глаза, в комнате стало совсем светло. Неизвестный мужчина сидел за столом и что-то хлебал из жестяной миски – пахло наваристой мясной похлебкой. Мария судорожно сглотнула. Ей жутко хотелось есть, к тому же мучила жажда, горло пересохло, губы покрылись сухой коркой.

– Ну что, проснулась?

Она с трудом осознала, что в комнате еще кто-то есть. Она увидела давешнего незнакомца и с ним еще двоих, по виду типичных старателей. Мужчины сидели за столом, ели и вполголоса разговаривали. Был слышен негромкий стук ложек по оловянным тарелкам. Мария с трудом выдохнула:

– Дмитрий…

– Говорю тебе, Мэри, не стоит беспокоиться.

– Но я хочу знать… я должна знать. Что с ним? Он жив? Пожалуйста, скажите мне. Я уверена, что сразу поправлюсь, если вы мне скажете… Скажите…

– Сказать, кто я такой? – предположил незнакомец. – Я – Джозеф Смит.

Сказано это было с таким выражением, как будто бы Джозефа Смита должен знать каждый.

Мысль ускользнула от нее, Мария наморщила лоб и попыталась вспомнить, о чем она только что говорила. Джозеф подошел к ней с тарелкой:

– Поешь супа. Хороший, из оленины с копченым салом и перчиком.

– Нет. Дмитрий… мой муж… где он?

– Тебе незачем ломать над этим голову. Ты и без того сейчас слаба. Когда поправишься, мы поговорим о нем.

– Но я уже поправилась. Пожалуйста, ответьте… Ради всего святого…

Она сделала попытку сесть на кровати, но Джозеф насильно уложил ее обратно. У нее не было сил сопротивляться.

– Завтра. Поговорим завтра.

Мария снова провалилась в сон. Теперь ей снился Николай. Его голубые глаза гневно сверкали.

«Счастья тебе, Маша… Надеюсь, самопожертвование пойдет тебе на пользу».

Девушка то тонула во мраке небытия, то приходила в сознание. Иногда, хоть и смутно, она ощущала присутствие людей в комнате, потом тьма сгущалась, и она снова впадала в забытье. Временами даже слышала голоса.