Победила бы нынешняя Россия в Великой Отечественной? Уроки войны - Юрий Мухин

Сталин тем не менее Козлова не заменил. Не в одном Козлове, конечно, было дело, но каков поп, таков и приход. И возникает вопрос: почему не заменил?

Ю. Рубцов в записях Мехлиса обнаружил такие строчки, посвящённые генерал-лейтенанту С.И. Черняку, командовавшему на Крымском фронте 44-й армией: «Черняк. Безграмотный человек, неспособный руководить армией. Его начштаб Рождественский – мальчишка, а не организатор войск. Можно диву даваться, чья рука представила Черняка к званию генерал-лейтенант». (В 1943 году генерал-лейтенант С.И. Черняк в звании полковника командовал дивизией, на этой же должности к 1945 году стал генерал-майором.)

А действительно, «чья рука» представляла козловых, черняков и прочих к генеральским званиям и должностям? Сталин из тысячи довоенных генералов РККА даже по фамилиям знал очень немногих, даже фамилию генерал-лейтенанта Карбышева никогда не слышал. Мехлис, как комиссар, мог и обязан был оценивать их только по морально-политическим качествам, в профессиональном плане они были ему недоступны. Нарком обороны знал генералов, само собой, больше, нежели Сталин и Мехлис, но тоже хорошо знал только немногих, а остальных – по рекомендациям, по характеристикам. А кто давал характеристики и предложения о повышении в звании и должности наркому обороны и ЦК? Да всё те же генералы. И можно не сомневаться – давали нужные характеристики только «своим», т. е. тем, кто впоследствии, безусловно, будет поддерживать дающих характеристики. Можно называть это деликатно «профессиональной солидарностью», а можно откровенно «генеральской мафией», но суть остаётся та же – серая генеральская толпа никогда не даст выдвинуться талантливому человеку в силу того, что он для этой толпы опасен тем, что обязан не ей, а своему таланту. То есть талантливый генерал не станет членом мафии, он не будет помогать и поддерживать остальных генералов. Зато дурака генералы могут легко продвинуть, к примеру, представят наркому обороны «на выбор» на должность командующего Закавказским военным округом Козлова и человек пять ещё больших дураков, и нарком назначит Козлова. Когда лично не знаешь людей по деловым качествам, то просто не оценишь, кого именно тебе подсунули и есть ли у тебя в наркомате рокоссовские.

Конечно, внутри своей стаи генералы конкурируют и интригуют, но они немедленно и все становятся едиными, если речь идёт о том, что оценивать их будет кто-то со стороны, хотя бы тот же Мехлис. Если это допустить, то тогда конкуренты на их генеральские должности (полковники) служить будут не им, а Мехлису, а если Мехлис найдёт талантливых полковников, то те поскидывают с должностей старых генералов.

Причем если бы Мехлис предлагал снять Козлова с должности по своим политическим причинам, к примеру, потому, что Козлов, скажем условно, троцкист, то генералы бы не возражали – они в 1937 году сотни своих товарищей отправили в ГУЛАГ, чтобы занять их должности, посему охотно согласились бы и со снятием Козлова. Но Мехлис «посягнул на святое» – он предлагал менять генералов за профессиональную непригодность (надеюсь, вы понимаете, что храбрость является составной частью профессии генерала). А такое не прощает и не допускает ни одна профессия – ни медики, ни юристы, ни учёные – никто. Если бы предложение снять Козлова поступило от маршала Будённого – профессионального военного, то против этого генералы не возражали бы, но такое точно предложение Мехлиса, вполне вероятно, коробило и Будённого. Поэтому вряд ли стоит сомневаться, что все окружающие Сталина генералы, пусть и неявно (чтобы не брать на себя ответственность за Козлова), но настойчиво топили в глазах Сталина любые кадровые предложения Мехлиса, «капая Сталину на мозги», что Мехлис хотя в чём-то и прав, но Козлов на самом деле не так уж и плох, а действуют против Козлова обстоятельства непреодолимой силы, и другие генералы на его месте были бы ещё хуже и т. д. и т. п. В результате Сталин промедлил с заменой Козлова, а потом в досаде, что не послушал Мехлиса, Мехлису же и выдал всю свою боль и горечь от огромных потерь в Крыму.

Теперь о том, что Мехлис якобы мешал нашим прославленным полководцам гениально командовать, мешал тем, что «вмешивался в оперативные вопросы», т. е. отменял приказы этих полководцев, давал свои и тем самым командовал он, а не официальные командующие. Эта мыслишка подспудно проводится в мемуарах, вот, к примеру, Ю. Рубцов сообщает:

«Свидетелем тяжелой моральной обстановки, созданной в Крыму во многом усилиями представителя Ставки ВГК, стал в апреле 1942 года нарком ВМФ адмирал Кузнецов. Вот что пишет он в книге мемуаров «Накануне»: «И вот мы в штабе фронта. Там царила неразбериха. Командующий Крымским фронтом Д.Т. Козлов уже находился «в кармане» у Мехлиса, который вмешивался буквально во все оперативные дела. Начальник штаба П.П. Вечный не знал, чьи приказы выполнять ~ командующего или Мехлиса. Маршал С.М. Буденный (главком Северо-Кавказского направления, в чьем подчинении находился Крымский фронт. – Ю.Р.) тоже ничего не смог сделать. Мехлис не желал ему подчиняться, ссылаясь на то, что получает указания прямо из Ставки».

Кузнецову, как видите, так хотелось обгадить Мехлиса, что он уже не соображал, какими идиотами выставил себя и Будённого. Сталин послал их не свидетелями на свадьбу Мехлиса и Козлова, а для выяснения того, что мешает подготовке наступления в Крыму. Если Кузнецов увидел, что Мехлис «вмешивается в оперативные дела», то обязан был шифровкой немедленно сообщить об этом Сталину или сообщить во время доклада об обстановке в Крыму, который он сделал Сталину по возвращении в Москву. Но Кузнецов в своих мемуарах ни словом об этом не обмолвился, т. е. ситуацию с управлением на Крымском фронте тогда, в мае 1942 года, он считал, безусловно, правильной.

Во втором томе своих мемуаров («Курсом к победе») Кузнецов уже забыл, о чём писал в первом, и характеризует Мехлиса так:

«27 апреля, побывав в Новороссийске, я возвратился в Краснодар, а на следующий день мы с Буденным вылетели на Керченский полуостров.

Самолет, управляемый отличным летчиком В.Г. Грачевым, оторвался от взлетной полосы и, не набирая высоты, лег на курс. Невысокий кустарник мелькал почти под самыми колесами. Когда перелетели пролив, заметили несколько немецких самолетов: они только что бомбили в Керчи причалы и аэродром. Не задерживаясь, мы выехали в село Ленинское, где размещался командный пункт фронта. С.М. Буденного встретил командующий фронтом генерал-лейтенант Д. Т. Козлов. Едва начались деловые разговоры, как представитель Ставки Л.3. Мехлис взял инициативу в свои руки, решительным тоном внося то или иное предложение. Таков уж был у него характер.

Всякие разговоры о возможности успешного наступления немцев и нашем вынужденном отходе Л.3. Мехлис считал вредными, а меры предосторожности – излишними. Было наивно думать, что врагу неизвестно о нахождении штаба фронта в селе Ленинском. Логичнее было предположить, что противник умышленно не бомбит Ленинское, откладывая это до решительного момента. Именно так, с бомбежки КП, он начал наступление на Феодосию в январе 1942 года. А Мехлис уверял, что гитлеровцы не только ничего не знают о местонахождении штаба, но что нам и дальше удастся удержать это в секрете».

И всё. Но, между прочим, и о том, что Мехлис не хочет перенести штаб фронта в более безопасное место, Кузнецов тоже обязан был донести Сталину, но молчит о таком докладе, следовательно, и это враньё. Враньём являются и умные разговоры Кузнецова насчёт «возможности успешного наступления немцев» – именно полководцы, а не Мехлис, ничего не хотели об этом слышать, ведь накануне этого наступления вопреки полководцам именно Мехлис настоял на том, чтобы против немецкого наступления хоть какие-то меры были приняты.

Интересно, что маршал Василевский, в отличие от прославленного адмирала Кузнецова, в своих мемуарах даже косвенно не упрекает Мехлиса в том, что тот якобы «вмешивался в оперативные дела» и мешал командовать полководцам. Со стороны Василевского такое было бы уж очень большой наглостью. Во-первых, он ведь привёл телеграмму Сталина, в которой тот упрекает Мехлиса в обратном – в том, что Мехлис не вмешался в оперативное управление, т. е. не взял на себя управление фронтом. («Если «вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать», а вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для вас. Значит, вы ещё не поняли, что вы посланы на Крымфоронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки».)

Само собой, что и Рубцов процитировал эту телеграмму Сталина, но поскольку он, бедный, не понимает смысла даже простых слов, то этот упрёк Сталина Мехлису в том, что Мехлис не вмешался «в оперативные дела», у Рубцова вполне сочетается с собственными упрёками в том, что Мехлис «вмешивался в оперативные дела». Ну, так устроены мозги у «приобщившихся».