Женщина с пятью паспортами. Повесть об удивительной судьбе - Татьяна Илларионовна Меттерних
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Готфрида увели, но поначалу не тронули ни одного члена семьи. Лоремари выбежала через заднюю дверь, чтобы успеть на «молочный» поезд с деревенского вокзала Рейнфельд, который мог довезти её до Берлина и Потсдама. Она добралась до правительственного здания около семи часов утра и была впущена ничего не подозревающей поварихой. Она нашла оба ящика величиной с коробку из-под обуви спрятанными в подвале. Оставшиеся бомбы лежали в них, отделённые друг от друга, как «рождественские шары», как она описала это позднее. Они были тяжелы, как свинец.
Велосипеды, которыми пользовались Мисси и она, стояли ещё в коридоре. Она погрузила одну из коробок в маленькую корзину, которая была укреплена у руля, и поехала в направлении парка Сан-Суси с неопределённым намерением утопить её там в пруду. В спешке и в волнении она не обратила внимания на перекресток и столкнулась с мальчиком, развозящим хлеб и булочки на трёхколёсном велосипеде. Падая, она закрыла собой коробку, так как думала, что груз сейчас взорвется, и тогда уж пусть лучше вместе с ней.
Они разъехались, причём мальчик хотел дружески ей помочь поднять коробку. В смертельном страхе Лоремари вырвала пакет из его рук: «Спасибо, я могу сама», – воскликнула она и сделала вид, что коробка легкая, как пушинка, водружая её со всей силой мускулов назад в корзиночку. Оба извинились друг перед другом, и она поехала дальше.
С остатками мужества в величайшей спешке она поехала дальше к подножию террасы дворца Сан-Суси, ведущей к пруду. Спускаясь по лестнице, она сбросила коробку в воду, но бросила её неудачно, слишком близко к берегу, в мелководье, так что кусочек её высовывался из воды, зловеще бросаясь в глаза, как клык акулы.
Лоремари разыскала длинный сук, подвинула им коробку и утопила ее, подождав, пока та полностью не исчезла под водой. Когда она закончила своё дело и огляделась, кровь застыла у нее в жилах: на другом берегу пруда стоял мужчина, который наблюдал за ней.
Как долго он стоял там? Узнать это было невозможно.
Она снова вскочила на свой велосипед и в бешеном темпе поехала по узким улочкам Потсдама, чтобы обогнать возможных преследователей, и добралась наконец до здания правительства.
Оставалась ещё вторая коробка, но не было больше мужества вынести её оттуда. Внизу во дворе находился крошечный садик. Лоремари попыталась выкопать в нём маленькое укрытие с помощью не очень-то пригодной для этого лопаточки для угля. Был июль, земля была сухой и твёрдой, как камень. В отчаянии она позвала на помощь кухарку, и вместе они выкопали под маленьким деревом отверстие, коробка исчезла в нём, все следы были заметены и устранены. Потом она уехала, обязав кухарку молчать. Полчаса спустя гестапо вошло в здание и опечатало все бумаги Готфрида, включая его сейф. Затем они обыскали здание. Если бы коробки были найдены, ничто не могло бы спасти Готфрида. Может быть, бомбы всё ещё лежат там, где их спрятала Лоремари.
Мы были настроены решительно, чтобы держать Мисси подальше от Берлина. Между тем надо было кое-что предпринять, чтобы спасти нескольких заключенных. Было решающе важным, более того, жизненно необходимым, выяснить, когда заговорщики должны будут предстать перед судом. Для освобождения их теоретически это была единственная возможность, так как в это время их должны были перевозить из одного места в другое, и эта поездка могла служить благоприятной возможностью для спасения. Петер Биленберг, друг Адама Тротта, разработал план освобождения, но и он был вскоре арестован. Сын графа Хеллдорфса пошёл к Геббельсу, чтобы просить его о помиловании своего отца, шефа берлинской полиции. Геббельс отказался принять его и даже не затруднился сообщить молодому человеку, что его отец уже казнён.
Некоторым друзьям удалось присутствовать на заседаниях суда, причём они смело шли навстречу опасности быть арестованными, но ряды тех, кто мог помочь, всё более редели.
Жена Готфрида Бисмарка, Мелани Хойос, как и её брат и сестра, были арестованы и часами допрашивались гестапо. У Мелани произошёл выкидыш, который так её ослабил, что она потеряла сознание и при падении сломала челюсть. Позднее Хойосы рассказывали нам, что по отношению к ним глупость полиции обернулась большой помощью. Нужно было только говорить без умолку и часами пускаться в какие-нибудь ничтожные подробности. До того дня, когда очередь доходила до критических вопросов, проходило много времени и допрашивающие к этому часу уже окончательно запутывались во всём.
Мы были восхищены их мужеством и тем, что они во всём полагались на Бога, а также их способностью убедительно раскручивать бесконечные истории из своей жизни.
Лоремари познакомилась с эсэсовским офицером высокого ранга и навещала его теперь часто в его кабинете. В результате непринуждённой беседы и легкого флирта ей удалось выудить у него сведения, когда и где будут проходить заседания суда и кто и в чём будет обвиняться.
Вдруг неожиданно было проронено имя Готфрида. Лоремари от ужаса вскочила со стула, при этом уронив на пол чётки, которые она не выпускала из рук во время этой щекотливой беседы.
«У вас что-то упало!» – эсэсовский офицер успел поднять чётки раньше, чем она. Побелев, он посмотрел на неё, так как молниеносно сообразил, что не симпатия к нему привела её сюда. Напротив, для неё встреча с ним означала встречу с преемником ада. Поэтому и чётки. Неспособная что-либо ещё сказать или подумать, она взяла чётки из его рук и выбежала из комнаты, чтобы никогда больше не приходить сюда. Каждый день она ждала доноса, но, к её удивлению, он не стал мстить.
Соседи и друзья, жадные до новостей, часто приезжали к нам в Кёнигсварт. Среди них были некоторые товарищи Павла, офицеры, лечившиеся после ранений или болезней на близлежащих курортах в Карлсбаде и Мариенбаде.
Часто, поднимая их плащи, чтобы положить на стол, я нащупывала пистолеты в карманах, и сердце замирало от тревоги, так как обычно они не носили с собой никакого оружия.
Чтобы быть подготовленной, а не застигнутой врасплох, и немного выиграть время, я попросила Курта говорить каждому гостю, приезжающему на машине, что нас нет дома, а
