Секс с чужаками - Эллен Датлоу

Дуглас лежал на полу в обезьяньей комнате для игр, вентилятор обдувал ему грудь. Он придерживал сочинение Анни по «Сыновьям и любовникам» Лоуренса за уголки, чтобы не дать ему улететь.

Анни лениво повисла на перекладинах, укрепленных крест-накрест под потолком.

«Пол не получал удовольствия от работы, потому что начальник заглядывал через его плечо на то, что он пишет, — гласило сочинение Анни. — Но потом он снова стал счастлив. Его брат умер и его мать грустила. Пол заболел. Ему стало лучше и он вновь начал ходить к друзьям в гости. Его мать умерла и друзья его больше не развлекали».

Дуглас посмотрел на Анни поверх листка бумаги. Правда, это был первый случай, когда она прочитала «взрослый» роман, но все же он ожидал чего-нибудь получше. Он хотел было спросить, не написал ли за нее сочинение Вернон, но решил, что этого делать не стоит.

— Анни, — спросил Дуглас, усаживаясь, — про что говорится в этой книге на самом деле, как по-твоему?

Анни раскачалась и прыгнула на софу.

«Про человека», — ответила она.

Дуглас ждал. Продолжения не последовало.

— Но что сказано в ней про этого человека? Почему именно про него, а не про другого? Что в нем такого особенного?

Анни потерла ладонями друг о друга и не ответила.

— Что говорится про его мать?

«Она ему помогала, — ответила Анни, проворно шевеля темными пальцами. — Особенно когда он рисовал».

Дуглас нахмурился. Он вновь разочарованно уставился на исписанную страницу.

«Что я сделала плохо?» — обеспокоенно спросила Анни.

Дуглас попытался принять беззаботный вид.

— Ты все сделала просто отлично. Книжка была трудная.

«Анни умная, — просигналила орангутанша. — Анни умная».

Дуглас кивнул.

— Я знаю.

Анни встала на четвереньки, затем поднялась на ноги, словно двухэтажный косматый дом, покачивающийся из стороны в сторону.

«Анни умная. Писатель. Умная, — просигналила она. — Писать книгу. Бестселлер».

Дуглас сделал ошибку. Он засмеялся. В данном случае все было не так просто, как если бы один человек посмеялся над другим; сейчас то был акт агрессии. Анни была потрясена видом его обнажившихся зубов и резкими, неконтролируемыми, похожими на лай звуками. Дуглас попытался остановиться. Анни булькнула горлом и галопом выбежала из комнаты.

— Анни, подожди! — Дуглас побежал за ней. К тому времени, как он оказался снаружи, она ушла уже далеко. Когда у него заболела грудь, Дуглас перешел с быстрого бега на трусцу, медленно приближаясь к Анни по камышам. Она одиноко сидела далеко впереди и смотрела на его приближение. Когда он оказался рядом, Анни трираза подряд просигналила «обнять». Дуглас мешком рухнул на землю, тяжело дыша; в горле у него резало, как ножом.

— Анни, прости, — сказал он. — Я не хотел.

Он обнял ее обеими руками.

Анни прижалась к Дугласу.

— Я люблю тебя, Анни. Я тебя так люблю, что никогда не захочу сделать тебе плохо. Никогда, никогда, никогда. Я хочу быть с тобой всегда. Да, ты умная, хорошая и талантливая, — он поцеловал ее кожистое лицо.

Забыла Анни или простила, но боль, причиненная его смехом, исчезла из ее глаз. Она покрепче обняла Дугласа и издала тихий горловой звук — звук, предназначенный для него. Они лежали рядом среди хрустящих пожелтевших камышей и прижимались друг к другу. Дуглас физически чувствовал, как увеличивается его любовь к Анни. Более страстно, чем когда-либо в жизни, ему захотелось заняться с ней любовью. Он коснулся ее. Он чувствовал, что Анни понимает, чего он хочет, чувствовал ожидание в дуновении ее дыхания на своей шее. Слияние и завершение, каких он и представить себе никогда не мог, соединение их видов через язык и тело. Не тупое скотоложество, но взаимная любовь…

Дуглас влез на Анни и покрепче обнял вокруг спины. Когда он вошел в нее, Анни напряглась. Она медленно откатилась в сторону, но он продолжал цепляться за нее. «Нет». По лицу Анни прошла ужасная гримаса, от которой волосы на затылке Дугласа зашевелились. «Не ты», — сказала она. «Она меня убьет», — подумал Дуглас.

Прилив страсти схлынул; Анни отодвинулась от него и ушла прочь. Мгновение Дуглас тупо сидел, оглушенный тем, что он сделал, и гадал, как же он будет жить дальше с этим воспоминанием. Потом застегнул «молнию» на брюках.

Уставившись в свою обеденную тарелку, он думал: это то же самое, как быть отвергнутым женщиной. Я же не из тех, кого тянет к зверинцу. Не какой-нибудь парень с фермы, который не может найти, куда засунуть.

Ладони Дугласа еще помнили прикосновение ее плотной шерсти; в паху еще сохранилась память о соприкосновении с иной плотью. Сегодня днем в камышах эта память вызвала у него рвоту, а потом он пошел прямо домой. Даже не пожелал орангам спокойной ночи.

— Что произошло? — спросила Тереза.

Дуглас пожал плечами. Тереза привстала со стула, чтобы поцеловать его в висок.

— Ты, случайно, не простудился?

— Нет.

— Я могу что-нибудь сделать, чтобы улучшить твое настроение? — ее рука скользнула вверх по бедру Дугласа. Он тут же встал.

— Прекрати.

После этого Тереза сидела неподвижно.

— Ты что, влюбился в другую женщину?

Почему она не может просто оставить меня в покое?

— Нет. Мне нужно о многом подумать. Случилось много всяких вещей.

— Да ведь ты же никогда таким не был, даже когда работал над своей диссертацией.

— Тереза, — произнес Дуглас, проявляя, как ему казалось, незаслуженное ею терпение, — да оставь ты меня в покое. Никакой пользы не принесет, если ты будешь ко мне беспрерывно приставать.

— Но я напугана, я не знаю, что делать. Ты ведешь себя так, будто не хочешь, чтобы я была рядом.

— Ты всегда только упрекаешь меня, — Дуглас встал и отнес свою посуду в мойку.

Тереза медленно последовала за ним со своей тарелкой.

— Я просто пытаюсь понять. Это ведь и моя жизнь тоже.

Дуглас промолчал и она ушла — как будто кто-то велел ей не таскаться следом. В ванной он разделся и долго стоял под душем. Ему казалось, будто к нему пристал запах Анни. Казалось, что Тереза сможет его почуять.

Что я наделал, что я наделал…

А когда он вышел из-под душа, Терезы не было.

Дуглас подумывал сказаться больным, но он знал, что ничуть не лучше будет сидеть дома и все время думать об Анни, думать о Терезе, и что хуже всего — думать о себе самом. Он оделся, чтобы идти на работу, но позавтракать не смог. Понимая, что его страдания слишком заметны, он постарался расправить плечи, но как только вышел из машины перед школой, понял, что снова сутулится. С некоторым страхом он шел по коридорам. Секретарша приветствовала его закатыванием глаз.