Тайны Циты. 2. Декоративка. Книга 2 (СИ) - Грин Агата
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне надо было прижаться к стволу и не шевелиться, тогда бы был шанс, что меня не заметят, но я сообразила это слишком поздно. Я поторопилась, когда до земли осталось совсем близко, и спрыгнула; при этом я выпустила ветку, за которую держалась, и та, разогнувшись, шумно ударила по другой.
В спину дало порывом ветра, с головы слетел платок, и волосы разметались в воздухе. Я упала.
Со всех сторон послышались шум крыльев и треск; гуи старались до меня добраться, а ветки им мешали. Я подумала, что, в принципе, можно попробовать убежать, скрыться в лесу, и, вскочив на ноги, предприняла попытку к бегству. Меня сбили с ног; я завопила…
Выпустив из легких весь воздух, я замолкла и сжалась, но никто меня когтями не разрывал и клювом голову не отрывал. Одним слово, меня не торопились есть.
Я открыла глаза и взглянула в глаза смерти, чтобы понять, чего она медлит?
Гуи, который сбил меня с ног, внимательно изучал меня одним глазом и низко опустил клюв…на котором я заметила две борозды. Две борозды!
— Арта, — выдохнула я ошалело, и начала искать другие опознавательные знаки. Девчонка наша молодая, и потому не такая крупная, как взрослые особи, ее серенькое оперение еще не до конца сменилось пестрым…
Это и в самом деле оказалась она, Арта! Не будь я такой паникершей, заметила бы при приближении гуи, что хоть они без всадников, на них остались яркие ремни, указывающие на то, что они не дикие.
Я протянула руку, и она ласково «пощупала» ее клювом.
— Арта, Арта, — бестолково повторяла я; затем вспомнила «кодовые» слова, которым меня научил Зен, и повторила их. Это была лишняя предосторожность, гуи итак меня отлично узнала; если бы она не узнала меня, то другой гуи бы меня с ног сбил и сожрал бы… или отнес в когтях в Северную башню.
Я встала, уже не боясь, что меня разорвут, и прошла под ее крылом. Схватившись за один-единственный ремень на ней, я стала думать, что делать дальше. С одной стороны, мне повезло: меня нашли гуи с Северной башни, которых каждый день отпускали полетать, с другой стороны, мне не повезло, ведь они были без всадников и без «седел».
Я могу привязать к ремню на Арте свое сброшенное яркое платье, и отпустить ее в башню, к Зену. Он непременно поймет, что это значит, и вернется за мной. Но после того, что я провернула, Зен наверняка заперт где-то, его не отпустят, а Великая матерь уверена, что меня вообще нет больше в этом мире, ведь меня боги забрали.
Я покосилась на Арту. Зен учил меня, как влезать на гуи, втолковывал, как удержаться на них… Делать нечего. Судорожно вздохнув, я покрепче взялась за ремень и начала лезть на Арту; она помогла мне крылом. Мои руки скользили по перьям, ладони снова стали мокрые, я скатывалась с гуи, как букашка скатывается со скользкого листика… Арта не стала ждать, когда я устроюсь, просто взяла да оттолкнулась от земли; от этого движения меня на ней расплющило.
Ветки посыпались на нас дождем; треска стало еще больше.
Я не орала. Я молилась.
…Когда я слезла с Арты на верхнюю площадку Северной башни, навстречу мне вышли несколько всадников. Вышли – но не подошли близко. Эти трое здоровенных мужиков с оружием испугались меня.
Правильно, бойтесь.
Я не мэза, я хуже. Меня даже «боги» не приняли…
Ноги у меня дрожали, как желе, из-за долгого мышечного напряжения, то же самое было с руками. Я вся была – напряжение. В одной только грязной порванной сорочке, босая, со всклокоченными волосами, искусанная, я вскинула голову так гордо, словно была облачена в королевский наряд, и процедила:
— Ведите меня к матери.
И повели ведь! Иначе и быть не могло. Пока я была на взводе, пока я была не совсем в себе, пока я пугала, надо было действовать. Я не замечала, как на меня смотрят, не обращала внимания на шепоток и ахи, я шла к цели.
Мне нужна Верховная. Мы должны поговорить.
…Храм Великой матери я покинула ночью, все в той же драной сорочке, босая. Вопросы внешнего вида и самочувствия меня совсем не беспокоили; надо было определиться с другими, куда более значимыми вопросами, и мы с Верховной обсудили их. Это был долгий разговор тет-а-тет, во время которого мы ни разу не отвлеклись даже на глоток воды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Теперь мне казалось смешным, что я так боялась первый раз встретиться с Великой матерью, что даже споткнулась и коленки разбила… Как и сказал Александр, дочь Ногланы труслива. Одно только мое появление ввергло ее в панику: ужас какой, боги вернули дань! Такого не случались никогда!
Первым делом я поставила ее в известность о том, что данью не являюсь и что у меня особое положение, и предупредила, что тот, кто меня тронет, будут отвечать перед богами. Они направили меня сюда с определенной целью, и мое благополучие очень важно. Я даже не солгала; по большому счету, так и есть: Александр имеет на меня планы, и если со мной что-то случится, он будет рассержен.
Как приняла это преемница Ногланы? Молча. Я не услышала ни одного возражения. Разговор был долгим по другой причине…
Я сообщила Верховной, что боги не довольны ее политикой, что надо придерживать принципов, которых придерживалась Ноглана, что людям нельзя внушать похоть, чтобы подтолкнуть к ритуалам. Мэзава должна стать такой, какой задумывалась изначально – страной свободного выбора, страной, где нет рабства. Технологиями, которые дали боги, надо пользоваться умеренно и только в сложных случаях. Например, если бы Кетней остался жив, Великая матерь могла бы помочь ему избавиться от ужасных воспоминаний… Для этого ведь Ноглана просила «свет», чтобы помогать людям, а не делать из них марионеток.
Я также намекнула, что первая дань была гораздо меньше, чем сейчас. Ишь ты – семь девочек! А не жирно ли будет богам? В первый-то раз Мэзава отдала им всего одну, и отдала в обмен на технологии, на помощь. А теперь обмен уже не назвать равноценным: они берут слишком много, хотя дают мало. В идеале я хотела убедить Верховную совсем перестать отдавать дань, закрыть врата и не открывать, но она отказалась: без технологий богов никак.
Тогда я предупредила ее, что дань надо уменьшить, и что девчонки должны уходить к богам добровольно, приняв обдуманное и взвешенное решение. А во сколько лет можно принять более-менее взвешенное решение? В восемнадцать хотя бы, но не в тринадцать-пятнадцать…
Я говорила и говорила, Верховная слушала. Она ни разу не спросила, о том, что больше всего ее волновало: не заменят ли ее? Не отправили ли меня сюда вместо нее? Я понимала, что ее гложет этот вопрос, но не отвечала на него. Зато прямо сказала о том, что она делает неправильно. Ниэрад жесток, Ниэрад использует женщин, но этот порядок был одобрен богами, и он сохраняется до сих пор. А вот Мэзава изменилась, и это плохо. Надо вернуть все, как было.
Страх отпустил Великую матерь только под конец разговора, когда она убедилась, что останется на своем месте и что отделалась только предупреждением. Я так и не сказала ей, что боги – никакие не боги, потому что это бы только усложнило мое собственное положение; мне нужен был ее страх перед ними.
Сделав, что должна была, я отправилась в сопровождении воинов к Зену, которого, как я и думала, заключили под стражу, и снова в Северной башне. Я так устала и вымоталась, что засыпала на ходу, и в носилках заставляла себя не опускать налившиеся свинцом веки. Беременная женщина должна себя беречь, но я была к себе безжалостна, и это могло грозить мне выкидышем, но я не думала об этом. Я исчерпала свои силы, и мне нужен был Зен, мой Зен. Только рядом с ним я могла выдохнуть, только рядом с ним могла спокойно заснуть… После встречи с Александром я нуждалась в нем еще больше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})В подвальных коридорах башни было темно и сыро; зевающий охранник провел нас к камере и отпер. Я взяла у него масляную лампу и сама вошла внутрь. Зен пошевелился, проснулся, открыл глаза…
— Оставьте нас, — приказала я.
Лишние вышли; закрыв дверь камеры, я прижалась к ней спиной и, не в силах сделать хоть шаг, посмотрела на своего желтоглазого. Он плавно и бесшумно встал с кровати, подошел, но не решился меня коснуться… его взгляд бегал по мне: по волосам, ставшим паклей, по измученному лицу, по исцарапанным искусанным рукам и ногам в синяках…