Тайны Циты. 2. Декоративка. Книга 2 (СИ) - Грин Агата

 Ситара утомленно улыбнулась и предложила мне присесть; она начала извиняться за то, что не сможет уделить мне много времени. Я в свою очередь тоже улыбнулась, и  тоже утомленно.

Да, я могла бы поговорить с ней о беременности и безо всяких штучек  с ведунством, но  тогда бы  мне пришлось выслушать тысячу благодарственных молитв, радостных восклицаний и сентиментальных уверений о счастье. Мне же надо было выяснить без сантиментов, каковы перспективы моей жизни, как заботятся здесь о беременных, как ведут роды, спасут ли меня в случае чего, и какая судьба будет ждать моего ребенка, будь то мальчик или девочка.

 Войдя в разум Ситары, я угодила в омут ее размышлений о том, что делать с пятнадцатилетней Тилией, которая прибыла с побережья в качестве дани. Дань… я невольно заинтересовалась этим и продолжила изучать мысли Ситары. Итак, Тилии пятнадцать, регулы у нее начались совсем недавно и она девственница. Идеальная дань, но вот только не хочет она становиться данью, не понимает высокой чести: то кричит и капризничает, то плачет и умоляет отправить домой. Найти бы другую, да время поджимает, причем сильно. Церемония состоится вот-вот, а седьмая девица не готова к ней. Что делать? Разве что отправить ее к самой Великой матери. Вопрос-то серьезный, здесь ошибки недопустимы.

 — Что стряслось?  — спросила   у меня Ситара, продолжая думать о Тилии.

Я не ответила; у меня появилась идея, спонтанная, рисковая идея.  

Попасть к Великой матери не так уж  сложно, я побывала у нее уже, но толку? А вот чести разговора с ней мало кто удостаивается, только четверо прислужников имеют такое право. Но если дело касается дани, то правила отменяются, ведь это связано с богами. Тилия встретится с Верховной и поговорит с ней. Но кто поймет, Тилию ли ведут под покрывалами? Кто разглядит, какая именно закутанная девушка входит к Великой матери? Кто усомнится в решении Распорядительницы?

Вот он, мой шанс. Вот он, знак судьбы.

 — Ирина? — позвала меня мэза, заметив неладное, и я начала внушение.

Спустя несколько часов, закутанная с ног до головы, я была доставлена в храм Великой матери в сопровождении Ситары. Как я и думала, появление Распорядительницы и ее решение ни у кого вопросов не вызвали, и когда прозвучали два магических слова: «дань» и «сложности», двое прислужников Верховной провели меня через те самые двери…

Сказать, что я волновалась, это ничего не сказать: я вся вспотела под одеждами, в голове стучала кровь, к тому же меня стало мутить.  

«Дура беременная, что ты делаешь? Пошла к главному боссу, никому ничего не сказав, никого не предупредив!»

Мы быстро пересекли просторный зал, залитый дневным светом, и прошли через следующую дверь в коридор. Все, что я видела, это белые  каменные стены; мне ужасно был неприятен странный запах, витающий в воздухе,  который я не могла определить, и нервировали  резкие звуки наших шагов, резкие и отчетливые из-за стоящей тишины.  

В одном месте я не заметила подъем и споткнулась. Руки я успела выставить вперед, но это не спасло от травм: коленями я сильно ударилась о ступеньки. Прислужники вздохнули, подняли меня, взяли с обеих сторон под руки и так и повели дальше, чтобы я больше не спотыкалась. О том, что разбила коленки до крови, я говорить не стала, чтобы не задерживать мужчин. К тому же у них могли быть заскоки из-за крови в храме. Идти было больно, но эта боль меня немного отрезвила, я стала размышлять яснее.

Мы спускались и спускались, шли и шли… Я осознавала, что мы уже под землей, и недоумевала, откуда же тогда вокруг столько света, причем света яркого, не дневного, неживого. О, этот свет… я ведь помню его, очень смутно, но помню. Видимо, отложилось что-то в памяти после того «благословения похотью».

Мы остановились. Один из прислужников пошел вперед… Я разобрала его тихий голос  и еще один голос, отвечающий ему.

Он говорит с ней, с Великой матерью! Мы дошли! Как жаль, что я ничего не могу разобрать вокруг, кроме яркого света. Очередная волна дурноты накатила на меня. Как же не вовремя! Именно сейчас я должна быть сильнее и собраннее, чем когда бы то ни было.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

 Прислужник вернулся и кивнул тому, что оставался со мной. Они  велели славить богов за такую встречу и  быть почтительной, затем быстро поправили мое мудреное конспиративное одеяние,  чтобы я выглядела не такой помятой, еще раз предупредили о том, что это великая честь и бла-бла-бла,  и оставили меня в этом свете одну. Мои расшибленные  колени задрожали.

 — Не бойся, дитя,  — услышала я бархатный голос,  — подойди.

Я пошла вперед.

Глава 27

Она оказалась высокой, как Зен или Флана, и была облачена в белое простое одеяние, без аксессуаров и украшательств – ни пояса, ни золотой вышивки. Волосы прикрывал белый же платок, лицо было скрыто под вуалью.  Я забыла, как дышать, разглядывая ее, но, в общем, глазу не за что было зацепиться, кроме белого цвета. Из того, что увидела, я могла сделать лишь один вывод: женщина высокая и статная.

Что надо делать при встрече с Великой матерью? Поклониться? Я поклонилась, и почувствовала, как ткань платья прилипла к крови на коленке.  

 — Кровь? — заметила Верховная мэза.

 — Упала, пока шла к вам.  

 — Покажи.

Я задумалась на секунду и приподняла платье, открывая колени. Выглядело это совсем не так страшно, как ощущалось.  Великая матерь  тоже так решила.

 — Пустяки,  — проговорила она, и, как мне показалось, улыбнулась.  — Открой лицо, дитя.

«Если я открою лицо, она меня узнает и, возможно, сразу позовет прислужников. Мне этого не надо. А вот что надо – это увидеть ее глаза». 

Я сделала вид, что собираюсь открыть свое лицо, затем резко шагнула к Великой матери  и откинула вуаль с ее лица.  Меня интересовали только глаза; они оказались  темно-карими. Я попробовала войти в ее сознание, но не смогла. Тогда я попробовала еще раз, и снова не вышло.  

Черт!

Я застыла на месте и стала таращиться на Великую матерь; теперь уже мой взгляд панически бегал по всему ее лицу, отмечая, что лицо это  принадлежит женщине лет сорока пяти и что черты его заурядны, даже безлики. Ни одного намека на исключительность, особенность, необычность…

Я еще раз предприняла попытку войти в ее разум и снова неудачно.

От стресса и усилий меня бросало то  жар, то в холодный пот, виски словно сжимало  обручем. Я была слабее обычного из-за того что потратила силы на управление Ситарой и потому что была беременна. Но, может, все-таки получится на четвертый раз?

Не получилось.

 — Опасная забава – ведунство,  — произнесла Великая матерь задумчиво.  — В него легко заиграться. Ты ведь самой себе вредишь, свои же силы черпаешь.

 — Это мое единственное оружие.

 — Зачем тебе оружие? Разве тебе угрожает опасность?

 — Это вы мне ответьте…

 — Ты в безопасности,  —  уверила Великая матерь.  —  Как и любая другая женщина, оказавшаяся в Мэзаве.

Из меня вырвался нервный смешок, который   перерос в истерический смех. Мне совсем, абсолютно не было смешно, это была непредсказуемая реакция,  и я не могла ее остановить. Меня затрясло.

 — Тише, тише… — прошептала Великая матерь, и сделала то, от чего меня в самом деле перестало трясти – обняла. Ощутив ее руки на себе, я замолкла, и это тоже была непроизвольная реакция. —  Ничего не бойся.

«Не бойся»? Легко ей говорить… Я стала делать серию глубоких вдохов-выдохов, пытаясь успокоиться. Где-то на десятом выдохе мне  стало легче, и  я перестала трястись.  

Великая матерь отстранилась от меня и в свою очередь откинула вуаль с моего лица. Узнав меня, она не выказала удивления.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

 — Что тебе нужно? Зачем ты пришла ко мне обманом?

 — Только так я могла к вам попасть, — ответила я, ощущая, как капля пота течет по виску. — Только вы можете дать мне ответы.

 — Неслыханная дерзость, но я прощу ее тебе. Следуй за мной.

Мне показалось, что света стало меньше, или же мои глаза к нему притерпелись, так что я смогла разглядеть какие-то детали обстановки. Совершенно обычный диван вырисовался в этом свете, обычный столик… необычны только само помещение, освещение и воздух в нем. Я как-то дошла до дивана и опустилась на него.