Темный покровитель - М. Джеймс

как они падают на пол. — Ты мог бы нагнуть меня над раковиной прямо сейчас. Ты такой твердый. Тебе было бы так хорошо со мной, правда? Было бы так приятно зарыться в меня, пока ты кончаешь…

Сальваторе издает болезненный звук, и я вижу, как сгибается его вторая рука, словно он хочет дотянуться до меня. Он отступает назад, его рука все еще сжимает член, и я обхожу его по кругу до стойки в ванной, упираясь в ее край. Я помню его реакцию в то первое утро, когда я проснулась в его постели, когда я дразнила его и раздвигала ноги, позволяя ему видеть каждый дюйм меня. Не знаю, хочу ли я именно его или просто внезапная сила, которую я ощущаю, заводит меня, но я чувствую жар между бедрами, скользкую и влажную влагу моего возбуждения.

— Если ты так виноват, — пробормотала я, еще шире раздвигая ноги, — то перестань дрочить. Прекрати прямо сейчас.

Сальваторе судорожно сглатывает, его горло сжимается, когда его взгляд опускается между моих бедер. Я вижу, как его рука замирает на члене, вижу, как он пульсирует в кулаке, но он не останавливается. Он продолжает поглаживать, и я вижу, каких усилий ему стоит отвести взгляд от вида моей киски, открытой и влажной для него.

— Ты не можешь остановиться, — передразниваю я его, потянувшись вниз между бедер. Я настолько мокрая, что это пугает даже меня, и я раздвигаю свои складочки, чтобы он мог увидеть, чего именно ему не хватает. — Ты не можешь остановиться и не можешь трахнуть меня, так что же ты за мужчина, Сальваторе? Тот, кто не может контролировать себя, и не может трахнуть свою жену?

Я провожу пальцем по своему клитору, откидываясь назад и опираясь другой рукой на стойку, и Сальваторе стонет. На его лице страдальческое выражение, а рука сжимает пульсирующий член.

— Трахни свою жену, — мурлычу я, снова проводя пальцем по своему клитору. — Я такая мокрая. Разве ты не хочешь, чтобы я была вся на твоем члене? Разве ты не хочешь кончить в меня?

Сальваторе рычит, и прежде, чем я успеваю перевести дыхание, он пересекает пространство между нами и встает между моих ног. На мгновение у меня замирает сердце, когда я думаю, что он сейчас ворвется в меня, что он наконец-то сорвется. Но вместо этого он продолжает поглаживать, а другой рукой берет меня за подбородок и смотрит мне в глаза.

— Ты — бич моего существования, — шипит он, его голос задыхается от вожделения. — Ты — постоянная мука. Ты сводишь меня с ума, Джиа, и все, что я когда-либо делал, это пытался защитить тебя. Ты избалованная, неблагодарная женщина. Я продолжаю защищать тебя, а ты только и делаешь, что пытаешься причинить боль нам обоим. Пытаешься сломать меня… — Его голос оборвался на стоне, когда бедра сжались в кулак. — Ты проверяешь на прочность все, во что я верю, а для тебя это всего лишь игра.

— А ты украл у меня все! — Я пытаюсь освободиться от его хватки, но он держит меня крепко, не давая смотреть ему в лицо, пока он дрочит в дюйме от моей кожи. Я чувствую жар, исходящий от него, вижу каждую сжатую мышцу его тела. И, похоже, я тоже не могу остановиться. Мои пальцы все еще неистово теребят клитор, мое тело напряженно извивается, эмоции и похоть нарастают с каждой секундой, когда Сальваторе наклоняется ко мне. — Ты забрал все и ничего не возвращаешь.

— Я не позволю тебе разрушить все, чему я посвятил свою жизнь, Джиа, — рычит он. — Можешь пробовать сколько угодно, но я могу контролировать свою похоть.

— Интересно, что ты так говоришь, — задыхаюсь я, выгибаясь в руке, чувствуя приближение оргазма, — когда ты вот-вот кончишь на меня.

Сальваторе закрывает глаза, с его губ срывается стон, а все его тело напрягается. Я смотрю вниз, чтобы увидеть, как его член набухает в кулаке и пульсирует, а из его кончика выплескивается сперма, забрызгивая мой живот и грудь, а его бедра ритмично подергиваются. Он стонет, как животное от боли, его рука на моем подбородке напрягается, когда он трахает себя в кулак, и еще одна струя горячей спермы заливает мою грудь, вызывая мой собственный оргазм.

— О, черт! — Я громко задыхаюсь, спина выгибается, когда ощущения обрушиваются на меня, я хватаюсь рукой за стойку, чтобы удержаться на ногах, и громко стону. Это невероятно приятно, даже лучше, чем я могла бы подумать. Ощущение жидкого тепла, разливающегося по моей коже, в сочетании со звуком почти дикого стона Сальваторе и запретным напряжением усиливают мою кульминацию до такой степени, что кажется, будто она вырывается из моего тела. Я продолжаю теребить пальцами свой клитор, желая затянуть его, сделать его продолжительным. Я чувствую, как рука Сальваторе убирается от моего лица, слышу его прерывистое дыхание и открываю глаза, чтобы увидеть, как он поворачивается ко мне спиной и смотрит в сторону, подтягивая штаны на бедрах.

— Жаль, что здесь только один душ, — прорычал он, его голос был низким и раздраженным. — Но даже если из-за этого я опоздаю, я буду джентльменом и позволю тебе пойти первой, Джиа.

А затем он поворачивается и выходит из ванной, плотно закрыв за собой дверь.

* * *

Через полчаса я поднимаюсь и обнаруживаю, что спальня пуста. Я задержалась в душе дольше, чем следовало бы, не из желания заставить его еще больше опоздать, а просто чтобы привести мысли в порядок. Я чувствую себя растерянной и расстроенной как никогда.

Я думала, что буду испытывать большее удовлетворение от победы в этом конкретном бою. Я действительно выиграла думаю, Сальваторе, может, и не сдался и не трахнул меня, но он точно сделал то, чего не хотел. Он хотел заставить меня уйти, пока он будет заниматься делами сам, в одиночку. Я заставила его признаться в своих фантазиях, посмотреть мне в глаза, пока он давал себе облегчение, в котором так нуждался. Не говоря уже о том, что он потерял контроль над собой настолько, что кончил на меня, а я уверена, что он считал себя слишком сдержанным, чтобы сделать это. Но я не чувствую ни удовлетворения, ни счастья, ни контроля. Я просто чувствую усталость, как будто борьба начинает утомлять и меня. Как будто вся эта ситуация начинает меня утомлять.

Если Сальваторе говорит правду, и Петр действительно ужасно со мной обошелся, то я, несмотря ни на что, оказалась бы в плохой ситуации. Возможно, даже хуже, чем сейчас, если верить