Кусатель ворон - Эдуард Николаевич Веркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Про чайник он сказал уже грустно, наверное, на самом деле бабушка кинула в него кипящим чайником.
— Жохова в тебя стилетом запустит, — успокоил я. — Почувствуешь себя как дома.
— Жохова классная, — сказал вдруг Пятахин. — Романы сочиняет. Может, мне ее пригласить куда, а? Зверинец передвижной, кажется, в августе приезжает.
— Это мысль, — согласился я. — Но лучше к Жохову-старшему в секту запишись.
— Что?
— В секту, говорю, к Жохову, он тебя иерархом назначит.
Пятахин задумчиво почесался, видимо, взвешивал все «за» и «против» поступления в секту, а потом в кустах что-то тоже почесалось.
— Слышал? — прошептал Пятахин.
Я слышал. В кустах прохрустело, кусты колыхнулись.
— Может, опять страус? — предположил я шепотом. — Может, он тебя преследует, а?
— Страус? Меня преследует?
— История знала прецеденты.
Я достал из рюкзака ракетницу.
— Моби Дик помнишь? Там вот тоже преследовали, только там огромный кит был. А у тебя страус. Но, как говорится, каждому по масштабу личности его.
— Ты мою личность, пожалуйста, не затрагивай…
— Тихо.
Я взвел у ракетницы курок.
— Теперь этот страус тебя всю жизнь преследовать будет, — сообщил я. — И на могилку твою придет. Хатико знаешь?
Я представил себе — могила Пятахина лет через семьдесят, такие, как он, долго живут и в своей постели помирают, окруженные семейством и челядью. Так вот, могилка его, и каждый полдень к ней является престарелый седой страус, сидит на холмике, плачет и зовет, плачет и зовет. Хотя, если честно, мне совсем не хотелось шутить и думать в веселую сторону, ведь это на самом деле мог быть медведь. Конечно, лето, ягод полно, медведи не очень голодные, но все равно, медведь — штука опасная.
Кусты дрогнули. Вздрогнули даже. То ли малина, то ли смородина, какие-то густые лесные заросли, совершенно непроницаемые для взгляда.
— Говорят, что если в штаны наложить, то медведь тебя потом есть не будет, — сообщил Пятахин. — Ты как думаешь?
— Не знаю.
— А мне и не хочется совсем… — хлюпнул носом Пятахин. — Давай, стреляй уже.
Я поднял ракетницу, прицелился в кусты.
— Давай, шмаляй! — проскрипел Пятахин. — А то вылезет, мало не покажется…
Кусты взволновались, точно там был, по крайней мере, бегемот, или носорог, или жираф внаклонку, короче, два левиафана.
— Шмаляй, говорю! — потребовал Пятахин.
Вот стрельну, а если промажу? Попаду медведю не в глаз, а в пузо. Пузо загорится, медведь рассвирепеет и кинется.
— Стреляй! — взвизгнул Пятахин.
Кусты опять шевельнулись, я подумал, что там все-таки не медведь, а лось, как-то он совсем уж повсеместно шевелился. Впрочем, лось тоже не подарок, забодает.
— Ну!
Глупо стрелять, я ведь не вижу куда. А если попадешь в загривок — и он только больше рассердится? Чем можно от медведя оборониться? Скунсом. Скунс есть — я поглядел на Пятахина — он, конечно, воньлив, однако вряд ли сможет отогнать медведя.
— Дай сюда! — по-бабьи взвизгнул Пятак.
И неожиданно выхватил у меня ракетницу.
— Ты что…
— А! — закричал Пятахин и выстрелил в кусты.
Это было похоже на выстрел из бластера — ну, как в кино. Пылающий сгусток ударил в зеленку, оттуда рассерженно рыкнуло, осыпались листья…
И все. Тишина.
Пятахин сунул мне ракетницу и гадкой обезьянкой вскарабкался на ближайшую березку. Деревце было тоненькое и под тяжестью Пятахина согнулась, он повис.
А я не знал, что мне делать, ну не лезть же на самом деле на березу? Медведь там только так достанет.
Поэтому я перезарядил ракетницу и стоял, ждал, что дальше. А Пятахин висел. Так оно и продолжалось. Из кустов никто не показывался, медведь — если это был, конечно, медведь, — чего-то ждал.
Через несколько минут Пятахин съехал с дерева и шлепнулся на землю. Больше он на березку не полез, подбежал ко мне.
— Ты безнадежен, — сообщил ему я.
— Так я давно тебе говорил, от меня надо подальше держаться. Давай лучше сваливать, — указал пальцем Пятахин. — Обратно…
Я не стал спорить, пошли с поляны, ну его, кому хочется с медведем возиться… Шагали осторожно, прислушиваясь и приглядываясь, а если честно, мне хотелось и рвануть бегом. Но я знал, что так совсем нельзя — если медведь здесь, то он наверняка кинется…
Опять тряхнуло. На этот раз сильнее, повалились с ног, а подниматься не стали, лежали долго, боялись, что тряханет еще, не меньше десяти минут, потом успокоились, хотя Пятахин выразил сомнение. То есть уверенность, что это все-таки метеорит, разумеется, с некровирусом.
— Может, мы вообще на земле только двое остались, — предположил Пятахин. — Остальные уже мертвяки, уже мочат друг друга. Или пришельцы высадились и всех поработили уже…
…И уже загоняют плетками в трюмы своих звездолетов на предмет отъятия крови, желчи и прочих биологических субстанций.
Пятахин стал развивать идеи о том, что неплохо бы ему организовать и возглавить сопротивление, потому что именно такие, как он — решительные и целеустремленные, — могут повести народ к освобождению…
— Надо одеждой поменяться, — вдруг предложил Пятахин.
— Зачем? — не понял я.
— Жохова наложила проклятье, если поменяться одеждой — произойдет сбой программы — и мы выйдем.
Мне не хотелось переодеваться в пятахинское, я промолчал.
— Точно выйдем. Ну, если не хочешь меняться, давай тогда вывернем наизнанку. Это старый способ избавиться от проклятья.
И Пятахин стал переодеваться лежа, рассуждая о том, что из всего этого получилась бы отличная быдлеска. И даже не быдлеска, но настоящий полный быдломерт — фильм про приключения городских неудачников, заблудившихся в лесу.
Не знаю зачем, но я тоже переоделся, вывернул ветровку и штаны, наверное, пятахинское безумие проникло мне в мозг, с кем поведешься, от дурака и наберешься, это все давно проверено.
Вывернули одежду и стали глупее выглядеть, во всяком случае, Пятахин — подкладка его куртки была сшита из старого лоскутного одеяла, яркого, в индийских огурцах, в розах и кубиках. Он стал похож на Петрушку и сказал:
— Пойдем. Нечего тут совсем валяться. Вообще-то надо еще говорить задом наперед для надежности… Тогда точно подействует. Ну, или на другом языке можно… Слушай, Бенгарт, ты ведь немец, должен знать пару слов.
— А я не знаю, — огрызнулся я.
Пятак отмахнулся.
— Тут знание вообще не нужно, тут чтобы похоже было. Давай? Вот примерно так — вас ист дас, херр оберлёйтенант?
И на меня поглядел.
— Ну?
— Что «ну»?
— Булькни чего на ридной мове.
— Фройндшафт, — ответил я. — Фрюхтбаркайт, фабрикен унд заводен.
— Йа-йа, дас ист гут бутерброден.
Воспаление мозга. Где-то между концертом горлового пения и битвой в грязи. Я подхватил воспаление мозга воздушно-капельным путем, от Пятахина, когда он чихнул
