Приключения Никтошки (сборник) - Лёня Герзон

– Что он говорит, что он говорит? – силясь что-то понять, шептала она. Барвинка тряхнула головой – центр земли исчез, и пол снова стал непрозрачным. Она растерянно огляделась по сторонам.

– Он говорит, что вегетарианство технически невозможно, – грустно сказал кто-то из звержевцев.

Тут наконец до Барвинки дошло. Ее словно молотком по голове стукнуло. Только сейчас она поняла, какую кашу заварила. Оказывается, недостаточно было убедиться в том, что с научной точки зрения коротышки могут прожить без мяса и даже без молока, шерсти и яиц. Они с Кнопочкой изучили этот вопрос со стороны коротышек, но совершенно ничего не узнали про то, что происходит со стороны коров! О, как была права Кнопочка, когда говорила, что любой вопрос, любую задачу надо вначале хорошенько изучить и только потом, только потом уже браться за ее решение! Что же ей делать теперь? Как объяснить всем этим собравшимся толпам, что она просто головой как следует не подумала? Да ведь она перессорила весь город! Столько малышей из-за нее передралось и понаставило друг другу фонарей под глазом! Столько ущерба она нанесла продуктовым магазинам, ресторанам, кафе! Репутация Кастрюли, шефа «Патиссона», безнадежно подмочена!

Где-то возле сцены все еще раздавалось куриное кудахтанье, но оно теперь Барвинку только раздражало. Надавать бы этой курице по ее глупой голове! Хотя ведь она, Барвинка, еще глупее! От этой мысли у нее перехватило дыхание и слезы выступили на глазах. Захотелось стукнуть саму себя кулаком по башке, и Барвинка едва сдержалась, чтобы не сделать этого.

А Гнобик, видно, нарочно молчал. Не сказал больше ни слова. Спокойно стоял и курил свою сигару. Барвинке хотелось думать, что он наслаждается эффектом от произнесенной им речи. Если и так, то, во всяком случае, делал он это тайно – на лице главного мясоеда не было и тени улыбки.

Барвинка стояла на сцене красная, как рак. Кнопочка опустила голову. Вегетарианцы чувствовали глубокое унижение. К чести мясоедов стоит сказать, что никому из них не пришло в голову дразнить своих врагов. Упавших на землю, как говорится, не добивают. Площадь молчала. Только где-то возле ног бронзовой Свободы послышался чей-то тоненький голосок:

– Разорвется вымя… какой кошмар! Зачем я сюда пришла? Я теперь целый месяц спать не буду!

Глава тридцатая

УСТАЛИ

Доктор Таблеткин уже ни о чем больше не думал. Получив от сошедшего со сцены Гнобика микрофон, он, тупо глядя на него, произнес:

– Слово нейтральной стороне. Герадокл…

У философа, несмотря на то, что он почти всю ночь гулял по городу и целый день простоял в своих сандалиях на площади, было полно сил.

– Граждане! – взбежал он на трибуну. – Мы еще не пришли к пониманию, что такое хорошо и что такое плохо! Хотелось бы рассмотреть этот вопрос с философской точки зрения. Что лучше: жить полной жизнью и потом умереть или вообще не родиться? Сейчас свиньи хорошо питаются, их селят в теплые свинарники, где им не страшны волки и прочие хищники. Они счастливо там живут, правда, потом из них делают мясо. Но, если все коротышки откажутся от мяса, то никто не будет держать свиней, и они вообще перестанут рождаться! Как правильно тут заметил один оратор, мясо свиньи намного вкуснее мяса хищников. Может, само небо уготовило свиньям такой жребий, сделав их неповоротливыми и вкусными?

Герадокл многозначительно поднял палец вверх, и коротышки невольно посмотрели на небо. В его высокой синеве клубились редкие облака, напоминавшие куриные перья.

– А может, в этом смысл жизни свиней? Перестаньте делать из свиньи мясо, и вы отнимете у нее смысл жизни!

Рыболов Мормышкин, который все-таки не ушел на речку, подошел к стоящему у края сцены поросенку. Поросенок что-то ел из своего корыта, и видно было, что еда ему очень нравится. Выражение морды у него было довольное, и он даже тихонько похрюкивал. Маленький поросенок для коротышки – как для нас бегемот. Мормышкин доходил ему примерно до середины брюха. Сошедший с трибуны Герадокл передал микрофон рыболову.

– Что, брат, скажешь? – почесал тот поросенка за ухом. – Лучше прожить веселую, интересную жизнь, как у тебя, и потом стать бифштексом, или вообще не родиться?

Поросенку понравилось, что его чешут – он благодарно захрюкал. Казалось, он даже улыбается.

– Он вполне доволен жизнью! – констатировал Мормышкин. – Думаю, животное даже не понимает, чего эти вегетарианцы от него хотят!

Все-таки Барвинка овладела собой и взяла микрофон. Солнце уже почти зашло за край дома, и только небольшой его кусочек освещал сцену сзади. Если бы лучи не слепили митингующих, они бы увидели, как плохо теперь выглядит предводитель вегетарианства. От длительного недосыпания у нее были огромные синяки под глазами, а от голода Барвинка едва держалась на ногах. Волосы у нее были всклокочены.

– Я согласна, – сказала Барвинка. Язык у нее заплетался. – Предложение Рояля чересчур… отказавшись от молочных продуктов… яиц, шерсти… мы сделаем существование животных… существование невозможным. Может… может, животные и не рабы вовсе. Конечно, мы забираем у них яйца и прочее… но взамен мы кормим, поим, пасем… защищаем… любим… гладим… обогреваем…

– Чего это с ней? – спросил у Авоськина Небоськин.

– Не поймешь, чего говорит, – ответил Авоськин. – Какую-то чепуху.

– Но всё же, – встрепенулась Барвинка. – Но всё же, всё же! Зачем же их убивать? Ведь можно найти компромисс!

– Ну какой, какой тут может быть компромисс? – крикнул кто-то из мясоедов. – Хватит уже компромиссничать! Ужинать пора!

Но Барвинка не обратила на это внимания.

– Давайте продолжать яйца, – сказала она. – Есть яйца, пить молоко, носить мех. Но откажемся только от мяса! И тогда животные не будут страдать и будет всем хорошо! Вы здесь так цинично высказывались по поводу геройской смерти, но посмотрите на этого бедного поросенка и на этих несчастных цыплят! Разве вам их не жалко???

Наступил вечер. Солнце, которое во время открытия митинга светило в глаза ораторам, теперь слепило слушателей, а ораторов освещало со спины, и они казались какими-то странными силуэтами. Всю принесенную с собой еду и вегетарианцы, и мясоеды давно уже съели. Сидеть было не на чем, у всех болели ноги. Многие ныли и хотели расходиться, но активисты обеих сторон уговаривали их остаться.

– Нельзя же вот так просто взять – и сдаться в последний момент! – говорили и те, и другие. – Митинг практически окончен. Сейчас Таблеткин произнесет заключительную речь.

Доктор Таблеткин действительно снова вышел на сцену и взял микрофон. Его слегка пошатывало. Белый халат врача был так забрызган кетчупом, словно он только что вышел из операционной, где вырезал какому-нибудь несчастному коротышке аппендицит или грыжу.

– Гм… гм… – начал Таблеткин. – Мы выслушали мнение каждой из сторон. Больше, к сожалению, мы не можем дать никому высказаться. Да. Потому что скоро стемнеет, и пора будет ложиться спать. А мы еще не ужинали. Теперь нужно решить, что нам делать. Гм… во-первых, по-моему, всем ясно, что отказываться от яиц, молока и… – доктор сделал неопределенный жест рукой, – в данный момент невозможно. Может быть, в далеком будущем, но не сейчас. Надеюсь, со мной все согласны?

– Согласны! – прохрипели уставшие мясоеды.

– Ладно уж, согласны! – донеслось от вегетарианцев.

– Тогда нам остается решить только один вопрос. Что нам делать? Оставить всё как есть и спокойно продолжать есть мясо? Или все-таки ограничить нашу диету и употреблять меньше мясных блюд?

Хоть митингующие уже порядком устали, все-таки на площади снова поднялся шум.

– Ну, снова-здорово! – послышалось от вегетарианцев. – Оставить всё как есть! Для чего, спрашивается, было всё это затевать?

– Для того, чтобы вы убедились, какой вы бред придумали! – отвечали им мясоеды. – Чтобы вы наконец вылечились от мясобоязни, которой вас две недели назад заразила сумасшедшая Барвинка, и стали нормальными коротышками!

– Граждане! – сказал доктор Таблеткин. – Попрошу не ругаться! Время позднее, и все мы хотим разойтись по домам.

– Умный какой! – крикнул кто-то. – Он – по домам, а несчастных цыплят – в духовку!

Но Таблеткин пропустил это мимо ушей и сказал:

– Предлагаю голосовать! Кто за то, чтобы оставить всё как есть, прошу поднять руки!

В рядах мясоедов поднялся лес рук.

– А как мы их считать будем? – спросил Шмунька.

– Не надо пока считать! – ответил доктор. – Пока сравним приблизительно. Если увидим, что одних намного больше, чем других, то и считать не надо. Кто за то, чтобы от мяса отказаться?

Лес мясоедских рук с шелестом опустился, и похожий лес поднялся над вегетарианцами.

– Ничего не понимаю, – пробормотал доктор Таблеткин. – Слушай, Знайка… демократический способ что-то не работает. Получилось примерно пятьдесят на пятьдесят. Как же нам к компромиссу-то прийти? Что же делать?