Записки прижизненно реабилитированного - Ян Янович Цилинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ольга Васильевна невольно улыбнулась. Лед растаял. После этого случая женщины много лет дружили. Ольга Васильевна лечила детей Эсфири Соломоновны, а потом, когда они выросли, то и внуков.
Пользуясь полученным уроком, мать Василия за зиму незаметно приодела студентку.
Ее глазами
Светлана вызвалась заниматься с Василием не только потому, что испытывала благодарность к обогревшей ее семье. Ее привлекал ученик. Когда Иголкины ждали возвращения сына из лагеря, Светлане казалось, что приезжает знакомый ей человек. До этого она приходила в дом, полный тоски об утраченном сыне. Дух Василия незримо витал в комнатах. Образ его оживал в фотографиях, вещах, книгах, в рассказах и слезах матери.
У Иголкиных была собрана хорошая библиотека — книги издательства Сытина, библиотека великих писателей и энциклопедия издательства Брокгауза и Ефрона, почти полный комплект издательства «Academia», книги по истории — труды Соловьева, Ключевского, Карамзина, Костомарова, Шлоссера и многое другое. Светлана получила разрешение пользоваться библиотекой. В книгах она часто встречала заметки Василия, сделанные на вложенных меж страниц листках. Иногда отношение к прочитанному выражалось в междометиях, вопросительных и восклицательных знаках, оставленных на полях. По этим следам Светлана проникала в душу Василия. Студентка читала «Портрет Дориана Грея» и чувствовала, что Василий понял стремления лорда Генри глубже, чем это сумела сделать она. Василий водил ее по страницам книг Карамзина, Соловьева и Ключевского. Светлана переносилась во времена Ивана Грозного и видела, что это не великим государь, как говорилось в институтском учебнике истории, а изувер и ничтожество. Ее поразила заметка: «Народ — соучастник преступлений царя Ивана. Общая вина — безумное молчание и покорность. Русь понесла кару в годы смуты». Изумительным было путешествие по страницам книги «Величие и падение Рима». Чеканные слова, написанные размашистым почерком, помогли Светлане открыть мир Римской империи.
Василий прочел много книг, но не всегда понимал прочитанное. Необъяснимым было его мнение о Диккенсе: «скука, пошлость, примитив». В голове не укладывалось, как человек с душой и сердцем прошел мимо смешного и возвышенного, наполняющего книги английского писателя.
Когда Светлана узнала о предстоящем возвращении Василия из лагеря, то чуть ли не первой ее мыслью было: «Я открою ему прекрасный мир героев Диккенса!»
Автор должен позволить себе маленькое отступление. Заметки Василия, которые Светлана находила меж страниц книг, сохранились там по воле случая. Их должны были изъять при обыске. Этого не произошло по неожиданной причине. В самом начале обыска капитан, руководящий операцией, обнаружил на столе французскую книгу «Приключения короля Буссоля» с многочисленными цветными иллюстрациями, по советским меркам начала 50-х годов более чем фривольными. Капитан уселся с книгой в кресле и засопел от удовольствия. Два помощника разглядывали иллюстрации из-за его спины. Минут двадцать троица занималась королевскими похождениями. Раздавались восклицания, которые автор не решается повторить. Капитан с сожалением захлопнул книгу и приказал:
— Перевернуть весь дом и отыскать порнографическую литературу!
Сочинения Ключевского, Шекспира, Толстого, Достоевского, Дюма к порнографии никак не относились. Книги выбрасывались из шкафов на пол. Их не листали и не просматривали. Заметки Василия остались на своем месте. Чекисты не обнаружили желаемого. На Лубянку отправили лишь книгу про шалости короля Буссоля. Плохо кончились его пикантные похождения.
В первые дни после возвращения Василия в Москву Светлана видела его дважды. Перед ней предстал человек, который испытывает счастье от того, что он существует.
— Это лучшее время в моей жизни, — говорил Василий. — Я не знал раньше, что солнце светит так ярко, и не видел столь голубого неба и изумительных облаков. Ночью звезды рассыпаются по небосводу и сияют, как бриллианты. По утрам меня будит воробьиный хор. Я способен целые дни бродить по улицам и готов обнимать прохожих и целовать камень домов.
Выражая свои чувства, он читал Блока:
Были улицы пьяны от криков,
Были солнца в сияньи витрин.
Красота этих женственных ликов!
Эти гордые взоры мужчин!
Василий что-то увлекательно рассказывал, быстро менял темы, декламировал стихи, шутил и заразительно смеялся. У него были поразительный голос с постоянно меняющимся тембром и немного прерывистая речь. Светлане казалось, что эти звуки передают порывы души и удары сердца. Не меньше, чем голос, привлекала улыбка. К ней подходило лишь одно слово — ясная. Скоро Светлана почувствовала, что наполняющая Василия радость не прогнала из его сердца печаль. Она угадывалась в интонации и порой светилась в глазах.
У Иголкиных по случаю возвращения сына и майских праздников бывали гости. Василий сторонился многолюдной компании и стремился остаться в узком кругу. Часто в качестве собеседницы он избирал Светлану.
— Знаешь, Света, — услышала она. Василий больше не улыбался. Затаенная печаль в глазах вспыхнула словно тлеющий костер, раздутый порывом ветра. — Я вижу радость мира потому, что побывал в тюрьме. Какая нелепость! Тюрьма, страшная и ненавистная тюрьма дает понимание радости!
Светлана поняла, что за пришедшее к нему счастье заплачено дорогой ценой. Над Василием тяготело прошлое. Она и сама ощущала такой груз. В сердце осталась боль от разбитой любви и ужаса жизни со ставшим постылым мужем.
Василий был не только хороший рассказчик, но и внимательный собеседник. Он умел слушать и расспрашивать. Светлана видела, что ее слова для него важны и значительны. Жизнь в последний месяц осложнилась. Пошли дрязги с бывшим мужем. Она не говорила об этом даже с близкими людьми, но сейчас почувствовала непреодолимое желание поделиться своей бедой с Василием.
Словно догадываясь, что творится в душе у собеседницы, он не поддержал разговор и сказал:
— Света! Твой дурной сон пролетел. Самое страшное прошло. — Он улыбнулся. Немного печальные глаза его наполнились теплом. — Впереди тебя ждет только хорошее. Ты такая замечательная! — Василий знал от матери о жизни Светланы, а из ее рассказа понял, что над ней сгустились тучи.
Светлана оценила деликатность Василия: «Он бережет меня и не дает бередить старую рану!»
Но это чувство тут же сменилось досадой на себя и обидой: «Нет, он дает понять, что не имеет права на мою откровенность!»
Светлане хотелось продолжить знакомство, но сделать этого не удалось. Весь май Василия невозможно было застать. В июне начались экзамены в институте. Светлана прекратила давать уроки и перестала приходить к Иголкиным.
Коля Рябчиков
В начале июня Светлана проходила мимо Большого театра. Ее остановил голос Василия:
— Света, ты не представляешь, как я рад, что тебя вижу! — И улыбка, и топ, и взгляд
