За линией Габерландта - Вячеслав Пальман

— Шутки в сторону, парень. Могли бы и кокнуть. И не нашли бы. Утащит река в море — ищи-свищи. А убийце скрыться — пустяк. Шагнул в тайгу — и пропал. Вот как тут бывает. Но кто? Кто мог стрелять?

Неужели все начинается сначала? У Пети Зотова не могло быть иных врагов, чем те, старые враги его отца. Он и сам утверждает, что так. Может быть, из-за девчат? Но он очень скромно себя ведет, по этому поводу в совхозе даже потешаются. Какой-нибудь пришлый бродяга? Но тогда он не ушел бы от жертвы, ведь его цель — грабеж. Эта версия тоже отпадала. Значит...

Угадав мою мысль, Шустов сказал:

— Те самые. Испугались. Догадываются, что, раз приехал, будет искать мерзавцев, которые убили отца. Белый Кин и — как его? — Никамура. Выходит, здравствуют подлецы, где-то недалече околачиваются. А может, и в нашем коллективе, в совхозе, под чужим именем. Вы понимаете, ребята, как это серьезно?

Мы понимали. Мы теперь поняли, что к чему. Скверная нам жизнь предстоит: под прицелом. Тебя знают, а ты не знаешь. Как дичь на охоте: жди выстрела из-за угла. В тайге, в поселке, на дороге. Где угодно.

— Объявили войну, гады. — Петя Зотов сжал кулаки. — В открытую. Не боятся, силу свою чувствуют.

— И выдали себя, — добавил Шустов. — Теперь мы, по крайней мере, знаем, что надо быть начеку. — Он вдруг заморгал, снял очки, опять надел их и уставился на Зотова. — Слушай, а кто вообще может знать о наших намерениях, кроме нас троих? Ты кому-нибудь рассказывал? — Он ткнул пальцем в мою сторону.

— Зубрилину. А тот говорил агроному Руссо. Кому рассказывали они двое, я уж не знаю.

— А ты? — Он перевел взгляд на Петю.

— Вот этому, как его... Ну, что ревизовать приезжал.

Взгляд Шустова стал жестким.

— Конаху? Зачем, позволь тебя спросить?

— Да так. Ночевали вместе, разговорились...

— Эх ты, божья коровка! — Шустов явно разозлился, шумно задышал. — А что он за человек, ты знаешь? Нет? Чего же в свои тайны посвящаешь? Кто тебя за язык тянул, я спрашиваю?..

— Вы думаете... — начал я.

— Ничего я не думаю! — загремел Шустов. — Мальчишки вы оба! Никакого понимания. А сами то и дело говорите о бдительности. Бдительность! С вами соблюдешь бдительность, на всех углах звоните. Вот мы какие! Вон что задумали! Смотрите на нас, удивляйтесь!

— Вы полагаете... — снова начал я, пытаясь успокоить директора.

Он перебил меня:

— Когда этот Конах уехал?

— За два дня до выстрела, — сказал Петя.

— На чем? Куда?

— Мы ему дали лошадь и провожатого. Сказал — до рыбного промысла, а там катером.

— У него было ружье?

— Нет. Только портфель.

— Ну и что ты ему рассказал?

— Все. И как было с отцом, и о встрече с Шахурдиным, и о револьвере. Сказал, что будем искать негодяев.

— Вот-вот. Выложил на блюдечке. Раз-зява! — грубо обрезал его Шустов.

Петя потупил голову. Он знал, что виноват.

Иван Иванович понемногу успокоился. В конце концов, дело сделано. Слово не воробей. О планах Зотова знает слишком много людей. Кто же стрелял?

— Ну вот что, сыны, — сказал Шустов. — Пока Зотов останется здесь. На вашем попечении. Пойдемте в палатку и расскажем ребятам. Пусть знают. Народ, я вижу, надежный, в обиду вы друг дружку не дадите. А я тем временем попробую кое-что узнать.

Директор рассказал о покушении очень сжато. Ребята поняли, что Пете Зотову угрожает опасность.

— Пусть только сунутся, — сказал Серега. Глаза у него потемнели, а лицо стало строгим и жестким.

Покончив с этим делом, мы пошли показывать Шустову остров. Место понравилось директору. Он похвалил Бычкова. Приказал:

— Давайте-ка пробьем сюда трассу. В общем, что там надо: съемку, нивелировку, ось будущей дороги... Километров двадцать? Дело ясное, отделение совхоза здесь будет. Как только исследуем почвы, найдем, что помехи отсутствуют, так сразу и за постройку. А чего ждать? Раз надо, значит, надо... — Шустов повеселел, похлопал Петю по плечу: — А ты голову не вешай. Мало ли что бывает!

— Я не вешаю, откуда вы взяли, Иван Иванович? Я задумался только. Теперь мы знаем, что убийцы отцаживы. Объявились, гады. Мы их найдем. Правда?

— Найдем, — сказал Шустов. — Это точно. Они выдали себя. Будьте начеку. Это не игра, а бой. Слышите, ребята? Бой не на жизнь, а на смерть.

— Слышим, — дружно сказали мы все.

Он уехал. Мы сидели, погруженные в раздумье. Как-то не вязалось: тихая, почти первобытная природа, лесная даль, простая мирная работа — и вдруг покушение на жизнь человека, злодейство, мрачные тени прошлого. Нелепость. Но в общем-то мы понимали, что к чему. Мы отвечали за жизнь Пети Зотова. В конце концов, мы защищали не только его жизнь, но и свои жизни, свой труд, свою родную землю.

Прошла неделя, другая. Ничего не случилось. Мы по-прежнему вели изыскания, наметили в тайге ось будущей дороги, исследовали грунты, определили место агробазы, скотных дворов, сделали план поселка и земель. Бычков ушел с отчетом в совхоз..Вернулся он ночью, принес газеты и письмо мне. Я нетерпеливо разорвал конверт:

Шустов писал:

«Был на рыбном промысле. Павлов сказал, что ревизор жил у них три дня. Он уехал в Магадан второго июня, то есть на другой день после покушения у реки. Павлов сказал также, что ревизор брал у него ружье и все три вечера ходил на охоту. Извел одиннадцать патронов, убил нескольких уток. Как видишь, очень серьезные улики. Я рассказал об этом уполномоченному оперотдела. Он сделает запрос в Магадан, там последят за ревизором и узнают, что за личность этот Конах».

Я дал письмо Пете. Он прочитал и задумался.

— Непостижимо! — сказал он. — Мера человеческой подлости. Быть моим гостем и стрелять в спину! Но пока это только подозрения, не так ли? Проверят и выяснят. Понимаешь, до меня не доходит, как можно...

За завтраком мы просмотрели газеты. Довольно спокойная жизнь течет в нашей стране. Сообщения о стройках. Фельетоны. Жаркий спор по поводу системы «дубль-ве» в футболе. Гастроли хабаровского театра в Магадане. На четвертых полосах — телеграммы о войне. «Как сообщают из Лондона...», «Наш берлинский корреспондент передает...» И только вот одно... Над подписью редактора газета «Советская Колыма» дала некролог:

«Коллектив геологоразведочного управления с глубоким прискорбием сообщает о трагической смерти при исполнении служебных обязанностей старшего инженера-геолога Бортникова Степана Петровича, последовавшей в результате несчастного случая 23 мая в районе реки Май-Урья».

И много-много подписей.

Потом мы, как всегда, забрали инструмент, повесили за спину ружья (с ними мы теперь не расставались) и пошли по своему острову. «Остров Надежды» — так назвали мы его.