Вольные повести и рассказы - Юрий Тупикин

– Ты серьёзно?! – опешила Надя, заодно переходя со мною на «ты».

– Не всегда же шутить… – скромно я подтвердил. Она засмеялась. Смех был хороший, такой как бы сонный. И голос девичий, будто спросонья, родной… И поправила белокурую прядь. У нас таких зовут «белокуриха». Она выходила из шока…

– Хорошо. Говоря не дословно, Кант требует поступать так нравственно, чтобы и другие поступали также. А к людям относиться как к цели, а не только как к средству… – Впервые в Покровке прозвучали сакраментальные мысли великого философа.

– Умница. А теперь приложи этот повелительный императив к нашей ситуации и поясни, что к чему! – доставал я чувашку. Мне это было надо.

– Сфинкс задавал один вопрос, а ты два… – остроумно съязвила девушка.

– Сфинкс не учился в университетах, а мы с тобой их заканчиваем. Ты да я – два университета, встретились, беседуем…

– Ах, беседуем… Ну, хорошо. Ситуация такова, что вы действуете не по Канту, а по Языцам…

– Откуда знаешь Языцы? – приятно было видеть ягодку с одного огорода, её сразу видно.

– Это уже из третьего университета… – являла девушка ум. Я засмеялся.

– Продолжать?… – смеялась и Надя.

– Да, да. Надёжа, продолжай! Я правильно тебя называю? – Ещё одна, стесняющаяся своего имени.

– Ты смекалистый, в паспорте так… Ну вот. У вас цели и средства совмещены обычаем смотрин невест. Вы поступаете нравственно применительно к своей цели, а мы, здесь собравшиеся фотомодели, для вас не более, чем средства. В свою очередь, мы явились не по принуждению, а по замыслу уже своей цели – теперь уже вы для нас средство, и мы квиты. Таким образом, цели и средства меняются местами и совпадают. И я не вижу здесь ничего безнравственного. Следовательно, во второй части своего императива Кант недостаточно диалектичен… Языцы круче… Я слышала твоё «ха-ха», мы можем сказать это вместе.

– Ха-ха-хаа… Ха-ха-хаа… – Уж не знаю, что понимали люди вокруг нас, но и они смеялись. – Круче – это как? Хуже, лучше, уже, шире, поясни.

– Я думаю, Кант не выдумал императив, он дал сжатую суть всей народной мудрости. Языцы шире, как ты говоришь, они развёртывают эту мудрость, хотя сами предельно кратки. Но, вычленив только суть, мы увидим, что это одно и то же. Однако императив – концентрат, а Языцы – поэма языческого мировидения. Я права?

– Ещё как! Но неприлично критиковать классика, не возмещая его слабое место. Как бы мы с тобой блеснули по этому пункту? Давай обобщим хорошую мысль. Я начну, а ты за мной… Я говорю: «Цели и средства столь же различны, сколько различны их основания»… Продолжай!

– Тогда я скажу так: «Цели и средства могут меняться местами и совпадать, если их основанием служат общие интересы». Как?

– Ха-ха! Замечательно. Кант позавидовал бы… Теперь не от Сфинкса, а от себя лично, ты намерена победить?

– Не уверена, тебя надо сначала влюбить, а потом победить. К сожалению, у меня не было времени для любви, я ещё никого не любила… Но база данных у меня, кажется, есть… Ты не заметил? Ха-ха-а…

– Похвально, Надёжа! Надёженька! Всё я заметил. Не скрывай больше своей очаровательной фигуры и не стесняйся своего имени. Предрассудки слабее нас. Спасибо за беседу. И другим было полезно послушать. Вот тебе коробка конфет. Желаю тебе победы!.. Милости прошу, празднуй!

Чем ни невеста? Кому-то составит счастье.

Следующую невесту вели два мужика (один был в роли телохранителя, шёл сзади) и женщина. Они вели такое создание, какое можно создать из одной нежности. Нежный взгляд, нежный нос, нежные губы (даже когда не улыбаются), нежный стан в русском платье (из-под которого вышагивали нежной походкой добротные полные ноги) и, я бы сказал, неясная русская коса, не уступающая толщиной косам наших сестер и Любавы с Полюбой. Отчего же такая выразительность? Может быть, всё от талии? Мне представилась буковка «X» – хороша! – и пункт перекрестия в ней. Почти такая была талия девушки при изящной верхней и нижней частей её тела. Талия девушки уместилась бы в обручальное кольцо, и я мало преувеличиваю. Мне зашептали: «Дед сзади – друг нашего деда. А мать с отцом ведут Ясеню прекрасную из рода Ясениных из села Ясеневка. Закончила школу. Семнадцать лет…»

Вот её подвели, и она оказалась не низенькой, а почти высокой. На ней пуховая белая накидушка, вязаная, возможно, самим созданием.

– Хлеб да соль тебе, князь известный! С праздником тебя новосельем! Все уши мне тобой прожужжали, думаю, дай-ка, увижу сама молодца. Посмотри и меня, Любень Родимич, может, понравлюсь, да и сгожусь… Сам-то ты дюже гожий! Пригожий! По терему и хозяин… – Такая речь прошибла во мне слезу. Ну, атя, ну, атя! Каких прелестниц нашёл.

– Здравствуй, Ясенька из славного рода Ясеневых из села Ясеневка! Давно тебя поджидаю. Тоже наслышан о твоей неясной красе, тоже хотелось увидеть. Да вижу, мала ты. Надо тебе учиться, рано о семье думать в семнадцать лет… – всё я сказал от души.

– А мне нельзя, князь ясный. У нас в роду все женщины многоплодные, зараз – тройню-четверню, когда уж учиться, надо детей обихаживать, а потом не обойдешься одним разом, там семеро по лавкам и сядут… а там ещё… Вот мама может сказать, у неё нас семнадцать.

– Ха-ха-а!.. – я не мог так не выразиться и не смахнуть слезу умиления. Мамочка-то точно так же нежно и свеже выглядела! Как так можно?

Мне казалось, что я расстручил плод созревшей фасоли (лопатку), а там влажно блестят трогательной чистоты розоватые зерна (бобы) с розовым ротиком-почкой посередине; в таком неожиданном образе представилась мне мама Ясении и сама Ясения, плод мамы.

Итак, мать с дочерью произвели на всех неотразимое впечатление.

– Прости меня, Ясенька, и вы, мама Ясении (не знаю вашего отчества), простите за нескромный вопрос: а где же, Яся, твои близняшки? – подмывало меня спросить и я спросил.

– А я одна родилась, а вслед за мной трое, потом четверо, ещё трое и четверо, и последних двое… Дома остались с бабками, с дедами. А маму и нас записали в Книгу Гиннеса, и тётю ещё, и бабушку…

– Каких чудес только нет в России! Государство-то помогает? – повёл я беседу и для себя, и для публики, случай удивительный.

– А как же, сударь ты мой! Детских пособий как выдадут… иногда, за год, а то за два, так сразу тыщ десять, а то и двадцать… – благородная Яся похвалила наше Отечество, которое надо бы за эту помощь… не знаю, что даже надо… А Яся продолжала: – Со строительством дома помогла Борская администрация, губернатор автобус дал на шестнадцать мест… – и тут недодано, вот они, чудеса России. А Яся продолжала: – А маму наградили орденом Гражданской Чести «За выдающийся вклад в социальное развитие России»… Только она не носит его. Ты носишь свой орден, а мама свой нет… – хоть стой мне, хоть падай.

– И все здоровые ребятишки?

– А чего же нам быть нездоровыми, все здоровые, все сыты, одеты, обуты, велосипед есть, футбольный и волейбольный мячи, вязальные принадлежности есть, все заняты, никто не скучает… Как в школу идут – целый класс на походе…

Трогательно было слушать и не послушать грех.

– Давай, милая хлебушек! Поди, сама и пекла? И накидушку сама связала?

– А кто же, князь мой нареченный? Я уж готовилась к своей участи…

– Ну, не видал я ни одну подобную. Могу я тебя поцеловать прилюдно?

– А как же, князь! Поцелуй, покушай, чай не хуже других… – Ясечка ясная потянулась ко мне неясными ручками. Я её приподнял – руки-то саженные – над столом и всю прижал к себе на весу, она так и вжалась, как монетка золотой пробы, в ладошку. И всю-то её я в один миг почувствовал, всё её плотное жаркое тело. Думается, что и она меня немного почувствовала, потому что орган сердца не каменный, то есть не мягче камня, так и промял её платье дубовою твердью в хоромном месте… Уж я её сладко, как мог, поцеловал и отпустил с сожалением. Я полагал, у всех присутствующих было единое сочувствие к этой девочке. Остальные красавицы, верно, предугадали в ней основную соперницу. Вот жена по уму, по призванию, по милу и желанию.

– Ясенька, разъясни мне непонятливому: как же вы с мамой такие красавицы, под венец хоть обеих! Поделись секретом! Чтобы другие слышали и не болели, и не страдали.

– Охотно, сударь мой. Секрет древнее доктора Авицены. Мы добавляем в пищу толченую скорлупу куриных яиц. И вся недолга. И дети крепкие, и здоровые, и красивые, и мы с мамой, слава Богу… Я и своих детей кормить буду…

– И никакого американского гербалайфа?

– И никакого американского гербалайфа… Пусть народ не выбрасывает скорлупу от сырого яйца и болеть, и страдать не будет.

– Спасибо Ясенька, молодчина! Умеешь нести свою красоту, и защитить готова себя, и других. Вот тебе, Ясенька славная, гостинчик. Кушай здесь, а домой возьмёшь ещё двадцать коробок и ещё три в придачу, чтобы дома на всех хватило. Милана, выдай гостинец отцу и матери и другу нашего деда, который доказал, как понимать красоту. Празднуйте! Держи, Яся, ухо востро, будут, думаю, у тебя испытания.