Ядовитый сезон - Мара Резерфорд

готова переехать к Найджелу и жить так далеко от Ярена и Фионы. Леэло постоянно думала о маме, которая словно направляла ее, когда она чувствовала себя потерянной и испуганной. Это случалось гораздо чаще, чем ей хотелось бы признавать. Прежде она знала свое место в мире, даже если не всегда была с этим согласна. А сейчас не чувствовала себя готовой к тому, чтобы самой вести хозяйство и принимать решения за себя и Тейта. Найджел стал частью их жизни, и Леэло была благодарна за это.

Тейт помогал Люпин с пчелами и часто бывал в доме Ребане, которые считали его приемным сыном. Леэло узнала Люпин немного ближе – во всяком случае, насколько смогла. Что-то мешало им сблизиться. Возможно, тот факт, что Леэло по собственному желанию покинула Эндлу, тогда как Люпин вынудили это сделать. Леэло и Ярен были первыми эндланцами, которые ушли с острова добровольно и выжили. И она единственная знала песни.

Вскоре она обнаружила, что не обязана петь. Если хотелось, она могла петь песни, которым научил ее Ярен. Иногда они пели вместе, и их слившиеся в гармонии голоса напоминали ей о доме. Тогда она чувствовала боль в груди и понимала, что тоскует по родине, даже если не признавала это. Здесь, когда Леэло проводила пальцами по траве, она не ощущала приветственных вибраций. Когда деревья шумели над головой, они не переговаривались друг с другом, а в воздухе не витала магия. И хотя она знала, что магия Леса часто бывала жестокой, она все равно скучала по Эндле.

Леэло скучала по тому, как помогала Сейдж с ягнятами и собирала в Лесу ягоды и травы. Скучала по купанию в прудах с родниковой водой. Иногда даже скучала по обязанностям Стража, когда можно было просто сидеть на берегу и наблюдать, как солнце поднимается над водой, слушать крики диких лебедей в небе, молясь, чтобы они приводнились в другом месте. Скучала по фестивалям, по тому, как голоса эндланцев сливались вместе в один идеальный голос. Скучала по тем временам, когда чувствовала себя частью чего-то большего.

Странно было быть чужой и чувствовать на себе взгляды жителей деревни, прогуливаясь по улочкам. Однако люди не проявляли к ней агрессии, спустя какое-то время начали с ней разговаривать и в конце концов приняли ее, когда поняли, что она не собирается заманивать их детей одной из своих опасных песен или соблазнять супругов. Они поняли, что она просто девушка, которая не желает никому зла и лишь хочет, чтобы ее приняли.

Но был еще Ярен, и в самые тяжелые дни ей помогало одно его присутствие. Его сестры прониклись к ней теплотой, особенно София. Она всюду следовала за Леэло, словно та была мифическим созданием.

«Ты все еще обладаешь магией, даже если не поешь», – сказал однажды Ярен, когда она лежала в его объятиях, а он ласково перебирал ее волосы. Эти слова напомнили ей слова Сейдж, и она потянулась в карман и коснулась грубой фигурки лебедя, вырезанной сестрой.

Иногда она скучала по Сейдж и даже по тете Китти. Леэло не могла не думать о том, что, знай она правду с самого начала, все могло бы сложиться иначе. Китти убила дядю Хьюго, но сделала это, чтобы защитить сестру, и это меняло мнение Леэло обо всем. Это было в духе Китти, защищать одно, жертвуя другим. Так бояться последствий правды, что в прямом смысле похоронить ее. Сейдж тоже накормили ложью, и она оказалась не менее горькой и разрушительной, чем яд лилий.

Но больше всего она скучала по маме. Сознание того, что она так близко и в то же время так далеко, мешало спать по ночам. Тейт все еще плакал по Фионе во сне, и хотя Леэло изо всех сил старалась успокоить его, зачастую она сама мечтала о поддержке.

Одной ноябрьской ночью Леэло, Тейт, Ярен и Найджел сидели на крыльце домика Леэло, закутавшись от холода в одеяла и шарфы.

– Озеро скоро замерзнет, – сказал Найджел. – Через два месяца максимум.

Леэло отчаянно хотела увидеть маму, но в душе она боялась того, что они могли обнаружить на острове. Что, если мама не захочет пойти с ними? Или хуже, что, если мама не выжила? Сейчас Леэло по крайней мере могла убеждать себя, что на Эндле все идет своим чередом.

Леэло рассказала Найджелу, что Китти травила маму, но скрыла это и многое другое от Тейта. Она знала, что однажды ей придется все рассказать, но не хотела сейчас причинять ему еще большую боль. Ее страданий было достаточно для них обоих.

– Да, – согласилась Леэло. – Отправимся, как только станет безопасно.

Найджел улыбнулся, а сэр Персиваль вздохнул, подсунув длинный нос под одеяло Найджела.

– Что насчет друзей Стори? – предложил Тейт. – Остальных инканту. Спорю, они тоже скучают по своим семьям.

Найджел и Леэло переглянулись. Тейт был прав. Если кто-то и нуждался в правде, так это изгнанные дети Эндлы, которые лишились всего из-за Блуждающего Леса.

– Спорю, Стори будет счастлива навестить Гримма, – сказал Ярен, и их смех эхом разнесся в угасающем свете.

Они прождали два месяца, прежде чем отправиться на Эндлу. Январь был холодным, и озеро промерзало насколько возможно. Леэло верила, что теперь, когда Лес исчез, людям ничего не угрожает, но они все равно заткнули шерстью уши.

Гримму, лидеру инканту, удалось собрать двадцать человек, которые присоединились к ним. Это были дети, которых насильно разлучили с родителями и выбросили в мир совсем одних. Как и предполагал Тейт, они захотели вернуться к семьям и найти ответы.

Было непросто убедить Тейта остаться дома с Люпин и сестрами Ярена, чтобы он был в безопасности. Но Оскар, Степан и еще несколько человек согласились пойти. И вот Леэло стояла среди них, держа Ярена за руку и молясь, чтобы мама была жива, несмотря на то что им предстоит там увидеть.

Они молча пересекали озеро. Леэло была почти уверена, что лед под ними проломится, но они продвигались все дальше и дальше. Лед выдержал.

Когда они подошли ближе, Леэло заметила, каким пустынным выглядит остров. Сохранилось несколько деревьев, кустов и зарослей вереска, дома резко выделялись на фоне снега. Каким-то чудом некоторые строения уцелели во время пожара. Она видела свет свечей в паре окон, а знакомый запах древесного дыма вселял надежду.

Но хотя Леэло с облегчением обнаружила, что, по крайней мере, некоторые эндланцы выжили в пожаре, само место, которое она прежде так любила, больше не походило на дом. Оно казалось зловещим