Когда пробуждаются вулканы - Михаил Белов

Машина приблизилась и повисла на одном месте. Она походила на огромную стрекозу, неподвижно застывшую в воздухе. Вдруг на ее беловатом брюхе открылся люк и оттуда вывалилась веревочная лестница. Из люка долго никто не показывался. Кречетов и Овчарук, задрав головы, ждали. Наконец они увидели меховые унты, потом туловище. Летчик повис под машиной и что-то крикнул, но рев мотора заглушил его голос. Кречетов показал рукой вниз: мол, слезай. Летчик осторожно начал спускаться.

— Давайте… — начал он, как только очутился на земле, но, увидев нарту с Борисом, замолчал. — Что с ним?

— Газовое отравление. Срочно надо доставить в больницу.

— Ясно, — ответил летчик и второму пилоту, выглянувшему из окна вертолета, дал условный сигнал на посадку.

Лестницу убрали, люк закрылся. Минут через десять вертолет сел в нескольких метрах от костра. В долине наступила тишина. Кречетов и Овчарук подтянули нарту к машине. Летчик открыл дверцу. Она была слишком низка для Кречетова. Пришлось ему согнуться в три погибели, чтобы втиснуться в кабину и принять нарту с больным.

— Где же остальные? — спросил летчик. У него было резко очерченное лицо. Говорил он отрывисто.

Овчарук рассказал свою и Бориса одиссею.

— Грузите псов, — сказал летчик. — Полетим в лагерь.

Собаки отчаянно визжали и сопротивлялись. Кречетов по одной перетащил их в кабину.

Вертолет поднялся в воздух. Кречетов сидел рядом с летником. Второй пилот устроился в пассажирской кабине. Летели над сопкой. Внизу поблескивал снег. Кречетов зорко смотрел вниз. Через несколько минут машина круто свернула на восток и вышла в узкую долину.

— Спуститесь ниже, — сказал Кречетов.

Вертолет полетел над самыми кронами лиственниц. Они бежали навстречу машине и одна за другой исчезали под фюзеляжем. На склонах гор еще горел закат, а в долину уже пробирались сумерки.

— А теперь куда? — спросил летчик.

Кречетов указал на юг.

— Вот туда… к каньону.

Вертолет вышел из одной долины и полетел по другой. Впереди снег, деревья, небо и горы. Но где же лагерь?

— Вижу! — крикнул Кречетов, приподнимаясь с кресла.

Стоял одинокий шалаш. Черный круг костра на снегу.

И ни одной живой души.

Кречетов, Овчарук и летчик по веревочной лестнице спустились на землю и заглянули в шалаш. Он был пуст.

— Эй! — крикнул Овчарук. — Есть тут кто живой?

Кречетов стоял возле потухшего костра и смотрел, смотрел, широко раскрыв глаза. Здесь сидел его родной сын, пил чай, разговаривал, смеялся. И нет его. Вдруг Кречетовым овладел безумный страх. Что если его сына задушили газы? На зов никто не откликнулся. Нет сына. Кречетов застонал.

— Живы они, живы! — вскричал Овчарук.

— Живы?

— Да, вот записка. Читайте!

Кречетов бережно взял листок бумаги. Буквы бегали перед глазами. Руки дрожали. Он дважды прочитал записку. В ней говорилось:

«Товарищ Овчарук! Мы не можем оставаться по соседству с вулканом. Будем ждать вас на вершине Синего. Сенатова. Романов».

В душе Кречетова воскресла надежда. Он оглянулся вокруг и крикнул:

— Так что же мы стоим? Люди!

— Я об этом и говорю, — невозмутимо закончил журналист.

Возле вертолета Кречетов вдруг схватил Овчарука за руку.

— Слушай, — озабоченно сказал он, — вы летите с больным в поселок, а я поеду на собаках к Синему.

Было уже темно, когда вертолет оторвался от земли и, будоража вечернюю тишину, скрылся из виду. Кречетов долго слушал утихающий гул мотора, потом покормил собак и перекусил сам. Выкурив трубку, он запряг упряжку и громко крикнул:

— Ках! Ках!

Собаки дружно потянули нарту.

— Вы ко мне? Подождите минуту.

Соколов снял очки и посмотрел на полковника Романова. Потом встал и с озабоченным лицом вышел из кабинета. Вернулся он минут через пять в сопровождении молодого белобрысого паренька.

— Так что сообщает Малагин?

Паренек положил на стол лист бумаги.

Соколов надел очки и начал читать. Потом призадумался и придвинул к себе блокнот.

— Срочно передайте летчику, — сказал он. — Пусть немедленно вылетает в район вулкана Синий. — В кабинет вошла Марина Сенатова. Соколов мельком взглянул на нее и продолжал: — А эту радиограмму — в Петропавловск.

Радист покинул кабинет.

— Посидите, Марина Семеновна. Отпущу товарища и займусь с вами. Так я вас слушаю, — Соколов поднял глаза на Романова.

— Я приемный отец участника вулканологической экспедиции Данилы Корнеевича Романова. Какова его судьба?

— Пока неизвестно.

Романов вдруг почувствовал странную слабость. Голова закружилась.

— Погиб?

— Не думаю.

Соколов подошел к карте.

— Смотрите. Все четверо были вот здесь, вблизи вулкана Тигла. Двоих вертолет подобрал в соседней долине. Почему они разъединились — пока неизвестно. Один из спутников — летчик вертолета доставлен в колхоз «Заря» с тяжелым газовым отравлением. По сообщению председателя колхоза, Данила Корнеевич и врач, оставив в лагере записку, направились на вулкан Синий; это примерно в двадцати километрах от действующего вулкана Тигла. — Соколов вернулся на свое место. — Вот пока все, чем мы располагаем.

— Еще один вопрос.

— Пожалуйста.

— Вы ничего не слышали о Корнее Захаровиче Кречетове?

— Он только позавчера был здесь. — Соколов с любопытством посмотрел на Романова. — Вы знакомы с ним?

— Я знавал его, — сказал Романов. — Данила Корнеевич встречался с Кречетовым?

— Нет. — Соколов вышел из-за стола и сел на диван рядом с Романовым. — Вы, очевидно, тот самый Романов, который вел дело о гибели профессора Лебедянского?

— Да, я тот самый следователь, — подтвердил Романов.

— Корней Захарович часто вас вспоминает. Вас ждет приятная встреча.

— Надеюсь.

— Да, удивительная штука жизнь.

Романов легким кивком выразил согласие.

Соколов подозвал Марину.

— Простите, что я вас сразу не познакомил. Это наш сейсмолог Марина Семеновна Сенатова, — представил он ее Романову. — По призванию художница.

Она слегка кивнула Романову золотистой головой.

— Романов Петр Васильевич, — поднялся полковник.

— Марина Семеновна написала портрет Кречетова, — сказал Соколов. — Мало сказать, что портрет — копия оригинала, но, по-моему, в образе Кречетова она воплотила типичные черты советского характера.

— Не льстите, Александр Федорович, — сказала Сенатова. — Едва ли полковника Романова интересуют работы неизвестной художницы.