Год Крысы. Путница - Ольга Громыко

Наемник презрительно фыркнул, встал и, коротко попрощавшись с Альком, отправился выполнять обещание.

Дым над соседской трубой стоял коромыслом — к непогоде. «Это можно было понять и по ветру, гнущему не только траву, но и куда более жесткие стебли лебеды у забора. Может, бурю несет, а может, простое похолодание, не помешало бы.

Рыска с обеда затеяла пироги, хотя настроение у нее было хорошее — а тесто положено злой бабе месить, чтоб отколотила его как следует. Но девушке хотелось побаловать Жара и задобрить Алька, который после супчика из бобровьей головы всякий раз с таким подозрением ворочал ложкой в миске, что Рыске становилось стыдно.

Начинки из подслащенной медом крапивы и вареной картошки с зеленым луком были уже готовы, девушка старалась подгадать как раз к ужину. Вот тесто вымесит, за несколько лучин оно подойдет (по такой жаре и пары должно хватить, если закваска хорошая), и можно лепить.

За окном радостно затявкал соседский щенок. Наверное, Жар с речки возвращается, подумала прикованная к квашне Рыска. Для Алька рано еще, а тетки Ксюты до завтрашнего обеда не будет, уехала к племяшке на свадьбу и там заночует.

— Здравствуй, Рысонька!

Девушка вздрогнула от неожиданности, подняла голову. На пороге стоял улыбающийся до ушей Сива. В непривычно белой рубашке, с расчесанной бородой, даже волосы водой прилизал.

— Здравствуйте, — озадаченно откликнулась девушка, поспешив добавить: — Только Альк сегодня в кормильне, а Жар купаться ушел, и он потом тоже на вечернюю службу!

— А я и не к ним сегодня. — Наемник словно бы даже обрадовался, подошел поближе и вытащил что-то из-за пазухи. — Вот, подарочек тебе принес.

Девушка растерянно уставилась на здоровенный пряник в виде сердца, по которому пропечатались поджаристые цветочки.

— Спасибо… на стол положите, а то у меня руки грязные.

Сива потянулся через Рыскино плечо и старательно пристроил пряник торчмя возле горшка, чтобы девушке хорошо видно было.

Удрать под предлогом «хозяйка за козами приглядывать велела» не получалось: руки намертво увязли в тесте, еще слишком жидком, чтобы отлипать, но уже и быстренько не оботрешь. Сива, не спеша отходить, как-то подозрительно громко дышал за спиной.

Рыска тихо запаниковала и принялась за тесто с такой силой, что оно зачпокало. Наедине с Сивой она еще ни разу не оставалась, Альк хоть в виде крысы, но был рядом, неслышно подсказывая ехидности, отчего девушка чувствовала себя куда увереннее.

— Ой!

— Нишего, — пробормотал наемник, держась за случайно подбитую ее плечом челюсть. — Шам виноват.

— Надо что-нибудь холодненькое приложить, — сердобольно посоветовала Рыска. — Да вон хотя бы крышку от горшка!

Сива, хвала Хольге, наконец отодвинулся, уселся на лавку и послушно взял крышку, почему-то положив ее на колени, а не прижав к подбородку.

— Булочки будешь печь?

— Пирожки, — пискнула Рыска.

— Ох, до чего ж я пироги люблю! Особенно с… — наемник вытянул шею, заглядывая в стоящую на ларе миску, — картошкой.

— Я вам завтра с Альком передам, — щедро пообещала девушка, но наемник почему-то не обрадовался, а, напротив, грустно посетовал:

— Завтра уже не то. Вот когда они с пылу-жару, чтоб корочка еще хрустела…

— Тогда попозже подходите, лучины через четыре. — Рыска по-прежнему не понимала, к чему он клонит.

— Хозяйки мне в доме не хватает, — доверительно пожаловался Сива. — Чтоб все пирожки сразу и мои были! А?

Рыска неуверенно хихикнула:

— Ну пирожки-то печь любая девушка умеет.

— Так ведь я не любую хочу, — голос у наемника стал вкрадчивый, бархатистый, — а любую: чтоб глаза будто звезды, губки малинками, косы до пояса… Вот как у тебя.

Рыска отчаянно посмотрела в окно, но улица была пуста, а щенок лежал под забором, скучающе вывалив язык.

Не дождавшись ответа, Сива поднялся и легонько, едва касаясь костяшками пальцев, погладил девушку по плечу. Та вся сжалась, зажмурилась, прикусила губу, как под занесенной плетью.

— Ладно, — неожиданно заторопился наемник, отдергивая Руку, — пойду я, пожалуй. Ты… это, извини, если помешал.

— Ничего-ничего, — с тщетно скрываемым облегчением зачастила Рыска. — Заходите еще!

— Ага. — Сива осторожно притворил за собой дверь. Девушка выдохнула и провела ладонью по лбу, не замечая, что за ней тянется белая мучная полоса. Вот наказание! А она-то думала, что все просто будет: выбрала хорошего человека, и вперед. Ну вот он, хороший. Почему же тогда так хочется броситься к двери и покрепче задвинуть засов?!

Глаза ему будто звезды, ишь ты! Глупости какие…

Девушка вытащила из квашни прекрасно вымешенное тесто, шлепнула увесистый ком на посыпанный мукой стол, для последней доводки. Все-таки правильно ее в веске дразнили: саврянское отродье. Не умеет она любить и, похоже, никогда не научится. Вон как Альк. Только использовать людей и умеет.

Тесто не выдержало сердитых Рыскиных рывков и разорвалось пополам. Левый получился кругленьким, будто Ринтар, правый вытянулся колбасой: точь-в-точь Саврия, залегшая вдоль морского побережья.

Девушка с досадой бросила оба куска в квашню: начинай месить сначала, если просто слепить, шов останется и при выпечке разойдется. Ткнула пару раз кулаком, вымещая досаду на себя и непрошеного ухажера. Куски слиплись, смялись, не поймешь уже, где «Ринтар», а где «Саврия».

Жар застал подружку обессилено нависшей над квашней.

— Чего там? — удивился он, заглядывая через ее плечо. — Тесто как тесто. А я думал, ты уже пироги в печь поставила…

— Сива приходил, — смущенно пожаловалась Рыска, поскорей возвращаясь к делу. — Отвлек.

— А чего хотел? — Вор заметил на столе пряник и гнусно захихикал. — О-о-о…

— И ничего не «о»! — вспылила подруга. — Мне, может, тоже не любой нужен!

— А какой? — заинтересовался Жар.

Рыска не ответила, продолжая яростно набрасываться на ни в чем не повинное тесто. Она уже и сама не знала.

Ветер усилился, добравшись уже до макушек деревьев. Но по-прежнему оставался теплым, как и дорожный песок. Альк шел босиком — за день ноги в башмаках устали, и, смешно сказать, саврянин снова натер пятки: огрубевшая за неделю кожа исчезла вместе с загаром.

В детстве Альк боялся темноты. Сейчас — просто не любил, как досадную помеху. Но другой дороги к дому не было, а нынешний ветер гасил свечки торговцев даже в дырчатых стаканах. Холмы словно лесным пожаром опалило: черные, с порослью дымков — если б они пахли гарью, а не жареным мясом, совсем неуютно стало бы.