Фараон Эхнатон - Георгий Гулиа

— Покажи мне этот нож. Покажи нам, где ты его носишь?

Нефтеруф отпрянул назад. Он словно бы подпрыгнул. И оказался в двух шагах от папируса. Оказался на коленях — чуть откинув голову и выпятив грудь:

— Нож со мною!

Но никто не видел этого хеттского ножа. Где он? На груди? Сбоку? Под мышкой? Где нож, который продал ему купец Тахура?

Нефтеруф достал его, и клинок — узкий, как жало змеи, — сверкнул в сумеречном освещении.

— Я точил его на камне…

Нефтеруф положил нож на свою грубую ладонь и обнес каждого, словно лакомством. По мнению мужчин, нож во всех отношениях был превосходен. А Ка-Нефер содрогнулась.

— Это смерть. Это смерть, — сказала она.

— Да, смерть! — Нефтеруф спрятал нож. — А это — чарочка.

Нефтеруф достал — тоже неведомо где спрятанную — глиняную чарочку. Такую маленькую.

— Я выпью его кровь, — сказал он с удовольствием.

Шери насторожился:

— Как это — кровь?

— Очень просто: наполню чарку — и выпью. Для меня будет слаще меда.

— Пусть, — сказал Сеннефер, — пусть пьет.

— Я отхлебну его теплой крови. Прежде чем прикончат меня стражники…

«…Какой ужас! Он говорит о своей смерти так, словно бы собирается на чужие похороны. Я бы не смогла! Я никогда не смогла бы!.. А Шери, а Сеннефер смог бы?.. Наверное, нет. Наверное, нет…»

— Я буду неподалеку, — тихо сказал Шери. — Одного из стражей уложу я. Того самого, кто руку на тебя подымет.

— Нет! — возразил Нефтеруф, — Нельзя так! Нельзя умирать всем! Кто же будет мстить дальше? Нет, Шери, тебе не следует ввязываться. Другое дело, ежели я промахнусь. Или схватят меня за руку.

Каждый обдумывал эти слова. В них содержалась правда. Здравый смысл требовал именно этого. Нельзя иначе. Нельзя оставаться совсем без головы!

Ка-Нефер интересовало нечто иное. Она размышляла о другом. Пожалуй, о более существенном. Ка-Нефер обратилась к Шери:

— А если… А если фараона не будет на месте? Ведь может же статься такое! Может же передумать он в самое последнее мгновение и остаться во дворце? Может, Шери?

Шери ответил не задумываясь:

— Может, Ка-Нефер.

«…Он это говорит спокойно. Или Шери видит дальше всех, или заранее примирился с неудачей? Тогда фараон сделает все, чтобы окончательно успокоить своих врагов…»

— Может, Ка-Нефер, может! А посему принимаем такие меры: его светлость Маху будет внимательно следить. У него на лбу выскочат десять новых глаз. Если этот ублюдок перерешит ехать, его настигнет смерть в спальне, в зале — большом или малом, в коридоре, на крыльце, на дорожке сада! Это решено!

Шери чеканил каждое слово. О, в эти мгновения он выказал себя большим и сильным человеком!

Вот он сидит ровно. Вот он говорит спокойно. Вот он дышит равномерно. И лицо его не выдает волнения.

Иное — Нефтеруф: этот весь пылает, глаза у него навыкате, сопит, точно буйвол в болоте, скрежещет зубами. Он бы съел фараона живьем. Обглодал каждую кость. Напился крови. Уж очень крепка обида на фараона! И злоба Нефтеруфа безгранична, точно пустыня на Западе…

Сеняефер как бы размышляет вслух:

— У ворот… Недалеко от воздушного моста… В двух шагах от боевой колесницы… Удар в спину… Меж лопаток. Маху будет начеку… — Вдруг старик вскидывает глаза, хватает папирус, мнет его у себя на груди. — А если не будет?.

Он впивается взглядом в Шери. Будто хочет сразить того. Вот-вот набросится в ярости.

— Что — не будет, Сеннефер?

— Маху… Если Маху не окажется начеку?

— Он поклялся, Сеннефер.

— Это хорошо, что поклялся. Но если… если…

— Исключено, Сеннефер, исключено!

— А все-таки?

— Говоришь невозможное!

— Шери, а если?.. Ну, все-таки, Шери?.. А?.. Подумай, Шери. Это бывает раз в жизни. Подумай, Шери…

Шери уверен. Убежден. Он отметает невозможное,

— Ну, а если? Ну, а если, Шери?

Три пары беспокойных, встревоженных глаз устремлены на него. Словно из засады. Ждут ответа затаив дыхание. Не без тревоги. Не без страха. Можно подумать, что в ожидании прыжка разъяренной пантеры. А разве не так? Царь, пожалуй, хуже пантеры! Никому не будет тогда пощады! Зашьют в льняные мешки и осторожно опустят на дно Хапи. И закроется вода над головой. Хоть и священная река, но вода есть вода: в ней тонут, задыхаются, теряют рассудок…

Логика Шери-заговорщика неотвратимо ясная: в случае неудачи сам Маху поплатится жизнью. В первую очередь… Можно задать себе вопрос: разве предательство исключено? Конечно, можно задать и такой вопрос… Предательство никогда не исключалось. Их всегда хватает, этих предателей. Что же касается Маху — всякое подозрение по отношению к нему должно быть отметено. Безоговорочно. Для этого у Шери имеются достаточные основания… В этом заговоре участвует строго ограниченное количество лиц. Это не восстание народа. Или восстание рабов. Заговор, можно сказать, дворцовый. Он никого не касается, кроме как самих заговорщиков. В этом все удобство дворцового заговора! Конечно, можно было бы кликнуть клич и собрать недовольных под штандарты большого восстания Но этот путь не годится. Там, где замешан народ, — не жди ничего путного. Речь идет о вполне определенной вещи: о беспощадной мести людей знатных и славных, униженных и ославленных фараоном-ублюдком. Поскольку заговор ограничен самым узким кругом людей, успех его зависит только от этого узкого круга. И больше никого не касается! Вот почему Шери уверен и отметает мысль о предательстве…

— Если только, — заключает довольно мрачно Шери, — нет предателей среди нас. — И вдруг — грубо, резко, оскорбительно: — Ты, Нефтеруф?

— Я? — говорит бывший каторжник. — Я?.. Никогда!

— Может, ты, Сеннефер?

Сеннефер холоден, как базальтовый камень:

— Нет, Шери, нет.

— Может, ты, Ка-Нефер?

Молодая женщина отрицательно качает головой Эдак неторопливо. Медленно…

— И я тоже — нет, — сказал Шери. — Маху тоже — нет! Что же еще надо вам?

«… Наше счастье, что с нами мудрый и великий Шери. По сравнению с ним Нефтеруф — этот красивый самец — выглядит несмышленышем. Он чрезмерно горяч. Чувства застилают его ум… А Сеннефер слишком стар. И слишком тщедушен. Его удел — мудрствование. Его стихия — рассуждения, подсказка, советы…»

Ка-Нефер тщательно обдумывает слова Шери. Она согласна с ним. Она готова идти за ним куда угодно.

— Теперь вы уверены? — спрашивает Шери.

— Да! — отвечают одновременно Нефтеруф и Сеннефер.

— В таком случае прочь всякие сомнения! Сильнее бейтесь, сердца! Станьте тверже, руки! Бьет час!

Шери говорит негромко, но кажется, что слушает его весь Кеми — от Дельты до Первого порога. А может быть, еще дальше. В нем бьется такое сдержанное, такое укрощенное им самим буйство, что невольно возвышает над сонмом обыкновенных людей. Именно таким представлял себе Нефтеруф главного противника фараона…

— Я напьюсь его крови, — подтверждает свое неукротимое намерение бывший каторжник. — Я все равно не удержусь, как бы меня ни отговаривали!

— А мы и не отговариваем, — говорит Шери.

— Это хорошо! Это хорошо!

На улице раздались негромкие голоса. Кто-то постучался в дверь. Ка-Нефер мигом вскочила со своего места и кинулась вниз. Шери улыбнулся едва заметно.

— Явился, — сказал он. — Маху держит слово.

Шери сказал это, не выглянув на улицу. Даже не повернув головы

— Вот опустились носилки… Вот выходит грузный Маху. Рабы помогают ему войти в дверь. Не узка ли она для него?..

Не успел Шери произнести последнее слово, как Маху появился самолично. Он пропустил в комнату Ка-Нефер, но не перешагнул порога Так и остался там.

Шери медленно оборотился к нему. Не вставая. Между тем как Нефтеруф и Сеннефер почтительно склонили головы.

Маху сопел. Как обычно. Одет обыденно. Даже невзрачно. Но украшения — дорогие. Бусы — из сердолика. Золотые и серебряные перстни на пальцах. Меч на бедре в золотой оправе.

Молча оглядел комнату. Ничего не говоря. И неясно, каково настроение его перед великим часом.

Он сказал:

— Вы обсудили это?

И указал пальцем на кусок папируса.

— Да, — ответил Шери.

— Нефтеруф готов для дела?

— Да, готов.

— А ты, Сеннефер?

— И я.

— И ты, Шери?

— Что за вопрос?

— Спрашиваю, — значит, так надо.

— Готов и я.

— И Ка-Нефер?

— И я тоже, твоя светлость.

Задавая вопросы, Маху становился все более торжественным. Голос его звучал все более уверенно.

— Слушайте меня все! — Маху поднял руку. — Слушайте внимательно. Не пропускайте ни единого слова мимо ушей своих. — Что-то жестокое, что-то радостное, невообразимо мрачное и вместе с тем высокое нарастало в нем, отражаясь в его взгляде, в его голосе, на его челе. — Так слушайте же: его величество… правитель Верхнего и Нижнего Кеми…