В те грозные годы - Федор Лисицын

— Здесь, на северо-западе, вы неплохо повоевали, товарищи, — сказал он. — Надо полагать, вам предстоит теперь доколачивать фашистов за рубежами Родины. Буду от души рад, когда услышу по радио или прочту в газетах вести о новых боевых успехах третьей ударной. До скорой победы, друзья!

Все мы с большим вниманием выслушали приказ командования фронта, теплые слова Еременко и Богаткина. Радостно было сознавать, что в боевые успехи армии внесен скромный вклад и каждым из нас.

После отъезда генералов Еременко и Богаткина многие товарищи сразу же отправились на вокзал, к готовым к отходу первым воинским эшелонам. Оставляя освобожденную от немецко-фашистских захватчиков Советскую Латвию, мы не прощались с ней навсегда, а мысленно произносили обычное: «До свидания!» Здесь, на этой земле, сражались и проливали кровь тысячи и тысячи наших боевых друзей, и поэтому она священна. Каждый из нас оставлял здесь частицу своего сердца — братские могилы однополчан. Мы говорили себе: если доживем до победы, непременно вновь побываем в тех местах, где шли жестокие бои за честь и свободу латышского народа, где смертью героя пали тысячи советских воинов разных национальностей — наши товарищи по оружию. Вернемся, чтобы в тишине постоять у их могил, поведать людям об их мужестве и отваге, о том, какой дорогой ценой добывалась победа.

Глава четвертая. На главном направлении

Эшелон идет на запад. Движется не так быстро, как хотелось бы, но все же без длительных задержек.

Государственная граница осталась позади. Мы едем по польской земле, совсем недавно освобожденной от немецко-фашистских захватчиков.

Молодцы наши транспортники! За короткий срок успели восстановить железнодорожное движение, перешить колею для пропуска советских поездов. Не будь этого, войскам пришлось бы от государственной границы до места сосредоточения идти пешим маршем. А путь немалый, тем более в осеннюю слякоть.

На остановках всюду слышится пока малопонятная для нас польская речь. Впрочем, если прислушаться повнимательнее, многое можно понять. Наиболее любопытные бойцы вступают с поляками в разговор.

— Бедно живете, панове.

— Да, пан жолнеж, очень бедно. Пять лет оккупации.

На фоне множества беспорядочно разбросанных, вросших в землю батрацких халуп с соломенными крышами и крохотными оконцами прямо-таки райскими кущами кажутся усадьбы-фольварки немецких колонистов и местных помещиков — фашистских прихвостней. Им неплохо жилось и при оккупации.

Снова в путь. Направление — Варшава. Хотя столица Польши еще занята немецко-фашистскими войсками (освобождено лишь ее правобережное предместье — Прага), тем не менее теперь всем ясно, что 3-я ударная будет действовать в составе 1-го Белорусского фронта. Нам, руководящему составу, об этом было известно еще в Елгаве, а с приближением к месту сосредоточения строго хранимая в пути военная тайна постепенно перестала быть таковой для всех остальных бойцов и командиров.

Разгружаемся на небольшой железнодорожной станции близ городка Калушин. Штаб и политотдел размещаются в соседнем со станцией селе Шимоны. Отсюда по прямой до линии фронта километров 60–70. Следующие за штабным эшелоном войска тоже будут разгружаться где-то в окрестностях Калушина.

Получено приказание — армия будет пока резервом командующего фронтом. Значит, в бой вступим не сразу.

Штабные командиры, как всегда, спешат высказать свои предположения: от Варшавы самое близкое расстояние до фашистского логова — Берлина, поэтому не исключено, что войскам армии придется участвовать в боях на главном, решающем направлении. До столицы гитлеровского рейха, правда, еще очень далеко. Но ведь может случиться и такое.

По прибытии на место я в тот же день позвонил начальнику политуправления фронта генералу С. Ф. Галаджеву. Надо было представиться новому начальству, ознакомиться с обстановкой, получить необходимые указания по работе.

— Приезжайте, буду рад встретиться с боевым соратником по Юго-Западному фронту, — послышался в трубке ровный, негромкий голос Сергея Федоровича.

Невольно подумалось: «Значит, не забыл о первой встрече поздней осенью 1941 года».

В то время я был заместителем начальника политотдела 6-й армии, входившей в состав Юго-Западного фронта, политуправление которого возглавлял тогда еще дивизионный комиссар С. Ф. Галаджев. Его имя уже в довоенную пору было довольно широко известно в Красной Армии. В среде руководящего политсостава Сергея Федоровича считали одним из опытнейших организаторов партийно-политической работы, человеком умным, душевным, дальновидным. Таким он успел проявить себя и на фронте в самые трудные месяцы войны.

При первой встрече в 1941 году наш разговор был совсем коротким. Сергей Федорович просто задал несколько вопросов о моей прежней службе, потом сказал:

— Принято решение рекомендовать вас начальником политотдела армии. Сегодня же вылетайте в Главное политическое управление, там все узнаете. Речь, вероятно, идет об одном из новых формирований. Надеюсь, доверие партии оправдаете.

С. Ф. Галаджев был тогда относительно молод. Еще моложе выглядел внешне. Среднего роста, по-юношески стройный и подтянутый, с продолговатым лицом южанина, быстрым и проницательным взглядом, он чем-то напоминал боевого командира полка. Однако поблескивавшие красной эмалью ромбы в петлицах его гимнастерки свидетельствовали о том, что он прошел большой боевой путь.

Особенно мне понравились в нем такие черты, как умение внимательно и сосредоточенно слушать собеседника, по-военному конкретно, предельно кратко выражать свое мнение по тому или иному вопросу, спокойная уравновешенность, несмотря на то что время было трудное, полное опасностей и неожиданностей.

Прощаясь со мной, Сергей Федорович заметил:

— Судя по всему, война продлится долго. Будем живы, возможно, еще встретимся на фронтовых дорогах. Желаю вам удачи.

Прошло три с лишним года. И вот теперь предстояла новая встреча.

Вместе со мной в политуправление фронта выехали начальник оргинструкторского отделения поарма подполковник П. С. Матюхин и подполковник С. В. Беспрозванный. Сейчас уже не помню названия города, в котором располагались тогда штаб и политуправление фронта, однако ехать пришлось довольно долго.

По пути в некоторых населенных пунктах мы останавливались, выходили из машины, беседовали с местными жителями. Прежде всего интересовались их отношением к вступлению советских войск на польскую территорию. Приходилось также отвечать на многочисленные вопросы о жизни в Советском Союзе, особенно о колхозах, о будущих отношениях между СССР и Польшей. Поскольку основы этих отношений были четко изложены в Заявлении Наркоминдела СССР, опубликованном еще 26 июня 1944 года, то для нас не составляло трудностей разъяснить полякам то, что было им неясно.