Тьма в хрустальной туфельке - Дж. Дж. Харвуд

– Мисс Хартли. Вы ведь всё ещё мисс Хартли, я полагаю? – его взгляд метнулся к руке девушки.

Она по-прежнему носила перчатки, а пальцы были покрыты медвежьим жиром. Не нужно ему знать, что кольца у неё нет. Было бы легче солгать, но одному Богу известно, что ей делать, если инспектор пожелает поговорить с её воображаемым мужем.

– Пока да, – ответила она, краснея. – Чем я могу вам помочь?

– Я пришёл выразить вам свои соболезнования, – сказал Хэтчетт, кивая на её чёрную повязку. – Когда я услышал, что вы обнаружили ещё одно тело, то больше всего беспокоился о вашем благополучии.

Его тон был удивительно ровным. Элеонору внезапно охватил страх при мысли о том, сколько он репетировал эти слова.

– Очень любезно с вашей стороны, – отозвалась девушка и выдвинула стул к свету, чтобы гость мог видеть, как бледно её лицо, какие глубокие тени залегли под глазами.

– Кажется, вам в самом деле не везёт. Два убийства за такой короткий промежуток времени.

Элеонора сложила руки на коленях. Она была уверена, что гость следит за её ладонями, приглядывается, не дрожат ли.

– Но к счастью, – продолжал гость, – вы не остались ни с чем. Насколько я понимаю, миссис Клири оставила вам всё. Какая доброта – позаботиться о вас.

Его голос был совершенно пуст, взгляд тёмных глаз – прикован к лицу. Элеонора заставила себя посмотреть на собеседника прямо. Если бы она отвернулась или ёрзала, то выглядела бы подозрительно. Нужно было сохранять лицо непроницаемым, иначе он набросится с расспросами.

– Да, она была очень добра, – согласилась девушка, заставив свой голос дрожать. Это было несложно. Всякий раз, когда она думала о миссис Клири, горе, гнев и чувство вины душили её. Миссис Клири всегда старалась быть доброй, пусть это и не всегда ей удавалось. – Вы что-то слышали о расследовании? Местная полиция ничего мне не рассказала.

– Они и не должны были, – ответил инспектор. – Подобные детали не подлежат разглашению.

Руки Элеоноры вспотели. Интересно, он заметил?

– Может быть, вы прольёте немного света?

– Нет, не могу.

Внутри всё сжалось. Подумать только, Хэтчетт считал, что она способна была совершить эти убийства! И подумать только, она знала настоящего виновного, но не могла рассказать. Элеонора посмотрела в угол комнаты и увидела, что черноглазая смотрит на неё в ответ. Гостья стояла там, словно внимательная камеристка, и её улыбка блестела, словно лезвие ножа. Инспектор не сказал ни слова об этом, и девушка знала – он не видит черноглазую.

Ни на миг Хэтчетт не сводил глаз с лица Элеоноры, и она поняла: он ждёт, когда она совершит ошибку, с той же тихой уверенностью, как охотник, преследующий свою добычу. Под покровом страха вспыхнул гнев. Хватит с неё охотников!

– Возможно, вам стоит предложить свои услуги местной полиции, – сказала девушка, попытавшись улыбнуться. – Жаль, что это дело предоставлено им и не попадает под вашу юрисдикцию. Уверена, при всём вашем опыте вы сможете привлечь убийцу к ответственности.

На челюсти инспектора дёрнулся мускул. Элеонора подавила усмешку.

– Замечательная идея, мисс Хартли. Возможно, так я и поступлю.

– Надеюсь на это, – сказала Элеонора. – Я никогда не забуду, как вы предложили мне свою помощь в особняке Гранборо. Как жаль, что эту помощь вы так и не сумели оказать, когда я просила.

Инспектор покраснел:

– Вам известно, что у меня не было выбора.

Элеонора поднялась, желая, чтобы колени не тряслись так сильно.

– Есть очень мало ситуаций, в которых у человека в самом деле нет выбора, инспектор. Всегда можно сделать хоть что-то.

Она прошла к двери и придержала её для гостя. Хэтчетт поднялся, но не последовал за хозяйкой.

– Как бы это ни было неприятно? – уточнил он.

– Не понимаю, о чём вы.

Инспектор подхватил шляпу и пошёл к двери.

– Думаю, понимаете.

Элеонора просмотрела все газеты, какие только попадали ей в руки в течение последующих нескольких дней. Все они были полны ужасающих подробностей убийства миссис Клири. Девушка подробно рассмотрела детали расследования. Кто-то должен был убить старушку – конечно же, магия черноглазой не могла перерезать горло без руки, державшей нож. Но хотя в газетах содержалось много возмущённых заметок и множество констеблей толпилось у дверей дома миссис Клири, Элеонора ничего не слышала о подозреваемом.

Это тревожило. Всякий раз, когда девушка проходила мимо какого-нибудь констебля, она чувствовала взгляд, прожигающий спину. Казалось, за ней наблюдали, куда бы она ни шла, – в церкви, на почте, за окном гостиной. Соседи и раньше шептались о ней, но теперь даже не утруждали себя тем, чтобы понизить голос.

Элеонора позаботилась о том, чтобы они видели её горе. Она перешила свою старую парадную форму в траурное платье, немного переделав и повязку на руке, чтобы не быть похожей на камеристку. Она пришила чёрную кайму ко всем своим носовым платкам и экстравагантно использовала их в церкви. Она разместила объявления в газетах, прося сведений и обещая вознаграждение, хоть и не собиралась платить, но делала вид, что собирается.

В своём чёрном платье Элеонора чувствовала себя жутким магнитом, притягивающим внимание, но этого было достаточно, чтобы развеять самые ужасные слухи.

Постоянно изображать горе было тяжело. Девушка уже устала обшивать всё, что у неё имелось, чёрными лоскутками, чтобы притупить остроту во взглядах ненавидевших её людей. Если бы в мире царила справедливость, ей бы позволили оплакивать миссис Клири так, как ей удобно. Но до тех пор, пока в газетах не будет названо имя подозреваемого, всё что угодно, кроме экстравагантных слёз на публике, будет указывать на неё как на убийцу.

Каждый день Элеонора ходила на почту, чтобы узнать, кто откликнулся на её объявления. Обычно все отклики были лишь кучей плохо написанной лжи. Но одним апрельским утром, когда влажный весенний туман срывал подол её чёрного платья, Элеонора получила телеграмму, в которой не было ничего, кроме адреса церкви в Пимлико[42] и слов: «Мы должны встретиться – это чрезвычайно важно». Девушку охватило волнение. Наконец-то что-то многообещающее!

Всё, что нужно, – это сообщить подробности Бесси, и невиновность Элеоноры станет предметом слухов уже к обеду. Девушка села на ближайший поезд до вокзала Виктория, протолкнулась сквозь толпу и вскоре вошла в выбеленные залы церкви.

Было тихо. Шаги Элеоноры по истёртым плитам эхом отдавались по церкви, когда она проходила мимо рядов блестящих скамей. Девушка огляделась. На одной из скамей молилась прихожанка, а в стороне преподобный тихо, серьёзно обращался к краснеющей молодой паре. Казалось, никто её не ждал.

Из галереи послышался тихий стук. Преподобный посмотрел наверх, потом снова повернулся к паре. Элеонора поспешила к лестнице и поднялась на галерею. «Конечно же, информатор не хочет, чтобы его видели», – упрекнула она себя.

На вершине лестницы в галерее стоял Чарльз.

Девушка застыла, нога замерла на последней ступеньке.