Самоубийство сверхдержавы - Патрик Бьюкенен

Бирманская хунта отправила тысячи военнослужащих на север, чтобы справиться с мятежами на самоуправляемых территориях Кокан и Ва и в штате Качин. Жители Кокана, где много этнических китайцев, десятками тысяч бежали в китайскую провинцию Юньнань{901}. На востоке страны карены требуют самостоятельности до сих пор, это мировой рекорд по продолжительности мятежа (с обретения Бирмой независимости в 1948 году). С освобождением лауреата Нобелевской премии мира и героини борьбы за демократию Аун Сан Су Чжи из-под домашнего ареста остро встал вопрос, согласятся ли бирманские демократы подавить мятежи, чтобы сохранить единство Бирмы, – как поступала хунта?

Этнические меньшинства составляют 40 процентов населения Бирмы, а местные племена сопротивлялись центральному правительству с момента предоставления стране независимости. «Социальный конфликт на основе этнической принадлежности десятилетиями находится в эпицентре политического противостояния в Бирме», – говорит Эндрю Хейн, британский посол в Рангуне{902}.

В Таиланде малайцы врываются в храмы, нападают на буддийских монахов и на правительственных чиновников. Они хотят создать исламское государство на территории между Таиландом и Малайзией. «Террористическая угроза в деревнях Южного Таиланда стабильно высока, а школы становятся рассадниками экстремизма, – пишет «Вашингтон пост». – Мусульмане Таиланда отвергают все современное, любые формы развлечений, в том числе телевизор, за исключением футбольных трансляций», – сообщает советник посольства{903}.

Тридцать первого декабря 2009 года, когда королевский совет, правящий в Малайзии, разрешил христианам использовать имя Аллаха в разговорах о Боге, семь церквей пострадали от зажигательных бомб. В Малайзии религия коррелирует с расой – конституция приравнивает мусульман к малайцам, – и правительство обвиняют в провоцировании религиозных столкновений с целью усилить расовое напряжение. Китайские и индийские меньшинства Малайзии – это буддисты, индуисты и христиане{904}.

Жаклин Энн Сурин, редактор новостного сайта Малайзии, поведала «Нью-Йорк таймс»: «Для Малайзии характерна расовая политика, за последние десять лет или около того мы наблюдали эскалацию теории о превосходстве малайских малайзийцев… Если государство считает малайцев выше всех прочих граждан, логично, что ислам ставится выше других религий»{905}.

На архипелаге Минданао сепаратистский Фронт национального освобождения моро ведет борьбу за независимость практически половину тысячелетия, с тех пор как испанцы завоевали Филиппины и католицизм стал национальной религией. Вера и сопротивление сепаратистов создали новый народ. «Мы не считаем себя филиппинцами, – говорит Ким Багунданг из местной молодежной ассоциации. – В этом и заключается проблема». Сепаратисты требуют отделения мусульманских земель, так называемых «владений предков», где они создадут свое государство, с исламской верой и культурой{906}.

На самом острове Минданао в конце 2009 года колонну, в которой ехали 57 журналистов и адвокатов, а также жена и родственники местного вице-мэра, остановили 100 вооруженных людей{907}. Женщин изнасиловали, всех партийных работников убили, прочих изувечили; это событие стало известно как резня в Маинданао. Злодеянием, «равных которому не найти в новейшей истории», назвал случившееся советник президента Арройо. «С 1970-х годов мусульманские повстанцы убили около 120 000 человек, – сообщала «Вашингтон пост»; поразительные цифры{908}. На вручении Нобелевской премии мира Барак Обама признал новую реальность, которую многие другие государственные деятели пока игнорируют:

«Прежняя архитектура проседает под тяжестью новых угроз… войны между нациями все чаще уступают место войнам внутри наций. Возрождение этнической и религиозной напряженности, усиление сепаратизма, рост числа мятежей, слабость государств… все очевиднее погружают мир в бесконечный хаос»{909}.

«Бесполезно твердить, что национализму и этническому трайбализму нет места в международных отношениях двадцать первого столетия, – говорит британский дипломат сэр Кристофер Мейер. – Именно распространение демократии западного образца сделало эти явления привлекательнее и заметнее»{910}.

«Наш величайший враг – этнический национализм»

Осенью 2009 года организация «Джундалла» («Солдаты Аллаха») в Систане и Белуджистане устроила громкий теракт, убив сорок иранцев, в том числе бригадного генерала Корпуса стражей исламской революции. Тегеран обвинил США в разжигании этнического сепаратизма, нацеленного на развал страны и смену правящего режима. В Иране проживает миллион белуджей, при этом арабы, азербайджанцы, курды и другие меньшинства составляют половину населения страны, а персы – вторую половину.

Еще пять миллионов белуджей обитают в Пакистане, где богатая нефтью и газом провинция Белуджистан занимает 40 процентов территории страны. Недовольство белуджей армией и правительством возрастает. «Национализм белуджей опирается на широкую базу и сегодня представляет собой куда более серьезную силу, чем когда-либо ранее», – говорит Селиг Харрисон из Центра международной политики, специалист по белуджам, которые стремятся создать собственное государство, «отрезав» часть территории Пакистана и Ирана{911}.

В Ираке проживают сунниты, шииты, христиане, арабы, курды и туркмены. Никто не исключает возобновления религиозных распрей и гражданской войны после ухода американцев, равно как и новых столкновений между арабами и курдами из-за Киркука. Курдов в южной и восточной Турции насчитывается, по некоторым оценкам, от 20 до 25 миллионов человек. Этот курдский анклав постоянно смотрит на иракский Курдистан с населением в пять миллионов человек. В июле 2010 года президент иракского Курдистана Масуд Барзани заявил египетскому телеканалу, что «курдскому народу… нужно собственное государство, как у турецкого, персидского и арабского народов. Мы не говорим, что мы сильнее, но ни в чем им не уступаем»{912}. Если делать ставки на рождение новых государств, стоит поставить на скорое появление на карте Курдистана, Белуджистана, Палестины и Пуштунистана.

Пуштуны, к числу которых принадлежат многие талибы, суть крупнейший племенной союз Афганистана, они занимают юг и восток страны, тогда как хазарейцы населяют центральные горы. Таджики и узбеки составляют большую часть армии Северного альянса, созданного американцами для противостояния талибам. В целом пуштунов от 35 до 40 миллионов человек, больше, чем население многих европейских стран. Большинство живет в Пакистане и предоставляет убежище своим афганским «кузенам». Доминирование таджиков в национальной армии, несомненно, усугубило недоверие пуштунов к режиму президента Хамида Карзая, навязанного стране американцами.

«Этнический шовинизм, который давно терзает эту глубоко племенную страну и стал топливом разрушительной гражданской войны 1990-х годов, вновь поднимает голову», – писала из Кабула накануне Рождества 2010 года иностранный корреспондент «Вашингтон пост» Памела Констебл{913}.

На выборах 2010 года хазарейцы, подавляемое шиитское меньшинство, учредили свою партию – и завоевали все места в провинции Газни. Большинство пуштунов, чья лояльность делится между Карзаем и талибами, под угрозой расправ за участие в голосовании остались дома. Хазарейцы в итоге получили 50 из 249 мест в нижней палате парламента. Но они, по понятным причинам, не слишком рады успеху. «Это многонациональная страна, и должны быть представлены все группы, – считает доктор Амин Ахмади, декан двух небольших колледжей хазарейцев-шиитов в Кабуле. – Наш величайший враг – этнический национализм»{914}.

Несокрушимый трайбализм Африки

Гражданская война в Нигерии, с миллионами жертв, была этнонациональным конфликтом за отделение ибо. Когда, после многих лет гражданской войны, Родезия превратилась в Зимбабве, машона Роберт Мугабе вырезал 7000 матабеле, чтобы преподать урок своему сопернику Джошуа Нкомо, тоже матабеле. В Руанде хуту уничтожали тутси. После выборов 2008 года в Кении кикуйю отца-основателя независимой страны Джомо Кеньятты подверглись преследованиям со стороны племени луо.

«Более 2000 человек погибли в этом году в этнических столкновениях на юге Судана», – сообщала «Нью-Йорк таймс» в 2009 году. Воины народа нуэр устроили резню динка в провинции Джонглей{915}. Мусульманский север, возможно, намеренно раздувает племенную вражду, чтобы отделиться от христианско-анимистического юга. Конфликт между севером и югом носит очевидно религиозный и расовый характер. На юге же – племенной.

В январе 2011 года юг проголосовал за отделение и создание Республики Южный Судан; один каирский репортер описал это событие как «появление опасного прецедента в арабском мире, который все сильнее разделяется из-за религиозной и этнической напряженности». Салама Ахмед Салама из газеты «Аль-Шурук» возражает: «Урок, который всем следует усвоить, состоит в том, что отделение… может оказаться дорогой к спасению, когда союз становится невыносимым бременем для людей»{916}.