Вейн - Инна Живетьева

– Несешься, как лось! – прошипел Юрка. – Я лбом в березу вписался!

Пришлось сбавить шаг.

Вскоре вместо листьев под ноги легла хвоя. Поблекли тени – в разрыв облаков выкатилась луна. Зависла над острыми верхушками сосен.

В просвете между стволами Егор увидел проселочную дорогу. Колеи, проложенные рейсовым автобусом, были разбиты гусеницами.

– Держись обочины, – предупредил Юрку.

Осталось за спиной сухое дерево, в дупле которого Родька устроил тайник. Прошли мимо остановочного павильона. Там, где обычно разворачивался автобус, высыхала лужа. Резануло в желудке совсем уж нестерпимо.

Егор споткнулся на полушаге.

Лунный свет отражался в верхнем ряду школьных окон. Нижние щерились провалами, и стеклянное крошево поблескивало в траве.

– Пришли, что ли? – недоуменно спросил Юрка.

Не ответив, Егор побежал – напрямик, через кусты. Хлестнуло по щеке. Мешал арбалет, цепляясь за ветки.

В здании интерната тоже было темно. Во дворе валялись ведра, грязные тряпки и покореженное крыло от грузовика. Пахло машинным маслом. Зияла вырытая посреди газона смотровая яма, на дне ее скопилась вода. Поляну, на которой обычно играли в футбол, перепахало гусеницами. На беленой стене кто-то размашисто нарисовал черной краской две молнии, направленные вверх и вниз. Зейденская эмблема, такая же, как на танках и «универсалах», что шли в Верхнелучевск.

На мгновение Егору показалось, что все ему – только снится. Этого не может быть!

Рядом встал Юрка. Задрал голову и посмотрел наверх.

В спальне девочек из распахнутого окна свисала занавеска. Светлая ткань шевелилась под ветром. Вот она зацепилась за карниз и вздулась парусом.

Егор круто развернулся.

– Эй, ты куда? – крикнул Юрка.

– В город.

– Ночью? Сдурел? – Юрка догнал и ухватил за локоть. – Да стой ты! У нас тоже была война, я читал. Комендантский час, патрули. Тебя загребут, и все! Егор, ну, подожди немного.

– Еще?! Я два месяца ждал! Хватит!

Ударил бы, но Юрка вдруг разжал пальцы.

– Смотри.

В небе обрисовались силуэты самолетов – четыре тройки клиньями. Они летели с зажженными огнями, четко держа строй.

– Ваши?

– Нет.

Егор устало привалился к дереву. Минуту назад готов был бежать к шоссе, а сейчас ноги не держали. Врезались в плечи лямки вещмешка, заныла рука под тяжестью арбалета.

Самолеты слились с темным небом, и гул затих.

– Ладно, – сказал Егор, отталкиваясь от березового ствола. – Пошли в интернат, глянем, что там.

Длинные тени потянулись к крыльцу. Громко хрустел гравий. Звякнула, попав под ноги, алюминиевая ложка с погнутым черенком.

Егор толкнул дверь. Не заперто. Сумрачно внутри, тихо.

– В кармане фонарик, достань, – повернулся он боком к Юрке.

Сам не хотел выпускать из рук арбалет.

Узкий луч пронзил темноту, скользнул по лестнице, ведущей на второй этаж, и вернулся в холл. Осветил дверь в столовую, попытался заглянуть за угол, но срезался и опустился на пол. В сторону мальчишеской спальни вела грязная тропа. На малышовую половину заходили меньше.

– Наверх, – скомандовал Егор.

Флаг, висевший на площадке между первым и вторым этажами, исчез. Фонарик в Юркиных руках прыгал, выхватывая из темноты то рисунок с выставки, то план мероприятий. Вспыхнули алые буквы: «Зарница».

Егор свернул к воспитательской. Одна половинка двустворчатой двери косо висела, сбитая с петель, другой не было вовсе. Шагнул через порог, и под ногами зашелестела бумага. Егор торопливо задернул шторы.

– Выключатель справа на косяке, – сказал Юрке.

Думал, что электричества нет, но лампочки тускло загорелись. Со стола исчезла скатерть, открыв лиловое пятно от пролитых чернил. С нижних полок шкафа скинули альбомы, тетради, листы с гербарием – они устилали пол. Пропало зеркало, оставив темный прямоугольник невыгоревшей краски. Дверь в директорский кабинет была выбита, Егор заглянул туда. Тоже разгром. Громоздкий сейф, стоящий в углу, – раскрыт.

– Ты уверен, что их эвакуировали? – спросил Юрка.

– Ну откуда я знаю! Я тебе что!..

Юрка посмотрел на него испуганно, и Егор прикусил изнутри щеку. Истерики только не хватает!

Задержал дыхание, медленно считая до десяти. Все, спокойно. Даже если тут похозяйничали зейденцы, это еще ничего не значит. Ребят могли увезти раньше.

– Давай проверим гардеробную.

Выходя, опустил рычажок выключателя.

Их шаги гулко разносились по зданию. Здесь никогда не было так тихо. Всегда – голоса, топот, хлопанье дверей, бряканье расстроенного пианино из актового зала.

– А там что? – Юрка повел фонариком.

– Игровые, комната для занятий, спальни девочек.

Поскрипывали ступеньки.

– Между прочим, – сказал Юрка на пшелесском, – даже если оккупация, самый распространенный язык все равно ваш.

Егор вскинул подбородок:

– Естественно!

А иначе и быть не могло.

На первом этаже свернули под лестницу. Здесь дверь тоже взломали. Налилась желтым лампочка на длинном шнуре, осветила проход между стеллажами. Под порогом лежал мешок, набитый чем-то мягким. Свисали с полок и валялись на полу рубашки, кофты, майки. Собирались спешно? Или кто-то рылся, выбирая, что получше?

– Ты бы переоделся, – сказал Егор. – Ветровка больно приметная. И вообще.

Юрка погладил монстра по клыкастой улыбке.

– Потом.

– Как хочешь, – равнодушно согласился Егор.

…А может, он все-таки спит? Бирку в кулак – чтобы впились в ладонь острые углы.

– Ну и куда дальше? – спросил Юрка.

– Будем устраиваться на ночь. – Егор вспомнил грязную тропу, ведущую к мальчишеской спальне. – Наверху.

Старшим девочкам принадлежали три комнаты, по шесть коек в каждой. Егор прошел до конца коридора, надеясь, что захватчики поленились обыскивать все.

Спальня встретила голыми матрасами и распахнутыми дверцами пустых шкафов. Подушки, вытряхнутые из наволочек, валялись на полу. Тут вкусно пахло, в свете фонарика Егор заметил у порога осколки флакончика. Юрка повел рукой – луч скользнул по стенам, увешанным открытками и фотографиями актеров. С тумбочки блеснул глазами-пуговками плюшевый медведь. Желтое пятно поползло дальше, вбирая в себя то книжную полку, то этажерку с журналами и пластинками. Задержалось на столе. Вспыхнула искра на горлышке банки, засохший букет отбросил корявую тень.

– Черт! – Юрка споткнулся и посветил на пол. – Осторожнее тут.

Из перевернутой коробки раскатились цветные карандаши и вставочки под перья. Возле ножки стола лежала розовая комбинация. Егор никогда прежде не бывал в девичьем царстве, и ему стало неловко.

Юрка потянулся к выключателю.

– Не надо! – остановил Егор. – Шторы тонкие.

Он сдвинул банку с цветами и положил на стол арбалет, скинул куртку. Юрка все топтался у порога.

– Чего стоишь? – спросил Егор. – Располагайся. Ужинать будем.

Вынул из мешка два прямоугольных контейнера – то ли жестяные, то ли пластмассовые, не понять. На крышке рисунок: рассыпчатая гречка с кусочком масла и котлета. Сбоку, в прозрачном чехле, вилка. Ногти бестолково скользили по обертке, пришлось проткнуть ее ножом. Следуя инструкции, резко взболтал содержимое и вскрыл банку. Спустя полминуты в комнате запахло горячей кашей.

Темная буханка величиной с ладонь тоже оказалась запечатанной в пленку. Нож легко прорезал хрустящую корочку и ноздреватую сердцевину.

– Пища богов, – Юрка шумно сглотнул слюну.

Вскоре вилка зацарапала дно контейнера. Егор отодвинул опустевшую банку на край стола и посмотрел на «командирские». Светать начнет часов через шесть.

– Завтра жди меня до вечера.

Юрка глянул удивленно.

– Не вернусь, уходи обратно. Хотя нет, лучше темноту здесь пережди и утром к узлу.

– Не понял.

– Чего именно? – сердито спросил Егор.

Спорить не хотелось. Лечь бы, закрыть глаза и постараться уснуть, чтобы ночь закончилась как можно быстрее.

– С какой радости мне тебя ждать? Я тоже пойду в город.

– Нет.

– Думаешь, приказал, и я послушаюсь? Ага, два раза.

– Ты сам пугал комендатурой, – напомнил Егор.

Юрка выскреб со дна остатки каши и облизал вилку.

– Так мы днем.

– Днем тоже могут быть патрули.

– Слушай, да пошел ты к черту! – отмахнулся Юрка. – Я чего сюда приперся, в интернате сидеть?

– Не знаю! – взорвался Егор. – Ты мне не докладывал. И вообще, не надоело всех посылать? Так можно и одному остаться.

Юрка неожиданно зло рассмеялся:

– А все и так ушли. Я не посылал, а они… Мама, бабушка, дед. Этот тоже, ну, который отец. Папаша хренов, – он сбил щелчком со стола банку.

– Не мусори, – одернул Егор.

– А чего, тут и так… – начал Юрка, но осекся.

Егор прикрыл окно, ночи уже прохладные. Куртку сунул в изголовье. Заряженный арбалет положил на пол, спусти руку – коснешься ложа.

Юрка долго возился, выбирая подушку. Потом скрипел панцирной сеткой, ворочаясь с боку на бок. Вздыхал, шмыгал носом. Но даже когда он угомонился, сон к Егору все равно не шел. Покрикивала в лесу птица. Качались на потолке лунные тени. Ветки скребли по стеклу. Егор снова нашарил на груди бирку и сжал в кулаке вместе с Юркиным подарком. Все будет хорошо, все обязательно будет хорошо. Мама вернулась, ее – жену командира! – никто не выдал. Отец с солдатами перешел линию фронта и сейчас воюет. Скоро освободят Верхнелучевск. Приедет эвакуированный интернат. Интересно, поверит ли Родька, когда Егор расскажет о своем путешествии? И Талка…