Вельяминовы. Время бури. Книга вторая - Нелли Шульман

– Шел дождь, шумел водопад. В горах всегда сырое лето, даже в разгаре июля. Капли стучали по крыше. Она забыла пакетик в Токио, а в деревне подобного купить негде. Только в Осаке, два часа езды. Мы махнули рукой, думали, что обойдется. Как хорошо, что так вышло… – Наримуне вспомнил:

– Она мне портсигар купила. А я ей шкатулку. Скорей бы в поезд сесть… – Зорге-сан, нацист, странным образом, мог оказаться ему полезным.

– Во-первых, он лучше знает журналистов, и подскажет нужного человека, – решил Наримуне, – я поинтересуюсь аккуратно, не вызывая подозрения. Во-вторых, фашисты всегда замечают антифашистов. Я должен поступить, как порядочный человек. Я никого не предаю, – он, рассеяно курил, глядя на городские предместья. Граф кивнул:

– Хорошо. Вызовите Зорге-сан, у меня есть время до поезда. Предупредите, что это не интервью, а дружеский разговор. Отправьте багаж на вокзал, закажите обед в кабинет, и принесите корреспонденцию… – Наримуне вспоминал плоскую, унылую равнину на окраине Харбина, и трубу крематория.

С Лаурой они расстались три месяца назад, перед его отъездом. Почти ничего не было заметно. На севере зима стояла холодная. Наримуне окутал ее плечи собольей шубкой и проследил, чтобы она надела шапочку. Они гуляли в заснеженном саду санатория. Над горячим источником, в каменной купели, поднимался пар. Лаура прижалась щекой к его щеке:

– Ни о чем не волнуйся. Врачи хорошие, и я пришлю телеграмму… – девушка, немного, покраснела. Наримуне обнял ее, сомкнув руки на животе:

– Двигается, – сказал он восхищенно, – опять двигается. Пожалуйста, пожалуйста, будь осторожна… – Наримуне встал на колени, в снег. Он целовал твидовую юбку, теплый, кашемировый чулок, знакомое, круглое колено. Лаура наклонилась, гладя его по голове:

– Все будет хорошо, милый мой. Я в Бомбее, пью кокосовое молоко, катаюсь на слоне, осматриваю храмы… – кузина Тесса, в телеграмме, отозвалась: «Разумеется, вопросов быть не может. Если кто-то здесь появится, хотя зачем им, я скажу, что ты уехала в Агру, или Дели. Желаю удачи, что бы у тебя ни случилось».

– Все образуется, – повторил Наримуне:

– Завтра утром я буду в санатории. Увижу Лауру. Увижу, может быть… – в саду птица взлетела с ветки, осыпав их снегом. Наримуне целовал темно-красные губы, чувствуя сладкий, чистый вкус изморози.

Лимузин подъехал к министерству, швейцар подбежал к машине, открывая дверь. Наримуне проследовал в мраморный вестибюль:

– Будто и не летел всю ночь, – восхищенно подумал Акихиро-сан, передавая багаж начальника швейцару, оставляя его распоряжения, – хоть сейчас может на прием идти. Аристократ есть аристократ… – Акихиро-сан отправился в кабинет. Он хотел позвонить Зорге-сан, и обрадовать журналиста согласием его светлости на встречу.

Мистер О'Малли сидел, по американской привычке, на столе, покуривая сигарету. На стенах кабинета мистера Зорге красовались нацистские плакаты. На видном месте висел портрет Гитлера, украшенный, поверх рамы, флагом со свастикой. В шкафу имелась подшивка: «Volkisher Beobachter». Рядом лежали газеты, для которых писал немец, Tägliche Rundschau и Frankfurter Zeitung. Меир листал экземпляр «Моей борьбы», в роскошной, кожаной обложке, с золотым тиснением.

Зорге высунулся из маленькой кухоньки:

– Гений фюрера, мистер О'Малли, освещает весь мир. Книгу перевели на японский язык, на итальянский… Я уверен, что и в Америке издание ждет успех. В конце концов, герр Форд разделяет идеи фюрера, а он крупнейший промышленник вашей страны. Вы идете правильным путем, – он варил кофе, – по дороге в Японию, я осмотрел Америку. Вы отделяете черную расу, – Зорге поморщился, – запрещаете неграм вступать в браки с белыми людьми. Я надеюсь, – запахло пряностями, – что и с евреями вы поступите так же. Мировое еврейское правительство, о котором пишет фюрер… – о предполагаемой кучке еврейских плутократов, управляющей Америкой и западными странами, Зорге начал распространяться на завтраке, в кафе, на Гинзе. Услышав рассуждения о Генри Форде, Меир спокойно кивнул:

– Я делал репортажи с его заводов. Мистер Форд опередил наше время, он провидец. Когда-нибудь все предприятия пойдут его путем. У него проверяют родословную работников, до третьего колена… – Меир проводил глазами хорошенькую девушку, в скромном, темном кимоно:

– Очень элегантно. У них даже походка другая, из-за обуви, пояса… – он напомнил себе, что надо привезти подарки Ирене, отцу и миссис Фогель:

– Эстер пошлю что-нибудь. Ей, мальчишкам. Игрушки здесь хорошие. Пусть она порадуется, – Меиру было жаль сестру. В Нью-Йорке он сказал отцу:

– Я уверен, что Давид одумается и даст еврейский развод, папа. Он просто сейчас, – Меир поискал слово, – занят другими делами.

Отец пробурчал крепкое словцо, на идиш:

– Вот чем он занят, мамзер. Впрочем, ты прав, – доктор Горовиц оживился, – он успокоится. Эстер окажется свободной. Выйдет замуж за хорошего еврея, дети появятся… Только из Голландии она не уедет, пока мальчики не вырастут, – Хаим погрустнел. Меир, бодро, заметил:

– Скоро пассажирские самолеты начнут летать через океан, папа. Я лечу на Гавайи, в отпуск.

– Осторожней, – велел отец, обняв его в передней, – на этих Гавайях.

Зорге внес кофе:

– С кардамоном, мистер О'Малли. Я бы вам одолжил бессмертное творение фюрера, – он кивнул на книгу, – но вы не читаете по-немецки… – Меир развел руками:

– К сожалению, пока нет. Это один из языков, которые я хочу выучить. Я договорился о занятиях японским языком…

– Лучше с хорошенькой девушкой, – Зорге, разливая кофе, подмигнул Меиру. На руке немца не хватало трех пальцев, оторванных шрапнелью, на войне, но с пишущей машинкой, и женщинами, как сказал Зорге, он управлялся одинаково лихо:

– У меня подруга, – они устроились за низким столиком, – местная. Надо с ней как-то объясняться… – за окном виднелся тихий, узкий переулок

Зорге снимал комнату для работы в здании, принадлежавшем Clausen Shokai. Компания поставляла на японский рынок немецкие типографские машины и держала сервис по копированию документов. У главного входа толпились аккуратные, токийские студенты, в мундирах университетов, с портфельчиками. По словам Зорге, фирма тоже принадлежала немцу. Японское слово в названии было традиционным:

– Здесь подобное принято, – объяснил Зорге, – герр Клаузен ведет бизнес, если пользоваться вашим словом, с японскими партнерами. Им нравится видеть родной язык на визитных карточках.

Вход в кабинет Зорге располагался сбоку здания. Из окон просматривался весь переулок.

– Непременно воспользуюсь вашим советом, – Меир отпил кофе:

– Отменный, мистер Зорге. Вы настоящий мастер. В Испании я встречался с офицерами, служившими в Магрибе. Они заваривали кофе похожим образом. Вы, наверное, тоже бывали в арабских странах? – Меир успел навестить американское посольство и запросить справку о Зорге. Его собеседник родился в Российской Империи, в Баку. Зорге увезли в Германию ребенком. С тех пор, если верить досье, мистер Рихард в Россию, то есть Советский Союз, не возвращался.

– Интересно, – Меир сжег в пепельнице радиограмму.

Мистер О'Малли снял скромную, традиционно обставленную квартиру, в театральном районе Кабуки-Те, о котором ему рассказывал Каннингем. Апартаменты сдавали дешево, окна выходили на пути крупнейшего вокзала в Токио, станции Синдзюку. Меиру грохотание поездов не мешало. Вокруг шумели не люди, а пассажиры. Мистеру О'Малли подобное было только на руку. Его европейское лицо тоже не вызывало удивления. В Синдзюку, с прошлого века, селилось много иностранцев.

Учителя японского языка Меир нашел простым образом, обзвонив два десятка объявлений в англоязычной газете, Japan Advertiser. Следуя совету Даллеса, Меир выбрал голос, показавшийся ему самым пожилым.

– Конечно, – заметил босс, – разные бывают старики. Но, в общем, с ними меньше опасности нарваться на осведомителя, чем с молодежью. Особенно с молодежью женского пола, – босс, зорко, посмотрел на Меира:

– Мисс Фогель прошла проверку. Возражений против вашего брака нет. И у мистера Гувера тоже.

Меир был обязан подать сведения об Ирене начальству, но здесь он затруднений не предвидел. Даллес улыбнулся:

– Вряд ли еврейка будет работать на Гитлера, но наши немцы, в Пенсильвании, в Мичигане могут стать его агентами… – босс помрачнел: «И японцами полна Калифорния. В случае войны мы их интернируем».

Меир возмутился:

– Они американские граждане, мистер Даллес. Мы не имеем права… – босс поправил себя:

– Начнем держать их в поле зрения. Ты добрый человек, Ягненок, – внезапно добавил он: «Смотри, будь осторожней».

В окне, на куполе Капитолия, трепетал американский флаг. Меир отозвался:

– Все люди рождены свободными и равными, мистер Даллес. Эти слова мой родственник писал, его бюст в ротонде Капитолия стоит… – когда Меир видел скульптуру вице-президента Вулфа, он, невольно, вздрагивал. Кузен Мэтью становился, все больше на него похож. Майору Горовицу только шрама на щеке не хватало: