Дело №346 - Лариса Капицына

– Как поживает мой зять? – спросила равнодушно, провожая Вадика к двери и протягивая ему фото.

– А как может поживать человек, у которого убили жену? Подавлен, конечно… Переживает. Я хотел спросить вас кое о чем…

– Слушаю, – она улыбнулась.

– Я был на кладбище, когда хоронили вашу сестру.

Вадик замялся.

– Что вы сказали Черных, когда все разошлись?

Кваскова усмехнулась недобро.

– Я сказала, что надеюсь скоро увидеть его рядом с сестрой. Он шарахнулся от меня, как от прокаженной.

Ну и черт с ним! – она вдруг рассмеялась, как показалось Вадику немного не к месту. – Я не жалею об этих словах. Все равно есть вещи, которые я никогда не смогу ему простить.

– Например?

– Ну, в общем много всего. Даже теперь, когда выяснилось, что ее убил… тот человек, я считаю, что в том что с ней случилось виноват именно он. Если бы он не был таким эгоистичным, таки равнодушным, она никогда не связалась бы с этим человеком. И была бы жива сейчас. И знаете, я не верю в то, что он подавлен. Он слишком… слишком прагматичный, слишком рациональный человек.

– По-моему вы несправедливы к нему. Он говорит, что очень любил ее всегда…

– Вранье! Часть имиджа, которого он старательно придерживался. На самом деле, он никого не любил, даже сестру. Даже детей не хотел заводить. Говорил, что это им не нужно. Однажды она забеременела и радости не было предела! Но он заставил ее сделать аборт.

– Заставил? Как это?

– О! Вы не знаете этого человека! Он сделал так, что она сама побежала к врачу, понеслась на всех парах!

– Интересно.

– Он говорил, что у него дурная наследственность, что от него нельзя иметь детей. Она не верила. Но, когда врач поставил ей срок месяц, она, конечно, поделилась с ним. А он отвез ее в одну психушку, где находится сестра его покойной матери. И устроил ей свидание с этой чокнутой. Это был кошмар.

Совершенное растение, но с весьма своеобразным сдвигом. Спятила в ранней молодости, вообразила, что родила ребенка от дьявола и таскает по-всюду какие-то тряпки, распевает колыбельные песни и лепечет какой-то вздор, хотя никогда не была замужем и не имела детей. Сестра рассказывала мне и просто рыдала.

– Ну-ка, Тамара Павловна, – Вадик решительно взял ее за руку. – Давайте присядем.

– Что? Вы ведь уже уходили.

– Ничего. Я не спешу, – Вадик старался говорить обычным голосом, но на самом деле ужасно волновался. – Очень хочется послушать. Так вы говорите, у Черных есть тетка, сумасшедшая?

– Ну-да, – она немного испугалась, глядя на взволнованное лицо Вадика. – Так сказала сестра. Посмотрела на нее и после этого побежала на аборт. Черных сказал: «Ты ведь не хочешь иметь у себя под боком такое чудо?»…

Глава 24

– Это очень спокойная пациентка. С ней никогда не бывает хлопот. И я немного удивлен, что вы заинтересовались именно ею. Она здесь уже Бог знает сколько времени, и я не помню, чтобы с ней были связаны какие-нибудь неприятности. Она просто ангел, – тут главврач психиатрической больницы позволил себе улыбнуться, – ангел, который заботится о ребенке сатаны. Ефросинья Игнатьевна Кочнева.

Но здесь ее зовут просто Фрося. Она ведь попала сюда совсем молоденькой девушкой.

– Она могла бы кого-нибудь убить?

– Что? – он не понимающе уставился на Мешкова.

– Причинить кому-нибудь вред?

– Каким образом?

– Ну, например, вытолкнуть человека из окна или что-нибудь в этом роде?

– Нет.

– Вы говорите так уверенно… Все-таки неадекватный человек. Разве можно с уверенностью сказать, что она неопасна для окружающих?

– И все-таки, нет. Она уже много лет живет в собственном мире. До людей ей нет дела. Она их просто не замечает. И никаких эмоций к ним не испытывает. Ей на них просто наплевать. У нее другие заботы.

– У нее бывают обострения?

– Нет. Поэтому не бывает и просветелений. И поэтому она находится здесь. Она совершенно не способна позаботиться о себе. Если не будет еды, она не будет есть, если не сказать ей, что пора спать – она будет шататься со своим ворохом пеленок, пока не отрубится где-нибудь в углу. Она очень послушная и делает все, что ей говорят. Даже часто спрашивает, что ей делать. И выполняет указания бесприкословно.

– С ней можно поговорить?

– А смысл? Она говорит только сама с собой. И только о том, что ей интересно.

– Ее кто-нибудь навещает?

– Да. Вы знаете, да, – тут врач задумался. – Некоторое время назад объявился ее племянник со своей женой.

Очень милая пара. Хотели прогуляться с ней недалеко. На женщину она произвела шокирущее впечатление. Кажется, она даже плакала. Он потом приезжал несколько раз, но уже один.

– Зачем?

– Говорил, что хочет побыть с ней немного. Погулять. Я отпускал, хотя это и против правил. Но поскольку она совершенно неопасна для окружающих, я разрешал ему забирать ее ненадолго. Тем более, что он выглядел очень чувствительным. Сказал, что у него никого нет, кроме нее.

– А теперь постарайтесь припомнить, когда он забирал ее в последний раз?

– Нечего тут припоминать. Это было… 12 сентября, в пятницу.

– Могу я взглянуть на нее?

– Да, конечно. Александр Николаевич, проводите товарища… господина следователя на второй этаж. Мне подготовить заключение?

– Будьте любезны.

Санитар, невысокий, но чрезвычайно крепко сбитый мужчина, попросил Мешкова идти впереди и указывал ему дорогу, поверните направо, следующая дверь, сейчас будет поворот налево…

Мешков чувствовал себя очень неуютно, как-будто его конвоировали на допрос. И даже усмехнулся про себя. Когда тяжелая рука санитара опустилась ему на плечо, он невольно вздрогнул.

– Нервишки! – лицо санитара искривила добродушная ухмылка. – Не напрягайтесь, здесь всем слегка не по себе. Нам сюда.

– Как я ее найду? – Мешкова раздражал его снисходительный тон.

– А вам и не надо. Она будет вместе со всеми. Вы ее сразу узнаете. Она ведь у нас женщина с ребенком, молодая мамаша! – санитар совершенно откровенно хмыкнул. Похоже эта пациентка была здесь предметом для шуток. А может быть, санитары шутили над всеми пациентами, потому что ведь это была очень тяжелая работа, а людям хочется какой-то разрядки, хотя бы в виде шутки. Тем более, что те, над кем они подшучивали, никогда не обижались. Они попросту не способны были понять, что над ними смеются.

Это были очень занятые люди. Они все, а их было в комнате человек десять, все время о чем-нибудь думали, напряженно и старательно. Некоторые даже раскачивались в такт своим мыслям.

Среди них суетилась одна женщина. И может быть она была самой заботливой мамашей, из всех, кого Мешков когда-либо видел. Она держала на руках «ребенка», перекладывала его, качала на руках, разговаривала с ним. Сейчас она пыталась уложить его спать и, судя по тому, что она немного сердилась, ей это никак не удавалось. Она пела ему колыбельную, качала его снова, грозила ему пальцем. И когда она склонялась к вороху цветастых тряпок, лицо ее светилось нежностью…