История одного поколения - Олег Валентинович Суворов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То есть ты подозреваешь меня в убийстве? — тихо уточнил Гурский.
— Именно так, — многозначительно кивнул Ястребов, — и для этого в твоем романе есть более чем достаточно оснований. Это ж надо так написать: «Когда-то она была для меня божеством, чудом, совершенством, а оказалась дешевкой, перемазанной в вонючей сперме какого-то кретина!» Сильно сказано, мой юный друг, и весьма грубо. Это как же надо ревновать, чтобы рождались подобные фразы?
— Это не авторский текст, эту фразу произносит главный герой!
— Ну и что?
— Спроси у Князева. Он знает о Полине гораздо больше меня.
— И опять врешь! — взвился Михаил. — Да если бы Денис что-нибудь знал, то давно бы мне рассказал. А ты хитрый, жук навозный… Честно сказать, сколько лет я тебя знаю, но такого не ожидал.
— Чего ты не ожидал? — покрываясь красными пятнами, закричал выведенный из себя Алексей. — Что ты меня достаешь своими нелепыми подозрениями? Я должен у тебя спрашивать — как и о чем мне писать?
— А чего ты разорался? Можно подумать, что с твоим романом связана какая-то жуткая история, поэтому тебе даже неприятно его обсуждать.
— Прекрати, — зло отмахнулся Гурский. — Нет там никакой истории. Чего тебе от меня надо?
— Когда ты в последний раз видел Полину и при каких обстоятельствах?
— Так бы сразу и спрашивал! — К удивлению Михаила, Гурский вздохнул с облегчением. — Это было летом девяносто четвертого года в районе метро «Авиамоторная», когда она садилась в тачку к какому-то мужику.
— Что за мужик?
— А я знаю? Я не стал к ним подходить и заговаривать. Если тебя очень интересует, могу сообщить номер тачки — он настолько легко запоминается, что забыть его просто невозможно.
— Ну?
— Г 200 АД.
— Понимаю, — усмехнулся Михаил, — ГАД-двести. Кстати, что за тачка?
— «Мицубиси» темно-синего цвета.
— Прекрасно, прекрасно. — Заметно оживившийся Михаил даже потер руки от возбуждения. Несмотря на двухлетний срок давности, зацепка была весьма многообещающей! Благодаря Петру он легко выяснит личность владельца «Мицубиси» — только бы тот не успел продать машину! — после чего шансы найти Полину резко возрастают. — Ну и, видимо, последний вопрос: после того как ты описал знакомство Полины с владельцем этой самой тачки, что было дальше? Ты выдумал, что она вышла за него замуж, или что-то об этом слышал?
— Да, разумеется, выдумал! И все — абсолютно все дальнейшее, включая сцену убийства, — вымышлено! Сколько раз тебе это повторять?
— Это ты не мне будешь повторять, а следователю, — сострил Михаил. — Ладно, господин сочинитель, будем считать, что интервью закончено.
Стоило непрошеному гостю покинуть его квартиру, как Гурский тщательно запер дверь, метнулся на кухню и, достав из холодильника полбутылки красного сухого вина, стремительно выпил, словно опасаясь, что Ястребов еще вернется.
Затем он прошел в комнату, сел за стол, закурил и включил компьютер. Накопленное раздражение, вызванное настойчивыми — и крайне бестактными! — расспросами Ястребова, требовало своего выхода, и Алексей яростно застучал по клавишам. Сейчас он работал над новым романом и решил-таки воплотить свою давнюю задумку, вставив бесцеремонного Михаила в виде журналиста-недотепы, проводящего независимое расследование. Это будет комическая линия в его достаточно суровом детективе. Ястребов заявится в клуб геев под названием «Голубая планета Земля», где разъяренные его наглыми расспросами посетители сначала изобьют незадачливого журналиста фаллоимитаторами, а затем и вышвырнут на улицу — пинком под зад!
Полина имела врожденную склонность к изучению иностранных языков. Обладая прекрасной памятью и удивительно правильным произношением, она поражала, а порой и ставила в тупик школьных учителей английского, общаясь с ними совершенно свободно.
Через год после отчисления из медицинского института она закончила двухгодичные курсы французского и итальянского. Поначалу Полина даже не думала ни о каких материальных выгодах, просто само изучение и знание языков доставляло ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Однако впоследствии, когда ее жизнь стала принимать весьма экстравагантные формы, приличное владение тремя языками сильно помогло. В тысяча девятьсот девяносто четвертом году, о котором шла речь в предыдущей беседе, она преподавала все три языка в одном частном коммерческом лицее, снимая квартиру под чужим именем, чтобы — не дай бог! — не смогли найти родители, с которыми она порвала еще четыре года назад раз и навсегда.
Поступление на работу произошло довольно обыденно — она дала объявление в газету, ей позвонили и пригласили на собеседование. Поговорив на английском, итальянском и французском языках с двумя старыми дамами, приглашенными директором, он же владелец колледжа, в качестве экспертов, Полина была зачислена в штат, и это ее весьма обрадовало.
Дело в том, что при одном только взгляде на Николая Павловича Репнина — симпатичного, солидного, уверенного в себе флегматика сорока с небольшим лет — она не то чтобы сразу влюбилась, но ощутила легкую дрожь, которая охватывает нервного человека накануне очень ответственного и вместе с тем самого приятного в его жизни события — например, накануне свадьбы.
Какой еще мужчина сможет совладать с ее вздорной, легкомысленной и непостоянной натурой, если не такой, как Николай Павлович — спокойный, невозмутимый, надежный? Велико же было ее разочарование, когда вскоре после начала учебных занятий она узнала, что Репнин давно женат и имеет дочь-студентку. Более того, он является всего лишь совладельцем лицея, поскольку большую часть денег в организацию этого дела вложил отец его жены. Следовательно, сразу сообразила Полина, при разводе он может лишиться слишком многого!
Не прошло и двух месяцев, как однажды вечером Николай Павлович самым добродушным тоном предложил подвезти ее домой на своей японской иномарке. По дороге, разговаривая с ней лениво и непринужденно, он успел задать массу вопросов о ее прошлой жизни.
— Неужели такая красивая женщина, как вы, еще ни разу не была замужем?
«Ваше счастье!» — хотела было ответить Полина, но почему-то постеснялась.
После этого они виделись еще несколько
