Наполеон, или Миф о «спасителе» - Жан Тюлар

Опасаясь социального взрыва, парижские власти приостановят в столице рост мануфактурного производства, уже подорванный нехваткой сырья и энергоресурсов.

Континентальная блокада, обеспечив промышленности надежный протекционистский заслон, углубила кризис больших портовых городов, в первую очередь тех, которым крейсерство (Кале, Булонь и Дюнкерк) и каботаж не приносили дополнительных доходов, а также тех, у которых не было давно налаженных связей с внутренними регионами страны. Именно в таком положении оказалась Лa-Рошель. «Распад колоний и затяжная война наносят огромный ущерб приморским городам. Никогда прежде уныние не пронизывало до такой степени любое коммерческое начинание. Многие люди разорены», — отмечалось в XII году на сессии генерального совета департамента Нижняя Шаранта. Согласно данным «Статистического ежегодника департамента» за 1813 год с 1804 по 1810 год лишь 60 судов, плавающих под флагами стран Северной Европы, и около 20 американских кораблей, прибывших за винами, солью и водкой, пришвартовались в порту Ла-Рошель. Такого кризиса не выдержал даже самый крупный в городе торговый дом братьев Гареше, завершивший этот период с убытком в 900 тысяч франков. Нант и Бордо оказались более подготовленными к испытаниям блокады. Благодаря заключению Амьенского мира поставки вооружений в колонии постепенно достигли довоенного уровня. В 1802 году Бордо загрузил оружием двести восемь кораблей, что, по оценкам историков, «сопоставимо с показателями последних лет старого режима». В том же году в его порту бросило якорь двести двадцать судов с грузом колониальных товаров. Оружие направлялось теперь не на Антильские острова, а в Иль-де-Франс и Иль-де-Бурбон. Наконец, прежнего объема до-стиг экспорт в Англию прославленных бордоских вин. С 1803 по 1807 год Бордо, подобно другим городам атлантического побережья, которым повезло больше, чем портам Ла-Манша, жестко блокированным английским флотом, сохранил кое-какие прежние торговые связи с нейтральными Соединенными Штатами и Данией. Однако ужесточение режима блокады, ущемлявшей интересы нейтральных государств, привело в 1808 году к полной стагнации торговли. Лишь лицензионная система да продолжавшиеся поставки незначительных партий вооружений спасли порт от паралича. Происходивший в стране процесс «деиндустриализации» нанес ущерб большей части городов атлантического побережья.

Аналогичный застой пережил между 1801 и 1807 годами Марсель, перед тем как уступить первенство Триесту, Ливорно и Мальте. «Геную император приобрел в XIII году, Ливорно — в 1808-м. Венский договор сделал его владельцем Триеста. То, что льстило национальному самолюбию французов, угнетало марсельских негоциантов, — пишет в своих мемуарах Тибодо, который, будучи префектом Буш-дю-Рона, как никто другой с пониманием относился к нуждам марсельцев. — Эти три чужеземных порта казались им пасынками, втершимися во французскую семью, змеями, которых император пригрел на своей груди». Это наглядный пример озабоченности, которую стали вызывать у нотаблей нескончаемые аннексии императора. Закат Бокерской ярмарки обусловлен упадком Марселя. И тем не менее, как уже неоднократно отмечалось, сложившаяся конъюнктура пошла на пользу внутренней торговле. Перемещение рынков на восток способствует освоению водных артерий. Благодаря Рейну Страсбург превратился в крупнейшую европейскую кладовую. Ничего удивительного, что Наполеон продолжил начатые еще при абсолютизме работы по прокладке каналов (Сен-Кентен, Л'Урк и др.). Что же касается принципа эксплуатации дорог, то он восходит к древнеримской традиции. Декрет от 16 декабря 1811 года поделил их на магистрали стратегического и местного значения. Такая классификация регулировала движение товаров, повышала скорость доставки почты и грузов.

И все же путь из Парижа до Орлеана по-прежнему занимал пятнадцать часов, а проведенная в 1811 году инспекция состояния перевозок выявила множество опозданий из-за рутинной организации труда транспортников и экспедиторов. Впрочем, для Наполеона дорога обладала прежде всего стратегическим значением. Дорога через Симплонский перевал, прокладка которой началась 9 октября 1805 года и завершилась в 1809 году, обеспечила Франции господство над Италией. Не меньшее значение имела и дорога Мон-Сенис. Лион воспользовался ею для упрочения своего торгового могущества. К числу других факторов, благоприятно сказавшихся на развитии внутренней торговли, следует отнести стабилизацию финансового рынка, введение (натолкнувшееся на яростное сопротивление) метрической системы мер, обнародование в 1807 году торгового кодекса, а также учреждение торговых палат, выражавших на консультативной основе пожелания, которые могли влиять на решения правительства. Любопытная примета времени: витрины начинают понемногу вытеснять вывески. В Париже это изменение облика лавок происходит быстрее, чем в провинции.

Об уязвимости французской экономики свидетельствуют кризисы, последний из которых (мы к нему еще вернемся) станет для режима роковым. В основе этой уязвимости лежит дефицит доверия: его могла подорвать малейшая паника, а ведь известно, как быстро в военное время обрастает плотью любой тревожный слух. Примером может служить дело об «Объединившихся негоциантах», принявшее в 1805 году неожиданно крупные масштабы.

В феврале 1806 года Фьеве дал глубокий анализ причин этой катастрофы, вызванной, по его мнению, чрезмерными спекуляциями в Париже, где хуже, чем в Лондоне, обеспечивалась надежность финансовых операций. В сентябре 1805 года министр финансов Барбе-Марбуа локализовал кризис, возникший из-за недостатка доверия в условиях усложнившейся социально-политической конъюнктуры.

Попав под влияние таких ловких спекулянтов, как Уврар, Деспрез и Ванлерберг, Барбе-Марбуа дал увлечь себя планами импорта во Францию мексиканских пиастров. Неудачная афера породила толки о надвигающемся банкротстве Французского банка. Начались массовые снятия вкладов. Ажиотаж подогревался слухами о том, что, отправившись на очередную войну, император захватил с собой всю имевшуюся наличность. Столпотворение у касс переросло в беспорядки. Победа под Аустерлицем несколько разрядила обстановку, однако внезапно возникший дефицит наличности повлек за собою серию банкротств, самым крупным из которых стало разорение члена генерального совета Французского банка Рекамье. Трудности со сбытом продукции текстильной промышленности осложнили положение. Безработица поразила крупнейшие мануфактуры: зима 1806/07 года оказалась нелегкой для парижских и лионских рабочих. Начавшийся в январе 1806 года спад производства охватил всю страну от Нормандии до Эльзаса, от севера до юга.