Дневник заключенного. Письма - Феликс Эдмундович Дзержинский

в каком состоянии находится его хозяйство. Этот месяц моего пребывания и работы в Сибири научил меня больше, чем весь предыдущий год, и я внес в ЦК ряд предложений.

И если удастся в результате адской работы наладить дело, вывезти все продовольствие, то я буду рад, так как и я и Республика воспользуемся уроком, и мы упростим наши аппараты, устраним централизацию, которая убивает живое дело, устраним излишний и вредный аппарат комиссаров на транспорте и обратим больше внимания на места, на культурную работу, перебросим своих работников из московских кабинетов на живую работу на местах…

Целую вас обоих.

Ваш Фел[икс]

С. С. Дзержинской

[Омск — Новониколаевск] 20 февраля 1922 г.

Зося дорогая моя!

Почту за две недели я получил уже в поезде. Уже поздняя ночь — только сейчас я закончил чтение писем из Москвы. Я хочу сейчас же написать тебе, так как завтра у меня не будет времени. Я еду всего на один день в Новониколаевск — обсудить дела с Ревкомом. У нас огромные трудности. Когда работа округа[178], казалось, начинала входить в норму, метели и снежные бураны опять дезорганизовали работу. А в недалекой перспективе новая угроза — продовольствия, оказывается, меньше, чем предполагалось. Я пе могу разорваться на части и все предвидеть, а заменить знания и опыт энергией нельзя. Я только лишь учусь. А письма из Москвы тоже невеселые. Серебряков[179], по-видимому, работает из последних сил.

Он тоже хочет, чтобы я поскорее вернулся. Однако я не могу вернуться прежде, чем выяснится ситуация. Хлеб из Сибири для Республики — спасение. А когда я вернусь, то мне не хотелось бы, чтобы текущие дела, как обычно, поглотили меня целиком — взяли меня в плен. Ибо сибирский опыт показал мне основные недостатки в нашей системе управления — их необходимо устранить. Без длительной борьбы это не удастся. Боюсь, что никто не захочет меня выслушать, так как и там, в Москве, так много текущей работы и момент настолько тяжелый, что, как это часто бывает, не найдется времени. Я пришел к неопровержимому выводу, что главная работа не в Москве, а на местах, что % ответственных товарищей и спецов из всех партийных (включая и ЦК), советских и профсоюзных учреждений необходимо перебросить из Москвы на места. И не надо бояться, что центральные учреждения развалятся. Необходимо все силы бросить на фабрики, заводы и в деревню, чтобы действительно поднять производительность труда, а не работу перьев и канцелярий. Иначе не вылезем. Самые лучшие замыслы и указания из Москвы даже не доходят сюда и повисают в воздухе. Я только теперь глубже погрузился в жизнь и хочу бороться за эту жизнь. В Москву я вернусь, вероятно, в первой половине марта, может быть, около числа 15-го. Среди моих товарищей и сотрудников заметно желание вернуться поскорее. Их измучила непрерывная работа и оторванность от семей. Я должен был обратиться к ним с напоминанием, что Москва ожидает не нас, а хлеб от нас. Они восприняли эти слова и работают самоотверженно. Даже «специалисты» и те, насколько могут, напрягают силы. Мы сжились друг с другом… И я вижу, как здесь без комиссаров и специалисты становятся иными. Институт комиссаров у нас в НКПС уже изжил себя, и надо будет ликвидировать его поскорее.

Но довольно об этом.

Я живу теперь лихорадочно. Сплю плохо, все время беспокоят меня мысли — я ищу выхода, решения задач. Однако я здоров…

Твой Феликс

Ясику Дзержинскому

Омск — Новониколаевск, 20 февраля 1922 г.

Дорогой мой Ясик!

Поезд везет меня из Омска в Новониколаевск, трясет, поэтому буквы моего письма становятся похожими на твои. Они качаются в различные стороны и шлют тебе поцелуи и привет. Я чувствую себя хорошо — работы у меня много. Живу в вагоне, мне тепло, хотя морозы доходили до 40 градусов. Беленький шлет тебе привет… Не знаю еще, как скоро вернусь в Москву, не могу вернуться, пока не закончу работу, которую мне поручили сделать. А ты что делаешь? Хорошо ли учишься и играешь ли? Передай от меня привет Чесеку[180]. Поцелуй от меня маму 14 с половиной раз, а сам будь здоров. Целую тебя крепко. До свиданья.

Твой папа

Посылаю тебе газету «Сибирский Гудок» — там на 4-й странице есть задача[181] — решишь ли ее? Если не можешь, то попроси маму, чтобы она тебе помогла. Целую тебя.

Твой Ф. Д.

С. С. Дзержинской

Харьков, 20 мая 1926 г.

Дорогая моя!

Я нахожусь здесь второй день и чувствую себя хорошо, лучше, чем в прошлый приезд сюда[182].

Выеду отсюда в Екатеринослав и Донбасс, по-видимому, через какую-нибудь недельку-полторы. Я вижу здесь новых людей, проблемы здесь ближе к земле и приобретают больше черт конкретности, к моим мыслям больше прислушиваются и откликаются на них… Я охотно переехал бы в провинцию на постоянную работу…

Твой Фел[икс]

О Ф. Э. Дзержинском

П. Д. Мальков

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВЧК

Бывая постоянно в Военно-революционном комитете с первых дней Октября, я часто встречал там Якова Михайловича Свердлова и Феликса Эдмундовича Дзержинского…

В те дни и годы, когда все приходилось создавать заново в ожесточенной борьбе с врагами трудящихся, все работали безумно много, по 16, 18, 20 часов в сутки, не зная сна, отказывая себе в отдыхе. Иначе было нельзя. Этого требовали интересы революции. И даже в тех условиях среди железных людей той эпохи выделялся Дзержинский. Казалось, Феликс Эдмундович вообще обходился без сна. Бывая у него в Петрограде на Гороховой, в Москве на Большой Лубянке, днем ли, глубокой ли ночью, я всегда заставал Феликса Эдмундовича бодрствующим, всегда за работой.

Особенно часто мне доводилось бывать у Дзержинского в Москве, на Б. Лубянке, 11, где помещалась тогда Всероссийская Чрезвычайная Комиссия. Феликс Эдмундович