Чужак в чужой стране - Роберт Хайнлайн

Вспомнилось ей и то, как он грокнул, что «неправильность» необходима лишь в общении с живыми, мыслящими существами, а ее платье можно отправить в никуда, хотя оно вполне «правильное». Ограничение существовало для птенцов, взрослые делали так, как подсказывало гроканье.

Интересно, каким будет следующее изменение? Но она не беспокоилась: Майк был добр и мудр.

— Майк, представляешь, как было бы здорово, если бы тут оказались Энн, Доркас и Мириам? И наш отец Джубал, и ребята? Ой, вся наша семья!

— Нужна ванна побольше.

— Ну потеснились бы. А когда мы снова поедем домой, Майк?

— Я грокаю, скоро.

— «Скоро» по-марсиански? Или «скоро» по-земному? Ладно, неважно, милый, свершится, когда наполнится ожидание. Кстати, скоро здесь появится тетушка Пэтти — «скоро» по-земному. Помоешь меня?

Она встала, мыло вылетело из мыльницы, прошлось по ее телу, легло на место, мыльный слой пошел пузырями.

— Ой, щекотно!

— Душ?

— Окунусь. — Она присела, окунулась, встала. — Пора, наверное.

Кто-то постучал в дверь:

— Ребятки, вы в приличном виде?

— Иду, Пэт! — крикнула Джилл, вылезая из ванной. — Высуши меня, пожалуйста!

И она тут же высохла, не осталось и следов.

— Милый, ты не забудешь одеться? Пэтти — настоящая леди, не то, что я.

— Не забуду.

Глава 27

Схватив пеньюар, Джилл поспешила в гостиную.

— Входи, дорогая. Мы принимали ванну, он сейчас выйдет. Выпей пока, а потом можешь сама залезть в ванну и допить прямо там. Горячей воды — сколько хочешь.

— Я вымылась под душем, детка, после того, как уложила Пышку в постель. А вот принять настоящую ванну очень хочется. Но, Джилл, я пришла вовсе не для того, чтобы пользоваться нашей ванной; мне тяжело на душе от того, что вы уезжаете.

— Ну, мы же не упустим тебя из виду. — Джилл занялась бокалами. — Тим прав, нам нужно доработать номер.

— Номер в порядке, может, сделать его посмешнее, но… Привет, Смитти. — Она подала Майку руку в перчатке. Выходя из цирка, миссис Пайвонская всегда надевала перчатки, платье с закрытым воротом и чулки. Она выглядела, да и была, респектабельной вдовой, следившей за своей фигурой.

— Я тут говорила Джилл, что ваш номер совсем не плох.

— Пэт, не надо. Он никуда не годится.

— Да нет, милые, его можно слегка оживить — разные там трюки, шутки. Может, немного пооткровеннее костюм для Джилл… у тебя отличная фигура, милочка.

— Нет, не поможет, — покачала головой Джилл.

— Знавала я одного фокусника, он одевал помощницу в стиле веселых восьмидесятых — тысяча девятьсот восьмидесятых, конечно, — даже ног не было видно. А потом покровы исчезали один за другим. Нашим лопухам это нравилось. Пойми меня правильно, милая — никакой вульгарности. В конце она оставалась примерно в таком же наряде, как ты сейчас.

— Пэтти, — сказала Джилл, — да я бы выступала совершенно голой, лишь бы сохранить номер.

— Нельзя, милочка, лопухи бы взвыли. Но коли у тебя есть фигура, отчего бы ею не попользоваться? Многого бы я добилась со своими татуировками, если бы мне позволяли бы снимать с себя все, что можно?

— Кстати об одеждах, Пэт, тут у нас жарковато, градусов девяносто… — Сам Майк был в накинутом на плечи легком халате, вполне достаточном для циркача. Жара почти не влияла на него, лишь изредка ему приходилось слегка перестраивать обмен веществ. Но их подруга привыкла ходить полураздетой и прикрывала все тело лишь тогда, когда выходила из цирка. — Хочешь устроиться поудобнее? Тут ведь нет никого, кроме нас, цыплятки. — Последнее было шуткой, допустимой среди друзей, так объяснял ему Джубал.

— Конечно, Пэтти, — поддержала Джилл. — Еще вспотеешь. Давай принесу тебе что-нибудь.

— Ну… вообще-то мне пришлось напялить на себя костюм…

— Так не стесняйся среди друзей. Давай расстегну молнии.

— Дай-ка я сниму чулки и туфли. — Она продолжала болтать, придумывая, как бы ей подобраться к религии. Она была уверена, что дети, благослови их Господь, готовы стать ищущими, но она надеялась подвести их к Свету за сезон. — Если идешь на сцену, Смитти, ты должен научиться понимать этих чурбанов-зрителей. Если хочешь стать настоящим фокусником. Ты, конечно, многое умеешь, милый. — Всунув чулки в туфли, она повернулась, чтобы Джилл помогла ей расстегнуть молнии. — Будто бы заключил соглашение с дьяволом. Но лопухи-то не знают, что все это — ловкость рук. Нужно вести себя как-то попроще. Ты когда-нибудь встречал глотателя огня с красивой помощницей? Поставь красивую девушку рядом с ним — и она испортит ему номер, ведь зрители надеются, что он по случайности загорится.

Она стянула платье через голову, подала Джилл, та поцеловала ее.

— Ну вот, тетушка, а теперь откинься на спинку кресла, выпей.

— Погоди, милочка. — Миссис Пайвонская взмолилась в душе: пусть ее озарит. Ну конечно! Ведь картинки на ее теле говорят сами за себя: для того-то Джордж и разрисовал ее. — Вот что есть у меня… А вы-то сами когда-нибудь смотрели на мои картинки?

— Нет, — призналась Джилл, — не хотелось пялиться на тебя, будто мы двое лопухов.

— Ну тогда смотрите, дети, ведь для того-то Джордж, да благословит Господь его душу, и сотворил их. Чтобы на них пялились, рассматривали. Вот тут, под подбородком, — рождение нашего пророка, святого Фостера — невинный младенец, не ведаюший, что уготовил ему Господь. Но ангелы-то знали — видите их? Следующая сценка — его первое чудо, он был тогда юным грешником в деревенской школе, отправился подстрелить птичку… он поднял ее, погладил, и она улетела прочь, целая и невредимая. Ну, а теперь поглядите на спину. — Она рассказала, что, когда Джордж принялся за свой великий труд, «холст» был уже частично разрисован, но его осенило вдохновение, и он превратил «Нападение на Пирл-Харбор» в «Армагеддон», а «Небоскребы Нью-Йорка» — в «Священный Град».

— Но, — признала она, — несмотря на то, что теперь на каждом дюйме моего тела вы видите священные картины, Джорджу пришлось нелегко. Он изрядно потрудился, чтобы отразить важнейшие вехи в жизни нашего Пророка. Вот вы видите его читающим проповедь на ступенях нечестивого монастыря, откуда его прогнали — тогда его впервые арестовали, началось Преследование… А вон там, прямо на спине, видите, он разбивает идолов… и снова он в тюрьме, а над ним струится божественный свет. Потом немногочисленные Верующие ворвались в тюрьму…

(Преподобный Фостер сообразил, что в борьбе за свободу веры кастеты, дубинки и готовность схватиться с полицейскими перевешивали пассивное сопротивление. Церковь его уже в истоках была воинственной. Но он был подлинным тактиком и в битву вступал лишь там, где вся тяжелая артиллерия была на стороне Бога.)

— …и спасли его от неправедного суда, а взамен изваляли в смоле и перьях судью. А впереди… ну, тут немного увидишь, все под лифчиком.

(«Майкл, чего ей хочется?»

«Ты сама знаешь. Скажи ей».)

— Тетушка Пэтти, — мягко произнесла Джилл, — вы ведь хотите, чтобы мы разглядели все картинки, правда?

— Ну… да, ведь и Тим говорит в конце представления: Джордж использовал каждый дюйм, чтобы завершить рассказ.

— Если Джордж потратил на это столько труда, значит, он хотел, чтобы картинки видели. Снимай все, я же говорила тебе: я и сама бы выступала совершенно голой, но ведь мы всего лишь развлекаем. А у тебя есть цель… священная цель.

— Ну, если вы так хотите… — И она мысленно спела «Аллилуйя».

Сам Фостер поддерживает ее. Если повезет, с помощью картинок Джорджа он поможет этим детям увидеть Свет.

— Я помогу тебе.

(«Джилл?»

«Нет, Майкл».

«Погоди».)

Миссис Пайвонская с изумлением обнаружила, что вся ее одежда исчезла. А Джилл не удивилась, когда растаял ее пеньюар, равно как и халат Майка — запишем это на счет его хороших манер.

Миссис Пайвонская ахнула. Джилл обняла ее за плечи:

— Успокойся, все в порядке. Майк, скажи ей.

— Да, Джилл. Пэт…

— Да, Смитти?

— Ты говорила, что мои трюки — это ловкость рук. Но сейчас ты захотела раздеться, и я снял все с тебя.

— Но как? Где все?!

— Где-то там, куда делись и наши с Джилл халаты — ушли.

— Не волнуйся, Пэтти, — вставила Джилл, — мы все вернем. Майк, не надо было так делать.

— Извини, Джилл, но я грокнул, что тут все в порядке.

— Ну… может быть… — Пэтти не слишком расстроилась, к тому же она никому не расскажет, она же циркачка.

Ни тряпки, ни отсутствие одежды на ней и на Майке с Джилл миссис Пайвонскую не волновали. Но ее беспокоила теологическая проблема:

— Смитти, это что же, настоящее волшебство?

— Думаю, ты бы именно так это назвала, — признал он.