Солдаты вышли из окопов… - Кирилл Левин

— Вот это самое и есть, — проговорил тот. — Удостоверьтесь!

Они остановились перед синим вагоном с широкими зеркальными окнами. Одно из них было открыто, и оттуда неслось:

…П-поющему в награду«Л-люблю тебя», — сквозь сон произнесешь…

— Вот так уже третью неделю, — с отчаянием сказал начальник станции, дергая себя за бачки. — Сбили мне весь график, никакими силами отсюда их не выживешь… Пьют, безобразничают, все кругом запакостили…

Он показал на большую кучу мусора, битых бутылок, опустошенных консервных коробок, выросшую возле вагона. И в это время из окна вылетела бутылка, за ней другая, послышалось радостное гоготанье, и сиплый бас скомандовал:

— По прро-тив-ни-ку пальба бутылками! Первая — пли! Вторая — пли!

— Увидели… — безнадежным голосом пояснил начальник. — Они уже в меня стреляли, ей-богу!

Из окна вагона высунулась плешивая голова с выпученными глазами.

— Опять приперся? Сказано тебе, когда надо — уедем. А б-будешь шляться, как дупеля подстрелю… Гришка, наган! Э, да там кто-то еще заявился? Сейчас узнаем…

Плешивая голова исчезла, и через минуту со ступенек вагона сошел офицер в расстегнутом кителе с полковничьими погонами. Мутными глазами уставился он на Бредова и попытался даже щелкнуть каблуками, что явно было выше его возможностей.

— Э-э… — прохрипел он, — прошу до нашего шалашу!

Судя по серебряным погонам с красными просветами, это был полковник интендантской службы. Менее всего собирался Бредов впутываться в пьяную компанию и, отступя, сказал, что у него, к сожалению, нет времени…

— Да вы, подполковник, не бре… не брезгайте… Ей-богу, родной, мы рады каждому кур… куль… тьфу! — куль-тур-ному человеку!

Интендант сипло захохотал.

— Пошли бы, — поддержал начальник станции, — может, уговорили бы господина полковника скорее отправить свой эшелон.

— Я т-тебе отправлю! — заорал интендант, цепко хватая руку Бредова. — Ведь ты кондуктор, вот кто ты. Гришка, наган!.. Как дупеля…

Начальник станции, втянув голову в плечи, уходил рысью, все прибавляя аллюр.

— Ага! Убежал?..

Видя, что от пьяного все равно не избавишься, Бредов, негодуя на себя за то, что делает, направился к вагону.

В салоне сидели шесть человек (военные и штатские, один земгусар), развалясь за столом, уставленным бутылками и закусками. Их едва можно было разглядеть сквозь густую пелену табачного дыма. Молодой офицер в гвардейской форме поднял на свет бокал с вином и рассматривал его с пьяным упорством. Толстенький человек в одной рубахе и лиловых помочах, прижимая к пухлой груди коротенькие руки, уговаривал его:

— Князь! Ваше сиятельство! Уверяю вас, что спешить некуда… Неужели, князь, вам здесь плохо? Умоляю, скажите: плохо?

Не отрывая глаз от бокала, князь отвечал:

— Я не говорю, что плохо… нет! Но мы везем нашим солдатам подарки, всякие там материалы, и зачем же нам ждать, зачем, спрашиваю я?

— «Ах, зачем увлекаться, ах, зачем напиваться…» — пропел кто-то противным голосом.

— Вы представьте себе, ваше сиятельство, — продолжал толстяк, — что на фронте, в тот самый момент, когда мы приедем, — паф-бум! — и мы — трах, и все наши драгоценные подарки — фью!.. А оставаясь здесь, — глаза его стали сладкими, и как будто липкий сироп потек из них, — мы сразу, дорогой князь, двух зайцев убьем и обоих — ха-ха! — жареными скушаем! А?

— Не хочу жареных зайцев, — пробормотал князь. Осоловелыми глазами посмотрел он на Бредова, неверной рукой поставил бокал на стол и обратился к интенданту, растягивая слова: — А па-а-звольте, полковник, узнать, ко-о-гда мы… отсюда а-а-атправимся? Как будто — пора!

— Да что вы беспокоитесь? — с грубоватой фамильярностью ответил интендант. — Все на совесть сделаем!

— А к-как же мне не бе-е-е-спокоиться? — Князь опять взял бокал и стал его рассматривать на свет. — Если мне поручили… да, поручили, и солдатики там ждут, и всякое такое… Я своей честью отвечаю, — да, честью, говорю я.

— Честь выше всего! — выкрикнул интендант, широко расставляя толстые ноги. — Жизнь — копейка, а честь, — он ударил себя кулаком в грудь, — честь офицерская не продается! Раз честь затронута, значит, едем, князь! К черту эту станцию, к черту! И по сему случаю прошу, князь, и вас, подполковник, — он качнулся к Бредову, — выпьем! Выпьем и поедем… Сейчас же поедем!

Толстенький человек приподнялся, оперся руками о стол и змеиными, немигающими глазами впился в интенданта. Потом мелкими шажками подошел к нему и зашептал:

— А с чем поедем? В вагонах-то — пусто!

Интендант невозмутимо продолжал:

— Как только освободят путь — поедем! У них, князь, на железных дорогах нет никакого порядка!.. Дьявол их знает, когда они путь расчистят! Но все равно! Раз поставлена на карту честь — поедем! Выпьем за нашу честь, господа, за Россию… Эй, Гришка, вина!

Из-за стола поднялся офицер с белокурыми растрепанными волосами.

— Не понимаю, — сказал он. — Что у нас происходит, господа? Простите, не понимаю!.. Нам надо ехать, надо доставить на фронт снаряжение и подарки, а мы попали в какой-то тупик! Я больше не могу, не могу… Я убегу от вас… Зачем вы поите меня, зачем? Ведь это же хуже разбоя! Послушайте, князь, послушайте, полковник: Христом-богом умоляю — поедемте! Я с ума сойду, сам застрелюсь или кого-нибудь укокошу. Это же кошмар, бред какой-то!.. Поедем, поедем, ради бога!

На его молодом, опухшем от вина лице были страх, отчаянье, омерзение. Он вдруг заплакал, по-детски всхлипывая, и лицо его стало другим, точно слезы смыли с него все плохое и пьяное.

Интендант переглянулся с толстяком и захохотал сипло и раскатисто, как смеются плохие актеры, изображая пьяных. Он шагнул к офицеру, положил ему руки на плечи, сильно встряхнул его и крикнул:

— Отставить! Стыдно вам закатывать истерику, как девчонке! Выпьем — и марш-марш! — в дорогу!

Бредов с ужасом посмотрел на молодого офицера. Он хорошо знал интендантские обычаи, знал, какое чудовищное воровство процветает в их среде, и вся картина, развернувшаяся сейчас перед ним, стала ему до боли ясна. Душный комок подступил к горлу.

Молодой офицер, пошатываясь, прошел мимо Бредова в коридор, и вслед за этим оттуда раздался выстрел. Интендант выскочил в коридор и тут же вернулся. Стоя в дверях, хрипло сказал:

— Все!.. Щенок паршивый…

Толстяк, громко выругавшись, подошел к интенданту.

— Ну? Чего стоишь? Сам знаешь, что делать…

И, передернув плечами, как-то боком выбрался из вагона.

Бредов вышел в коридор. На полу, откинувшись головой на стенку вагона, лежал молодой офицер. Темная извилистая струйка крови медленно стекала с виска на грудь. Послышались шаги. Возле выросла фигура интенданта. Бредов повернулся к нему, увидел его сизую физиономию, воровские глаза, настороженные, с подлым страхом глядевшие на него, и, охваченный яростью, он наотмашь ударил интенданта по щеке.

Тот вытянулся, опустил руки по швам и все с тем же подлым выражением смотрел на Бредова.

Бредов бросился вон. Выскочив из вагона, он бежал, не в силах остановиться, вдоль красных запломбированных вагонов. Вот и последний вагон, за ним — тяжелые изогнутые металлические брусья — тупик. Бредов уперся руками о них, поник головою, растерянно думая, что дальше бежать некуда — вся Россия зашла вот в такой же страшный тупик. Поднял глаза к небу.

Наступал вечер, и розоватые облака были похожи на парусные ладьи в безветренном море. Вдруг потянуло дымом. Бредов оглянулся. Кто-то, похожий на большую жабу, осторожно полз из-под третьего от края вагона. Оттуда и шел дым.

— Ах, сволочи! Так вот оно что?!

И Бредов, нащупывая на ходу наган, побежал к вагону, увидел метнувшегося оттуда толстого человечка и с таким чувством, будто уничтожает все то черное и мерзкое, что мешает жить и ему и всей России, стал выпускать в него одну пулю за другой…

Бредов явился в штаб своей дивизии. Щеголеватый адъютант, небрежно приняв у него бумаги, пробежал их, и вдруг глаза его широко раскрылись, как будто он прочел нечто поразительное. Он сразу преобразился, вытянулся, пробормотал:

— Прошу покорнейше садиться, господин подполковник!

И почти выбежал из комнаты. Но скоро вернулся и учтиво попросил Бредова пожаловать к начальнику штаба.

Начальник штаба — пожилой полковник в роговых очках — вежливо привстал навстречу Бредову, пожал ему руку, пригласил садиться и после двух-трех общих вопросов прямо перешел к делу:

— Пожалуйста, расскажите, что делается в ставке? Каковы предположительные планы? Кто из генералов пользуется там влиянием? Видели ли вы государя?

Удивленный этими скоропалительными вопросами, Бредов подумал, что так, наверно, расспрашивают провинциалы приехавшего к ним столичного человека. Он сухо ответил, что его положение в ставке не давало возможности что-либо знать или видеть, и тут же попросил отправить его поскорее в полк, к Васильеву.