Верховный маг Ордена - Сергей Александрович Плотников

— Ксения, безусловно, несовершеннолетняя, — сказал Аркадий, охлаждая тон сразу градусов на десять. — Однако замечу, что вы, как ее родители, согласно закону о защите прав несовершеннолетних обязаны обеспечить условия для ее роста и развития. Обратите внимание, речь идет о том, что ваша дочь получит возможность посещать уникальное учебное заведение, что облегчит ей получение высшего образования и выгодное трудоустройство…

— Нахрена ей это высшее образование? — перебила его Елизавета. — Для изврата всякого? Чтобы семью не уважать? Чтобы старшим не помогать? Это она и так умеет!

— Хватит тут уже на закон давить! — Гранин сложил руки на груди. — Я свои права знаю — моя дочь, и точка! Не имеете права разлучать семью.

Аркадий приподнял брови.

— Тогда вы также знаете и то, что социальные службы вполне могут заинтересоваться ее ситуацией, если сочтут, что интересы Ксении тут не соблюдаются.

— Ты, что ли, их натравишь? — Гранин, высокий и мощный тип, почти такого же роста как Аркадий (и уж точно шире корпусом!), сделал шаг навстречу. — Чего это ты такой интерес проявляешь, а? Молоденькими девочками интересуешься?

— А ты, похоже, судишь по себе, — Аркадий встретился с ним взглядом.

Реакция последовала ожидаемая: в лицо теневому магу прилетел кулак. Ух ты, ностальгия! Последний раз кто-то пробовал банально заехать ему кулаком в морду еще в начале «первого срока» Смеющимся Жнецом! Потом-то обычно сразу стреляли из гранатомета…

Аркадий почти автоматически уклонился, а затем, схватив Гранина за футболку на груди, поднял вверх на вытянутой руке, легонько стукнув головой о потолок. Одежда мужика слегка затрещала, так что он машинально убрал часть его веса телекинезом.

Елизавета Гранина тоненько завизжала.

— Тихо! — бросил Аркадий, копируя властные интонации Мишки Бастрыкина.

Женщина замолчала, будто ее выключили.

— Ты, мужик, совсем берега попутал, — теперь Аркадий говорил ласковым тоном, по-прежнему глядя Гранину в глаза. — Забыл, что на тебе висит? Кто заготовок на триста тысяч как брак списал, а? Думаешь, об этом не знают? Знают. Считай, пока тебя только из-за дочери не трогают. Но все ведь может измениться.

— Да я… — прохрипел Гранин. — Да ей отец!

Аркадий разжал пальцы, и Гранин кулем рухнул на пол.

— Подпишите документы, — сквозь зубы произнес Аркадий, доставая из портфеля и выкладывая пачку бумаг на стоящий в углу детский столик (другого стола, кроме заставленного грязной посудой журнального, в комнате не было). — Или дело может окончиться для вас очень плохо.

Ему с большим трудом удавалось подавить в себе невесть откуда взявшуюся ярость. Только что ситуация его скорее развлекала, но вот на фразе «Да я ей отец» развлечения кончились. Почему-то вспомнилось, как давно, почти год назад он пообещал Афине защищать Кирилла, как собственного сына, — а она поставила под сомнение искренность Аркадия, сказав «Но ведь у вас же нет детей». Тогда действительно не было, хотя над появлением Варды они с Леонидой начали работать тем же вечером. А вот теперь он понял, что имела в виду Афина.

Мир, когда ты родитель, в корне отличается от того мира, где ты родителем не являешься. Ксения не была Аркадию суррогатной дочерью или племянницей, но и чужой не была тоже. Младшая дальняя родственница, скажем так. И такое отношение к ней вызвало в нем темный, нерассуждающий гнев — как может это так себя вести в отношении ребенка и продолжать называться отцом?

— Арик, подпиши! — запричитала Гранина, бросаясь к мужу. — Архипушка, посмотри, он же неадекват… Нельзя же так… Творец с ней, с Ксюхой, сама виновата… Пусть с ней делают, что хотят…

Гнев колыхнулся еще сильнее, захотелось отвернуться. Но Аркадий не стал. Нельзя оставлять за спиной врага, пусть даже такого слабосильного.

Он подождал, пока Гранины поставят подписи, затем улыбнулся.

— Да, и у вас ведь есть еще один ребенок? В детском садике сейчас, я так полагаю? Ждите визита социальных служб насчет условий проживания. А то обстановка тут у вас… не слишком санитарная.

С этими словами он вышел из квартиры на лестничную клетку, чтобы телепортироваться оттуда, сопровождаемый потоками отборного мата.

Последняя угроза была блефом: Гранины не пьяницы и не наркоманы, ребенка у них не отберут, если родители проявят минимальную адекватность при разговорах с чиновниками. Но младшего сына они, в отличие от дочери, вроде бы любят, если судить по раскиданным игрушкам — вот пусть и понервничают. Ну и приберутся заодно хотя бы.

Ладно, по крайней мере, Ксения теперь от них избавлена и больше не обязана с ними встречаться. Уже результат.

* * *

Первую массовую церемонию отпущения решено было заснять и широко транслировать в СМИ.

Для этой цели выбрали лекционное помещение в штаб-квартире Службы в Лиманионе, предназначенное для переподготовки кураторов. Зал выглядел как обычная лекционная аудитория, с рядами скамеек и столов, поднимающихся под потолок.

Сейчас все эти ряды занимали дети-волшебники — ровно сто человек. Двадцать участников Первой метакосмической экспедиции, еще двадцать навербованных позднее — никто из них не отказался! И еще шестьдесят из тех, кто подали заявки на сайте и лично одними из первых. В основном, насколько я знал, это были недавно инициированные ребята, иногда те, кто не успел и месяца пробыть ребенком-волшебником. Хотя одной из этой сотни, к моему удивлению, стала Стеша. То есть Степанида — Разящая из Убежища Ладья!

Между прочим, Аркадий сказал мне, что, по данным Службы, Степанида (без фамилии, не было во времена ее рождения у крестьян фамилий) — старейшая из всех известных детей-волшебников! Ей исполнилось более четырехсот лет, сколько точно — она и сама не знала, потому что на момент инициации была неграмотной и понятия не имела, какой шел год.

Почему-то мне казалось, что девочка вроде нее, привыкшая тихо сидеть в Убежище и готовить еду, так и останется там сидеть. Но нет, она, не умея пользоваться компьютером или смартфоном, прилетела в Челюсти на следующий же день после всеобщего объявления и подала заявку лично. И когда ей предложили участвовать в съемках первого отпущения, тоже согласилась.

— Чем больше людей стряхнет эту заразу ума, тем лучше, — сухо сказала она. — Если я смогу помочь, то помогу!

То есть, оказывается, она ненавидела Проклятье больше всех, хотя не подавала виду — сидела себе спокойно в Убежище, суп варила на всех, пироги пекла…

Еще она сказала мне:

— У