Маскарады фей - Натали Альбертовна Якобсон

тупик. Она давно уже бродит по анфиладам зал, где танцуют и летают феи, а императрица до сих пор не найдена. Скоро полночь! А надоедливая фея незабудок летит по ее следам и навевает странные видения. Флора запуталась. Если императрица не найдена, то может она императрица и есть. Неужели ее тело всего лишь маска? Это напоминает кошмарный сон! Наверняка, фея незабудок ее намеренно запутывает.

Как некстати прекрасный эльф возник на ее пути! Флора ждала появления дракона, а Эдвин явился на маскарад во всем своем великолепии. Сегодня он был особенно красив. Он даже надел корону. Венец, сверкающий на его лбу, не мог не восхитить. У смертных королей нет таких роскошных корон. Пока Флора рассматривала затейливое золотое шитье на камзоле Эдвина и золотистые крылья, спрятанные у него под плащом, как пол вдруг ушел у нее из-под ног. Эдвин увлек ее в танец, не спросив разрешения. Теперь они парили в вальсе под потолком залы.

— Стой! Что ты делаешь? — возмутилась Флора.

— Пользуешь привилегией императора. Любя фея, которая приглянулась мне, не имеет право отказать мне в танце.

— Ты тиран!

— А ты колючая роза!

— Не смей называть меня Розой! Я это не она!

— Роза! Или Флора? Давай разберемся, кто ты. Роза — это самый роскошный цветок среди всего цветущего мира. А флора — это название цветущего мира. Разве прячущаяся Роза не предпочла бы назваться Флорой? Ты снова дала мне намек, и я тебя нашел.

— А магические детективы из Орело не справились? — поддела Флора.

— Они никогда не могли тебя отследить. Для всех кроме меня ты неуловима.

— А подчас я неуловима и для тебя, господин дракон!

— Но я тебя все-таки поймал, — Эдвин теснее обхватил ее талию во время танца. — Мне хочется называть тебя Флореттой, как это делает Рафаэль.

— Терпеть не могу это ласкательное имя!

— А мне оно очень нравится, Флоретта!

— Прекрати называть меня Флореттой!

— Тогда я буду снова называть тебя Розой.

Дракон невыносим! Особенно, когда он в облике человека, и перед его обаянием невозможно устоять. Флора попыталась хлестнуть его крылом, но крыло ее не слушалось. Всё из-за Бабетты! Кто мешал ей создать крылья получше? “Но ты-то вообще их украла”, напомнил ядовитый голосок совести. Флора с досадой пождала губы. Вот почему ведьмы считают совесть аморальной вещью. Из-за нее начинаешь терзать саму себя. Не стоило отнимать крылья у Бабетты. На них даже летать нельзя. Зато они громоздкие, и дракон всегда может поймать ее за них, будто кошку за хвост. Вот если бы на них можно было улететь от дракона, то совесть Флору бы не мучила.

— Наверное, я как все ведьмы, бессовестное создание, — пробурчала она себе под нос.

— Вполне с тобой в этом согласен.

— Что?

— Но твоего очарования это не уменьшает.

— Как так неудачно вышло, что мое очарование привлекло такого надоедливого дракона?

Эдвин рассмеялся, сочтя это за шутку. Флора хотела влепить ему пощечину, но передумала. Он ведь дракон. Об него можно и руку обжечь. К тому же его смех напоминает чарующую музыку. Можно ли очаровать смехом, как песней сирен? Кажется, она была очарована. Эдвин оторвал ее от пола, как в ночь знакомства, и кружил в танце над залой. Так приятно танцевать в полете.

— Твои крылья слишком слабые, поэтому прижмись ко мне крепче.

— Не хочу ощущать себя калекой.

— Тогда не нужно было менять тела. Изначально у тебя были красивые и выносливые крылья, а эти лишь пародия.

Эдвин говорил, не стесняясь в выражениях. Всемогущий дракон может позволить себя прямоту. Флора могла лишь обижаться на него, да и то бессмысленно. Он ведь прав, что ее крылья феи лишь пародия. Они красивы, но бессильны. Она носит их, будто аксессуар к наряду.

Платье, созданное ведьмой, без конца меняло цвет. То оно становилось желтым, то сливочно-белым, то оранжевым, то зеленым, то вишнево-красным, то синим, как ночное небо, то розовым, то фиолетовым. Флора отчаялась поменять оттенок на исходный. Увы, крылья меняли цвет, подражая платью.

— Мой наряд напоминает фейерверк, — пожаловалась Флора, надеясь, что дракон наведет порядок. Помог же он королю Аргании укротить целую бунтующую страну, значит и со своенравным платьем ведьмы справится. Но Эдвин не спешил.

— Это очень красиво и интересно, — похвалил он, — но я чувствую в этом работу ведьмы по имени Друзилла, а не королевы фей.

— Угадал! Кстати, если я королева фей, может, стоит отменить фейерверк на платье?

— Ты еще и королева ведьм.

— Разве? А как же госпожа Филомена?

— Ты называешь ее госпожой? — Эдвин крайне изумился. — Обычно она называла тебя так. Ты сделала ее наместницей в государстве ведьм. Филомена в долгу перед тобой, поэтому во всем тебе потакает. Ты контролировала ее столетия. Неужели ведьма вышла из-под твоего контроля? Я могу призвать ее к ответственности.

— Лучше призови к ответственности мое платье! Оно меняет цвета, как захочет!

— А чем это тебе вредит?

— Все глазеют на меня, как на чудо!

— Так и должно быть. Ты всегда была в центре внимания.

— Но я не хочу, чтобы феи обо мне сплетничали.

— Так отними у них дар речи на столетие, и в будущем они будут опасаться произнести лишнее слово, — посоветовал Эдвин.

— Разве я это могу?

— Раньше ты могла и больше.

— Раньше! Раньше! Я живу сейчас! И мои способности истощились.

— Ну, так может, не стоило тратить их на игру в прятки!

— Нехорошо поминать былые обиды. Ты очень обидчивый дракон.

— Лучше если я стану мстительным и дохну тебе в лицо огнем?

— Нет, не надо! — Флора перепугалась. Нужно помнить, что в объятиях дракона она в большей опасности, чем перед раскаленной печью.

— Урон будет небольшим. Чего тебе стоит найти новое тело, если это станет негодным.

— Ты сумасшедший!

— А вот и нет! — Эдвин привлек ее к себе и поцеловал в полете. Поцелуй обжег уста, и память вдруг вернулась.

Роза увидела свое отражение в лазурных глазах дракона. Ее истинное лицо было намного красивее, чем тело юной маркизы де Рионе. За века она сменила множество лиц. Ей приходилось прятаться от дракона. Вначале это была забавная игра. Роза обожала веселиться. Ей нравилось смеяться над мужем-драконом, когда он не мог ее найти. Ей хотелось ощущать себя более сильной волшебницей, а потом она запуталась. Ее память как будто застряла в зазеркалье вместе с чужими отражениями. Инстинктивно она продолжала вселяться в чужие тела, когда прежние умирали, но почти ничего не помнила. Игра стала зловещей.

— А моя семья знала, что я лишь отчасти Флора?

— Маркизы де Рионы это