Королева четырёх частей света - Александра Лапьер

произнёс он, — да ещё и не снимая шляпы! У меня есть все основания взять вас под арест и повесить.

— Вот этого как раз и не дадут вам сделать те два человека, которые тут со мной. Что же до прочего, у меня есть к вам пара вопросов. Вчера вечером вы стреляли по лагерю из пушки. Что это значит? Вы нам губернатор или палач?

— Как вы смеете задавать такой вопрос? — взорвалась Исабель. Она помогала Альваро одеваться: натягивала сапоги и пристёгивала саблю, — но сама надеть ничего не успела, стояла в одной рубашке, с распущенными волосами. — Вы приказывали вашим солдатам стрелять по королевскому кораблю! Это уже само по себе государственная измена. А потом была стрельба в лагере. Кого вы собирались убить? Моих братьев?

— Ваших братьев? — Полковник скривил губы от отвращения. — Разрешите задать вам один вопрос, ваше сиятельство: кто здесь командующий?

— Пушка стреляла по моему приказанию, — рявкнул Менданья. Он был бледен. Он весь трясся от гнева. — И накажите своих солдат.

Мерино-Манрике пожал плечами:

— Никто не знает, кто там стрелял. Что касается моих солдат, то они утверждают: по кораблю целилась недисциплинированная сволочь из тех, кем окружил себя капитан Лоренсо.

— Вы лжёте! — отрезал Менданья.

— Здесь кругом ложь, ваше сиятельство. Где ваши острова?

— Выбирайте выражения! В моём лице перед вами стоит сам король.

— Не отрицаю. — Мерино-Манрике снял шляпу. Его приспешники сделали то же. — И повинуюсь вашему сиятельству. Но если ваше сиятельство хочет восстановить дисциплину, вашему сиятельству надлежит жить на берегу вместе с нами.

— Да, конечно, — усмехнулась Исабель, — там вам будет удобней его прикончить.

Менданья оборвал разговор:

— Уходите вместе с вашими головорезами! Уходите, полковник, — все втроём!

Мерино-Манрике и его люди, поклонившись, вышли.

Исабель обратилась к Менданье:

— Убей его! Или вели убить, пока он не покинул судна! На палубе два десятка матросов — они нам помогут.

— Нет.

— Если ты не убьёшь его... — Она схватила что-то со стола и бросилась наружу, оттолкнув Кироса, который всё ещё стоял в двери. — Тогда я сама убью вот этим ножом!

Кирос ничуть не сомневался, что она действительно так и поступит.

— Отдай нож! — закричал Менданья.

Он выкрикнул это с такой силой, что сбил порыв Исабель. Уже на трапе она приостановилась. Менданья с жаром продолжал:

— Отдай нож! Есть разница между правосудием и тайным убийством. Немедленно верни это мне! Слышишь? Иди сюда!

Исабель вернулась, подошла к нему и отдала кинжал так резко, что Киросу показалось, будто она швырнула оружие мужу в лицо. Прошла дальше и вышла на балкон.

Кирос, подойдя к Менданье, прошептал как нельзя более спокойно и миролюбиво:

— Дозвольте мне сойти на берег поговорить с солдатами, ваше сиятельство, у меня там есть добрый друг — аркебузир Ампуэро. Я буду уговаривать его от вашего имени. Он передаст ваши слова остальным.

И остолбенел от вида Менданьи. Побагровев, с глазами, вылезшими из орбит, он воздел руку, в которой ещё держал нож, и завопил:

— Вон отсюда! Проваливайте!

Кирос, никогда прежде не слышавший грубости от аделантадо, поклонился и удалился.

Инес это видела. Аделантадо покачнулся — она подхватила его. С ним чуть не случился припадок. Исабель поспешно усадила его.

Потом вместе с Инес, потрясённые и встревоженные, они его уложили в постель.

* * *

Выйдя на палубу, Кирос встретил падре Эспиносу, который был в лагере и вернулся. Он ежедневно служил мессу в новой церкви. Несколько матросов помогли ему перелезть через фальшборт. У всех на устах был только один вопрос: что там на берегу?

Падре предупредил все вопросы:

— Они уйдут отсюда.

— Без парусов? — проворчал Кирос. — Куда ж они денутся?

— Куда-нибудь. Но здесь они не останутся. На мессу почти никто не пришёл. Даже исповедоваться бросили. Богохульствуют. Говорят, что незачем больше молиться Богу: золота в этом месте нет, и Бога нет тоже.

Священник немного помолчал и продолжил:

— Три колониста уже умерли от лихорадки. Может быть, Байя-Грасьоса и в самом деле так плоха, как они говорят. Но Господь покажет нам здесь другие бухты.

Падре был одного возраста с Мерино-Манрике — лет шестидесяти, — живой и увлекающийся по характеру; он говорил, что Бог прямо говорит с ним. Господь велел ему остаться на Санта-Крус и вместе с падре Серпой трудиться, просвещая дикарей. Поэтому проискам полковника он противился. В большой тревоге священник не сводил глаз с палисада.

— По вашему мнению, падре, — уточнил Кирос, — колонисты готовы нас всех перебить, чтобы уйти отсюда?

— Да, готовы. И солдаты тоже, — подтвердил священник.

* * *

Полночь. Не в силах успокоиться и уснуть, Исабель с палубы оглядывала берег. В лагере была сильная суматоха. И как раз в стороне тех бараков, где жили её братья... Она знала: накануне солдаты полковника отыскивали их, врывались в хижины, протыкали шпагами оставленные тюфяки. Лоренсо, Луис и Диего из осторожности перешли в другие палатки, к своим сторонникам.

Послышался плеск воды... Не индейцы ли хотят снова срезать буи? Исабель удержала на губах крик. Светлая шевелюра... Диего! Она бросила ему трап.

Юноша добрался с острова вплавь, выбился из сил. Лишь через несколько секунд он смог говорить.

— Они опять хотели нас прикончить. Теперь Ампуэро, Буитраго и прочие бегали из дома в дом — по всем нашим друзьям...

— Буитраго? Опять Буитраго! Муж Эльвиры...

— Этот самый яростный.