Портрет Ласточки - Константин Константинович Романов

флакон, на этикетке которого было написано незнакомое слово на акадарском языке. Овроллия спросила:

— Что это?..

— Это зелье вызывает панический приступ, ослабляет разум. Я иногда даю его другим студентам, чтобы снизить порог их эмоциональной стабильности. Тоже, знаешь ли, нарушение порядка, когда студентка в слезах врывается к преподавателю и просит отсрочить пересдачу зачёта. Жерацир в своё время дал мне и паре других профессоров несколько флаконов, не удивляйся. Я в алхимии не знаю ничего, кроме того, что запомнил из слов преподавателей кафедры.

— Вы не боитесь говорить такое при самом архимаге? — неожиданно спросила Ови. Кенциль удивлённо осмотрелся и не понял, про кого она. Девушка кивнула на человека в капюшоне и сказала: — Нессир ректор, когда вы входили в зал, то оставили свою трость за тем углом. И весь путь до нас опирались на столешницы.

— Я не хотел с тобой разговаривать, — послышался из-за шарфа мелодичный голос. — Не хотел смотреть в твоё лицо, смотреть правде в глаза. Но мне было интересно послушать, как громко ты хлопнешь дверью, уходя отсюда без желания вернуться, — незнакомец повернулся, и Овроллия узнала эти слепнущие светло-голубые глаза. — Значит, ты считаешь, что мы сотворили мнимый порядок? Укрывшись за сводами законов, сами нарушаем их тогда, когда нам удобно? А не все ли государства влекут подобное существование?

— Но они признают свои ошибки, — отвечала Ласточка. — Акадар Фрадур же умалчивает, как и вы, господин ректор, умолчали о своих. Уверена, вы с самого начала если не знали, то подозревали о планах академского чиновника. Ваши связи в префектуре не значатся ни в одном своде правил, но…

— Догадка, Овроллия, — спокойно перебил Паристо.

— Пусть будет догадка, но хочу, чтобы вы знали. Эта лаборатория, скрытая за мозаичной галереей, останется похороненной под толщей ваших знаний. Никто больше не потревожит уничтоженного голема.

— Не тебе принимать такое решение, Ласточка, — помотал головой наставник, и Ови поняла, что он занимает сторону архимага. — Академия подчиняется ректору и совету провинции, но не тебе…

— Я изучила там всё с внимательностью орла, пока готовилась к защите работы и после неё: каждую щель, арочные своды, дверные проёмы… — прошипела девушка, наклонившись в кресле и сжав пальцами колени. — Если начнёте копать, произойдёт обвал. Магические ловушки будут действовать долго, и, боюсь, снять их сможет только тот, чьей руке они принадлежат. Весь главный корпус провалится вниз и погубит сотни лет практик и десятки поколений истории. Клянусь Всеотцом, так и произойдёт.

— Всеотцом?.. — переспросил сам ректор. Седые брови приподнялись и скрылись под полой капюшона. — Значит, твои слова — это не сиюминутный каприз, Ласточка действительно сделала выбор и решила вернуться в гнездо?

— Ласточка выучила последний урок.

Молчание прервали грузные шаги укутанного в меховую накидку, как медведь, извозчика. Он произнёс необычайно весёлым для акадари голосом с лёгким акцентом:

— Атессира чародейка, пока не началась пурга, лучше двинуться в дорогу сейчас. Я погружу ваши сумки на сани, и мы стремглав помчимся за уходящим солнцем!.. Пусть здесь солнца и не видать!

— Конечно, — через силу улыбнулась она, — я готова отбыть.

Когда медведь погрузил на плечи все сумки, вернулся полурослик. Он сказал:

— Ох уж эти лодвинге… Я сначала и не понял, что он из переселенцев с юга, то-то он говорливый такой! А что здесь происходит?..

— Я уезжаю, Илес, — сказала она, взглянув в глаза архимага и наставника. Те выглядели абсолютно равнодушными, но царящее между ними напряжение, казалось, висело на волоске. — Прощайте, мессир наставник, нессир архимаг, — последнее вызвало у Илеса скрытое удивление. — Надеюсь, вы не будете сжигать мои письма.

— Когда начинаются грозы, ласточки спасаются от снегов на юге, — процитировал её Паристо. — Я не держу на тебя зла, Ласточка. Лети, надеюсь, твой путь приведёт тебя к чему-то великому. Прощай.

— Прощай, девочка, — без улыбки сказал Кенциль. — Ты была не цветком, но блестящим самоцветом на короне, именуемой академией Белого Пергамента. Надеюсь, твоя магия будет защищать королевство Вайндуол.

Она обнялась с обоими, не чувствуя их ладоней на своей спине, и вышла прочь, сопровождаемая полуросликом. К двери как раз подъехали сани, запряжённые двумя сивками в попонах. На них изображались какие-то незнакомые цветы, и Ови сразу же вспомнила о гербовой печати на своём письме.

— Меня ждёт герцогство снежной розы, — произнесла она. — Прощай, любезный друг. Я буду слать тебе письма. В первом письме будет ответный адресат, не волнуйся, ты всегда сможешь написать мне.

— Жаль, что всё заканчивается именно так… Желаю всех благ, любезная Ласточка.

Друзья обнялись. Овроллия ещё раз напомнила об оставленных вещах, и Илес пообещал, что сообщит её друзьям. Девушка забралась в сани, подняла козырёк и улыбнулась провожающему. Когда архимаг и наставник вышли и встали по обе стороны от полурослика, она нашла в себе силы улыбнуться и им. Извозчик, взмахнув хлыстом, скомандовал лошадям:

— Поехали!

ЭПИЛОГ

После полудня, когда профессор Кенциль вёл факультативное занятие, по окнам яростно застучала непогода. Один из первокурсников, оставшихся на каникулы в стенах академии, указал куда-то под потолок, но преподаватель призвал его к порядку и стал рассказывать о предмете дальше.

Когда школяры разошлись, Кенциль уселся в лекторское кресло и взглянул на последние рисунки, которые вывел мелом на доске. Трансмутация одного камня в другой всегда нравилась детям, и сам профессор находил это простое, но нужное для мануфактур и производств дело в чём-то эстетическим и приносящим наслаждение.

По одному из окон вновь раздалась барабанная дробь. Профессор повернулся и обратил внимание, что непогоды за окном не было. Он подошёл к окну и, осмотрев внутренний двор академии, открыл ставни.

Над головой пронёсся ураганный вихрь, преподаватель даже не успел среагировать. Закрыв ставни, он повернулся и увидел на одном из столов иллюзорную птицу, напоминающую, однако, лишь тень красоты обитающей в подземелье ласточки.

— Профессор, вам письмо! — мелодично пропела причудливая птица, больше напоминающая сойку или сороку. Под её лапами был маленький кожаный свёрток, завязанный на узелок.

— Чудесное создание! — удивился Кенциль. — Неужели твоя хозяйка создала ещё одного фамильяра?..

Люминесцирующая голубым сойка не напоминала ласточку Овроллии не только внешним видом, но и поведением. Казалось, будто птица была начисто лишена интеллекта и не умела ничего, кроме исполнения воли творца.

— Что ж, наверное, мне стоит прочесть письмо, я прав? — спросил профессор.

Пернатая ничего не сказала и продолжала наблюдать за ним. Он размотал узелок, развернул кожу и достал свёрнутое пополам письмо. Почерк своей последней воспитанницы Кенциль не перепутал бы ни с чьим другим.

* * *

Достопочтенному профессору Кенцилю, преподавателю кафедры трансмутации материи

Весь путь от Квольцетара