Портрет Ласточки - Константин Константинович Романов

эти даты отпечатались в моей голове на всю жизнь. Ох, пока я не забыла, скажи: куда пропала моя ласточка?

— Я оставил её у мозаики. Тогда, когда ты отправилась в логово злодея, мне показалось, будто между картиной и птицей существует какая-то связь, будто…

— …панно оживило её. Благодарю, друг. Нужно проведать её. Вы оставили клиновидный ключ, когда уходили?

Илес кивнул. Они с Овроллией отправились давно знакомым путём в подземелье, к мозаичной галерее.

Внизу всеми своими пёрышками и бушующей вокруг непогодой светилась картинная ласточка. Ови огляделась и поняла, что птицы здесь нет, однако не рискнула призывать её по новой. Девушка взялась перевязанной рукой за торчащий из картины ключ и фальшиво застонала от боли, приговаривая:

— Не могу… Пальцы чем-то смазали, сухожилиям всё ещё больно, когда сгибаю…

Друг молчаливо подошёл к клину и, спокойно дотягиваясь рукой, повернул его. Овроллия убрала притворство со своего лица и укоризненно взглянула на спутника. Он сказал:

— Мне никогда не побороть страх, любезная подруга…

Вдвоём они прошли в зал-лабораторию. Ничего не поменялось здесь с той поры, как девушка потеряла сознание. Внезапно, со стороны обесцветившегося века назад фиолетового гобелена, послышалось трепыхание крылышек. Ласточка выглядела абсолютно целой, хотя перья её живота и делила, словно пробор, прямая линия.

— Вернулась, хозяйка, — прощебетала пернатая. — Я изучаю бумаги безумца. Юстициары оставили здесь столько всего, что…

— Ответь мне, кто ты, — спокойно произнесла Овроллия, скрестив руки на груди. — Пусть Илес также будет в курсе.

Полурослик взял один из подсвечников люстры и принялся копаться в груде металла, под которыми узнавались полы рваной мантии и погасшие кристаллы.

— Когда я создавала тебя, то вложила часть своих мыслей, — продолжала чародейка. — Но я ощущала в тебе жизнь во время похода за границу… В тебе нет моего сознания. Возможно, раньше и было, но сейчас — кто-то другой обитает в этом иллюзорном тельце.

Ласточка села на пол и снизу вверх взглянула на хозяйку. Она уже не удивлялась осмысленному взгляду двух чёрных пуговиц.

— Я не осознаю себя, лишь понимаю, что нахожусь в чужом теле, — пропела та. — Мне знакомы память и чувства этого создания, но ум принадлежит только мне. Первое, что я помню, — это… грузное тело, на котором сидела.

— Ты поглотила душу стражника Борворка, — удивилась Овроллия. — И он не осознаёт, что раньше был человеком. Две частицы двух разных людей живут внутри одного крохотного тела, которое даже не обладает настоящей материей, а является осязаемым фантомом. Моё заклятье вышло из-под контроля…

Полурослик бросил железяку, взял птицу в одной руку и погладил её. Обернувшись к подруге, сказал:

— Не верю, что здесь смешались два существа. Хрупкая девушка и пухлый зрелый чародей.

— Это… полностью перечёркивает мои исследования… — Ови взяла птицу в руку и сразу же вернула Илесу. — Два разума, заключённые в одном теле… Требуются долгие исследования, но ни один здравомыслящий человек не отдаст какое-то разумное существо мне. Разум людей, осквернённых дурными помыслами, исключён. Значит, то, что произошло, — совпадение, а не результат долгих исследований… Я твёрдо решила, Илес. Надеюсь, ты будешь на моём выпуске и услышишь, что я скажу.

— Конечно, буду! — оживился он. — И Рибеса возьму! Но, любезная…

— Нужно заканчивать этот день. Прости, ласточка, за то, что случилось. Ты могла бы прожить человеческую жизнь, не осознавая себя. А вынуждена прислуживать взбалмошной чародейке.

Пернатая опустила голову, будто расстраиваясь словами хозяйки. Овроллия, как создательница, желала отпустить память об ушедшем, до чего не дошёл мастер Алериц.

Девушка прошла в центральную комнату, где за массивной ширмой увидела несколько коридоров и рукотворную сборочную платформу. На ней красовался стальной единорог в натуральный рост, и первой мыслью Ови было то, что такая махина бы не смогла выбраться из подземелья через узкие проходы. Голова голема, как и поведала ранее Лёдериц, покоилась от него отдельно, но все механизмы выглядели новыми, замасленными и заряженными.

— Самые талантливые люди зачастую становятся жертвами собственной гениальности… — произнесла чародейка.

— Слишком пристально смотришь на эту штуку, — пропела ласточка, на что хозяйка безукоризненно сказала:

— Ревнуешь?

Вскоре Овроллия обнаружила среди груды инструментов в одной из выемок заветную Диадему знаний. При взгляде на сапфир в золотой вставке Ови не чувствовала ничего. Только пустота, накатившая на неё ледяным потоком, пожелала смыть юный чародейский разум за борт с чужого корабля.

— Тут есть ещё один, если тебе интересно, — прощебетала птица, сидя на одном из каменных постаментов. Илес подошёл к ней и, порывшись в вещах Алерица, достал другой сапфир, чьи грани опутывала магия. Пернатая продолжала: — Он ненастоящий, симулякр, как всё в этом месте. Но аура магии у него сильная.

— Значит, всё сходится, — прошептала девушка. — Алерицу не было смысла отдавать сапфир своему компаньону. Он сам отправился к границе и… Ох, Илес, у тебя цепкие руки, поищи какой-нибудь инструмент, чтобы выковырять камень… Ласточка, у тебя будет особое задание, когда мы попадём в кабинет одного человека, ты сделаешь следующее…

Глава 7.2 Когда начинаются грозы

Напротив резной двери, украшенной орнаментом в виде двуликой маски, стояли двое. Овроллия не замечала проходящих мимо школяров и преподавателей, а Илес потаптывался на месте, ожидая решения подруги. Она чувствовала, будто защита выпускной работы будет ничем по сравнению с разговором, который ожидал её и был решающим в этих стенах. О содержании беседы Ови могла только догадываться, вспоминая слова архимага, но подтверждение этой догадки находилось только за дверью в символах префектуры.

— Ты уверен, что не пойдёшь со мной? — спросила чародейка. — Я бы хотела, чтобы все полурослики академии знали о здешних порядках.

— Мне кажется, если вас будет двое, то этот человек разговорится… не станет лукавить в отличие от меня. Ох, мы с тобой долго стоим и думаем, смотри, кто идёт.

В дальнем конце коридора показались две фигуры под стать друг другу — огромная медведица Альцира и среднего телосложения, щуплый по сравнению с ней Паристо, звенящий тростью. Овроллия понимала, что поставить точку в расследовании должна она, потому подошла к двери и, постучав и получив разрешение, вошла.

Ницеар работал с бумагами, которых у него было на одном только столе столько, что мог бы позавидовать канцлер. Чиновник от префектуры окинул взглядом исподлобья вошедшую чародейку и кивком призвал сесть у стола.

— Догадываюсь, зачем вы здесь, Овроллия, — обратился он к бумагам, почесав пером ожог на левой руке. — Полагаю, вам нужны объяснения касательно произошедших событий и того, как префектура отреагировала на них?

— Можно начать с этого, — предложила девушка, расстегнув запах мантии. Ласточка незаметно для Ницеара сползла на колени