Другой Владимир Высоцкий - Федор Ибатович Раззаков

Чебрикова (будущий председатель КГБ, а тогда он возглавлял Управление кадров КГБ СССР и был заместителем Андропова. — Ф. Р.), вскоре после высылки Солженицына Андропов получил от высших партийных инстанций указание об аресте Владимира Высоцкого. Юрий Владимирович был крайне растерян: он хорошо помнил, какой отрицательный резонанс получило в 1966 году судебное дело писателей А. Синявского и Ю. Даниэля. А Высоцкий был гораздо более известным человеком и как бард, и как артист Театра на Таганке. Андропов вызвал к себе Чебрикова и долго совещался с ним, чтобы найти какой-то выход и избежать совершенно ненужной, по его мнению, репрессивной акции. В конечном счете им удалось переубедить Брежнева и Суслова. Думаю, что именно Суслов выступал инициатором гонений на Высоцкого, так как Брежнев иногда и сам слушал записи некоторых его песен…».

Видимо, историк прав, когда подозревает Суслова в инициативе выслать Высоцкого из страны. Как мы помним, главный идеолог КПСС симпатизировал «русской партии», хотя полного доверия к нему со стороны представителей последней не было, так как жена у него была еврейка (она возглавляла стоматологический институт в Москве). Однако в 1972 году Суслов овдовел, и это несколько растопило лед недоверия к нему со стороны «русской партии». Как уже отмечалось, когда весной 73-го Высоцкого отпускали за границу, у представителей последней могли возникнуть надежды на то, что он там и останется. Но этого не случилось — артист вернулся назад. Поэтому, когда возник скандал с Солженицыным, Сусловым и могла быть предпринята новая попытка избавиться от Высоцкого, но уже волевым способом. При этом в КГБ он мог опираться на первого заместителя Андропова Семена Цвигуна, который, как мы помним, симпатизировал державникам. Однако сусловско-цвигуновский тандем в итоге баталию проиграл.

Судя по всему, Андропов, найдя понимание в этом вопросе в Международном отделе ЦК КПСС, где значение Высоцкого как влиятельной фигуры в «холодной войне» также понимали и ценили, вынужден был выложить перед Брежневым если не все, то большую часть своих карт в отношении певца. То есть подробно рассказать генсеку, почему Высоцкого ни в коем случае нельзя выгонять из страны, а вот других неудобных режиму людей можно (вроде Иосифа Бродского или того же Александра Галича, высылка которого была уже не за горами). Все дело заключалось в том, что Высоцкий мог пригодиться как внутри страны (в отношениях с либеральной интеллигенцией и рядовым населением), так и за рубежом (в отношениях с еврокоммунистами, особенно французскими). Видимо, аргументы шефа КГБ произвели на Брежнева должное впечатление (особенно то, что касалось французского направления, которое генсек курировал лично), и он решил судьбу Высоцкого в положительную сторону. Даже вопреки тому, что Цвигун считался его близким другом.

Высылка Солженицына нисколько не сказалась на творческой судьбе Высоцкого — она продолжает успешно развиваться. В те дни бард вместе со своей французской женой побывали в студии звукозаписи на улице Качалова, чтобы записать там свои песни. Поводом к этому событию послужила фантастическая раскупаемость двух последних миньонов с песнями Высоцкого, которые вышли в свет месяц назад. На волне этого успеха фирма «Мелодия» и решила дать Высоцкому возможность записать сразу диск-гигант, да еще не одному, а со своей женой-француженкой. Однако у этого события были и скрытые пружины, поскольку фирма «Мелодия» была не частным производством, а государственным, и обязана была согласовывать свои действия на самом верху. И там, судя по всему, дали «добро» на запись Высоцкого с тайной целью умаслить его после высылки Солженицына.

Помимо этого Высоцкий тогда же посетил киностудию имени Горького, чтобы показать худсовету и записать песни к фильму-сказке «Иван да Марья». За последнее время это его вторая подобная работа: первой было участие в написании песен к политическому памфлету «Бегство мистера Мак-Кинли», который снимался на «Мосфильме». И вот теперь — фильм-сказка. Песен для нее было написано много (целых 14 против 9 в «Мак-Кинли»), и в каждой из них Высоцкий перевоплощался в разных героев: то пел за Соловья-разбойника, то за Водяного, то за Бабу Ягу и т. д.

Все эти события ясно указывали на то, что сверху поступило распоряжение в Госкино дать Высоцкому «зеленый свет». То есть если раньше (последние четыре года) там от Высоцкого-композитора и поэта шарахались как черт от ладана (последний подобный опыт был у нашего героя в 1969 году, когда он написал песни к фильму «Опасные гастроли»), то теперь ситуация повернулась на 180 градусов, и бард стал желанным гостем сразу на нескольких центральных киностудиях (помимо «Мосфильма» и Киностудии имени Горького это будет еще и «Ленфильм», где ему закажут написать песни к фильму «Одиножды один» — их он напишет целых восемь).

Отметим, что в первоначальных планах Высоцкого было не только создание песен для фильма-сказки, но и участие в нем как актера — он хотел сыграть в нем роль Соловья-разбойника (того самого, который пел серенаду со словами, обращенными в современность: «Я — нечистая сила, но с чистой душой», а потом уточнял: «Не сродни мы нечисти — наша совесть чистая!»). Однако с ролью вышла промашка: кто-то из идеологов попросту испугался такой лобовой аллюзии.

Песни Высоцкого к «Ивану да Марье» получились с подтекстом. Впрочем, бард не был бы собой, если бы даже в песнях к детской сказке не спрятал жирный кукиш по адресу советской власти, а также своих оппонентов из державного стана. Особенно это относится к «Куплетам нечистой силы», которые в фильме должны были петь Баба Яга, Оборотень и Водяной. Начинаются куплеты следующим образом:

— Я — Баба Яга,

Вот и вся недолга,

Я езжу в немазаной ступе.

Я к русскому духу не очень строга:

Люблю его… сваренным в супе…

А вот пассаж Оборотня с намеком на КПСС, которая на всех тогдашних плакатах провозглашалась, как «Партия — наш рулевой! Партия — наша сила!»:

…Кто я теперь — самому не понять, —

Эк меня, братцы, скривило!..

— Нет, чтой-то стала совсем изменять

Наша нечистая сила!..

А это уже куплеты Водяного:

…Вижу намедни — утопленник. Хвать!

А он меня — пяткой по рылу!..

— Нет, перестали совсем уважать

Нашу нечистую силу!..

А вот как посмеялся Высоцкий (в «Частушках») над самим Брежневым (в песне он — царь Евстигней), которого с прошлого года вся советская пропаганда начала расписывать как «выдающегося деятеля коммунистического движения» (тогда же «Политиздатом» была выпущена и его первая