Святые отцы Церкви и церковные писатели в трудах православных ученых. Святитель Григорий Богослов. СБОРНИК СТАТЕЙ - Емец

кратко содержание Слова (Слово 35), то просит себе помощи (Слова 3,7,45), то обращается с молитвой к Троице или воспоминаемому святому [854] (Слова 21 и 43), то увещевает слушателей к соблюдению тех или иных предписаний нравственности (Слова 1, 2, 6, 11, 14, 16), иногда сильно (Слова 22 и 29), иногда кротко и нежно (Слова 19 и 37). Лучшее из заключений – это прощальное обращение в Слове к 150 епископам.

Доказательства мыслей в проповедях Григорий заимствует из Священного Писания, из разума – через остроумные диалектические рассуждения, из жизни – в виде сравнений и примеров. Тексты из Священного Писания приводятся в проповедях Григория в изобилии (что обнаруживает в проповеднике вполне специальное знание Священного Писания), они искусно вплетены в речь оратора то в качестве доказательств от авторитета слова Божия, то лишь для выражения словами Писания собственных мыслей проповедника, чрез что вся речь проповедника обретает вполне библейский облик. В начале проповеди, как исходный пункт Слова, библейские тексты у Григория почти не употребляются. Хотя не часто, но встречается у него аллегорическое толкование текстов Священного Писания, как, например, во втором «Слове о богословии» – восхождение Моисея и Аарона на гору; во втором «Слове на Пасху» – объяснение пасхального агнца.[855] Особенно любит Григорий объяснения через сравнения и примеры. Духовный пастырь сравнивается с пастухом овец; жизнь человеческая – с морем; сердце, богатое добродетелями, – с кораблем, нагруженным благородными товарами; еретик – с вином, смешанным с водой; изнеживающее и слабое воспитание – с паутиной; свою привязанность к Василию Григорий сравнивает с прилипчивостью полипа; себя самого, окруженного врагами, – с высоким деревом, обуреваемым ветрами; жителей Константинополя в момент своего прибытия в этот город – с кораблем, погружающимся в воду, с пылающим в пожаре домом, с осажденным городом; Афанасия – с алмазом и магнитом, Василия – с орлом, себя самого – с солнцем, еретиков – со змеем, хвост которого движется и после того, как сам он убит; Христос для одних – спасение, для других – погибель, подобно тому как солнце для здоровых глаз увеличивает силу зрения, а для больных – уменьшает; мир, из которого познается его Создатель, – с прекрасно настроенной цитрой. Из примеров, приводимых Григорием, лучшие – из священной истории. Из других способов объяснения чаще встречаются антитезы и пословицы (одна ласточка не делает весны;[856] у источника терпеть жажду; холодное железо – твердо; часто падающая капля пробивает камень; всякого гнетет своя ноша; не каждый может перейти Гадес и т. д.). В обличениях еретиков встречаются ирония и сарказм. Вообще следует заметить, что, несмотря на всю любовь к искусственной художественности речи и особенную способность проповедника к такой речи, ему удается быть иногда вполне простым и ясным в изложении, особенно в Словах нравоучительных. Теоретически же он несколько раз высказывается за обязательность для проповедника полной простоты и безыскусственности (в «Слове о любви к бедным», в четвертом «Слове о богословии», в Слове к 150 епископам и др.).

Наконец, к числу особенностей речи Григория относится и то, что он, весьма нередко говоря об одном и том же предмете в различных местах, повторяет сказанное прежде буквально, и не отдельные только выражения, но и целые отрывки.[857] В другом писателе это служило бы признаком слабости дарования, а в проповедях Григория это служит доказательством того, как разборчив он был и осмотрителен в выборе форм речи, как заботился о том, чтобы как вся речь, так и каждое его слово были достойным выражением его высоких мыслей.

Неизвестный автор. Красноречие святого Григория Назианзина

Св. Григорий Назианзин родился в 325 году.[858] Он вместе с Василием, своим неразлучным другом, занимался науками в Афинах; в 361 году был посвящен отцом в пресвитера; вместе с Василием и Григорием Нисским с действительной убедительностью защищал Никейский символ веры. Чрез посредство Василия Григорий поставлен был в епископа, потом сделался помощником своего отца, бывшего епископом в Назианзе.[859] Около 379 года он прибыл в Константинополь, собрал около себя общину, проповедовал, сделан был епископом Константинопольским, через несколько недель отказался от этой должности, после трех лет оставил Константинополь, возвратился в Каппадокию, поселился в поместье и скончался в 389 или 390 году.

Преданный созерцательной жизни, св. Григорий вовлечен был в практическую жизнь. Высокой ревностью к предметам, касавшимся Божества и религии, одушевлялось все существо его; непоколебимый в своих убеждениях, соединял он нежность с твердостью, обладал тонко образованным умом, имевшим силу убеждать, блестящим красноречием, которое всех сковывало. Властям никогда не льстя, был он защитником и отцом всех утесняемых и бедных; восприимчивый к великим решениям, оказывался он пленительным и чувствительным и в делах мелких; в счастье был смиренномудрей, оскорбления переносил великодушно, стремясь к благороднейшему; его грусть и его жалобы, даже упреки своему задушевному другу Василию, показывают, что и благочестивейшие мужи все-таки остаются людьми и что даже и столь чистая дружба не оставалась без бурь.

Григорий слушал учебные курсы у славнейших риторов в Кесарии, Палестине, Александрии, Афинах; в Афинах его задержали почти насильно, желая, чтобы он занял кафедру риторики. Ораторское красноречие Григорий ценил высоко; он считал оное единственным и дражайшим, что еще оставалось в его душе от язычества; с этим временным сокровищем он надеялся стяжать вечные сокровища и смотрел на ораторство как на приятнейшего спутника жизни и действительнейшую помощь при состязаниях. Слушатели устремлялись к Григорию массами и обнаруживали такую внимательность и столь глубокое молчание, что в обширной церкви Константинопольской, где проповедовал Григорий, слышим был каждый звук; казалось, будто все задерживали дыхание в себе, чему удивлялся сам Григорий. Ниграний описывает, с каким нетерпением и страстным волнением ожидали времени, когда раздастся голос Григория.

Нет почти ни одного отца Церкви, ни церковного писателя, который не превозносил бы похвалами и не удивлялся бы красноречию Григория. Странно, что даже церковные писатели, ничего не желающие знать об аттическом складе ораторской речи, ничего о возвышенности, развитости, богатстве украшений в языке священного красноречия, однако же, не могут нахвалиться оратором, который все эти свойства более всего между латинскими и греческими отцами Церкви совместил в своем красноречии. Если слышишь или читаешь речи Григория, то непроизвольно пробуждается чувство прекрасного и превосходного, и невольно увлекаешься очаровательностью речи того, к кому первоначально приближался не без недоверия. В этом-то и состоит триумф высшего красноречия, красноречия, основывающегося на таком солидном фундаменте, как классическое ораторство древней Греции, далекое от риторской декламации. Красноречие Григория – это победа над тобой как бы воплотившегося в лице оратора чувства прекрасного и превосходного, которое себе повсюду пролагает путь и заставляет