Охотники Горелых земель 2 - Николай Львов

Острое кошачье зрение позволяет мне заметить, что с зубцов на землю стекает вязкая синеватая жидкость.

Первый варага мчит к Белому Сердцу. Тот просто обезглавливает его. Но выворотень не падает. Анимирующих сил червя хватит, чтобы убить врага – так думает червь.

Белое Сердце отскакивает, нанеся выворотню пару неопасных порезов. Однако, варага падает на землю, сотрясаясь в конвульсиях. Извивающиеся особи на поверхности его тела затихают, опадают и теряют цвет.

Выворотням не справиться с Белым Сердцем, это понимаю даже я. Тут появляется Ранф.

Он выскакивает откуда ни возьмись, как черт из табакерки, выпрыгнув из чьей-то длинной тени. Моментальное сближение.

Ранф уворачивается от движений Сердца, полосующего своими устрашающими лезвиями воздух. Ранф скользит, пригибаясь к самой земле, и штык, изгибаясь, рвет врагу колено. Против своей воли Сердце падает на одно колено, даже не закончив удар. Ранф выпрямляется и ударом покрытой кутикулой ладони ломает ему шею.

Не время любоваться видами.

Я вступаю в бой резко. Пока лечу, набираю мощный взрыв в центре строя. Солдаты успеют лишь удивиться красному яблочку, вспухшему на земле.

Взрыв. Из клубов багрового огня и черного дыма вылетают изломанные, некомплектные тела. Я же просто соскальзываю с метлы и лечу вниз, с десятиметровой высоты. Приземляюсь неподалеку от линии столкновения, уже без части верхней одежды. Пальто будет только мешать, сковывать движения. Острые грани чешуи и шипы рвут рубаху, жар от моего тела плавит надо мной падающий снег.

Пока над всеми снегопад, надо мной дождь.

Слиться к Котом. Мои планы, его действия. Моя тактика, его когти. Мои мысли, его реакция.

Разеваю крокодилью пасть и оглушительно реву на замерших солдат. Узрите! Галгара пришел по ваши души!

Сталь не помеха когтям галгары, чей народ пишет на камнях. Одним ударом вскрываю солдата с дробовиком от горла до паха. Однако, когти не прошли глубоко, вроде жив. Ударом тяжелого хвоста ломаю шею.

Сразу же кидаюсь на следующего. Валю на кашу из грязи, снега и крови. Стискиваю место, где под шлемом находится горло. Мну сталь как фольгу.

Раскрываю рот, и плавление широким конусом. Первый ряд почти испарило, второй обожгло, а у третьего раскалило доспехи. Купаюсь в воплях бои и страха. Кровавым вихрем прохожусь по парализованному строю, отрывая конечности, ломая шеи, вырывая зубами куски мяса.

Будет плохо. Воспоминания мои. Я вряд ли могу вырвать у кого-то руку. Но Кот может. Потом будет потом. Буду сожалеть, буду каяться. Потом. Сейчас убивать.

Не могло идти гладко. Человек с белым куском чего-то на груди. Расплескивает облако тьмы.

Бесполезно. Галгары видят в глубочайших пещерах Инферно. Галгары видят в реках из расплавленного железа.

Вижу его как сейчас. Броня холодная, и она горькая. Но дыхание вырывается из-под шлема сладко-красными облаками. Опускаюсь на четвереньки, достаточно два рывка.

Когтями перепахиваю его колено.

Больно. Падая, он вонзил мне в плечо меч или кинжал. Хватаю за что придется и отбрасываю, справлюсь на расстоянии.

Меня обхватывают вязкие щупальца, тянут за отброшенным, валя на землю. Потерял баланс. Плохо.

Набрасываются трое. Горькая сталь, сладко-кислое дыхание.

Просто жарю огнем из рук и пасти. Три источника на троих. Запекаются в доспехах, падают уже мертвые, но продолжают гореть.

Концентрируюсь. Время вернуть себе немного здравомыслия для фокуса.

Я ощущаю пространство как часть себя. Пространство занято солдатами в броне. Деформирую пространство, сгибаю, вытягиваю, комкаю. Это не крики, это что-то другое. Рвется сталь, трещат кости. Многие умирают безмолвно.

Зову прыгунов. Их тощие тела выскакивают из проколов. Зову градарла. Шесть конечностей и хвост с серпом. Никогда не подходи к этому засадному хищнику сзади. Зову ратавла. Медведь от Инферно. Больше Гальзы, почти с Дамиана. Мои энергопроводы просто воют от нагрузки.

Забытый мной Белое Сердце очухивается, и всаживает в меня три винтовочные пули. Одна чиркает об броню. Вторая поднимает фонтанчик грязи в паре сантиметров от пальцев левой. Третье проходит сквозь легкое навылет.

Снова издаю рев. Разъяренный Кот ревет на весь Санго. Никто не смеет безнаказанно стрелять в галгар.

Бросок на противника. Он? Какая разница. Обхватить голову руками, прыгнуть, обхватить шею ногами. Толкнуться вперед. Разворот тела. Хруст. Удовлетворение.

Вид белой маски Ранфа действует отрезвляюще.

— Отступаем!

— Чего?!

— Воронье сдали позиции! Дворец Наемников горит. Солдаты выкинули мэра в окно. Трущобы горят. Их тут тысяч пять, не меньше. Тысяча привела сюда долбаную армию!

— Наемники?

— Отбиваются, но слабо. Черведавы запустили стационарный Разлом, прямая связь с Драконьими королевствами. Скоро тут будет не протолкнуться от их масок.

— Как поместье? – задал я последний вопрос.

— Туда мы и направимся. На подходе крупный отряд с тремя Белыми Сердцами. Многие поместья уже горят, и наше на очереди.

* * *

Мы с Ранфом спешно перебирались по улицам, оставив мост. Его чисто номинально еще охраняло два десятка выворотней, но мы все понимали, что это просто смешно. Мы отдали их на убой.

Ранф посылал птицу за птицей. Удивительно, как он так успевал, потому что скакали мы по крышам. Провалы между улицами я преодолевал просто – формировал под черепицей взрывы, подлетал на них и приземлялся уже через десяток метров. Ранф же цеплялся выпущенными из тела ловчими. Удивительно, на что иногда способны простые, пусть и десятиметровые, черви.

Мы должны были проскочить мимо небольшой площади, как вдруг я остановился.

Площадь была усеяна трупами. В самом центре площади стоял, без балахона, пальто или чего-нибудь еще, Шершень. Узнал по маске. Он был центром темного вихря их миллионов крошечных частичек.

Прямо сейчас на площадь выскочило пятеро культистов. Облако метнулось к ним, культисты сначала бешено заплясали, и спустя секунду пали замертво, добавив к трупам на площади свои.

Одна такая частичка подлетела и ко мне. Я ухитрился поймать ее рукой. Попытался рассмотреть, но уже через мгновение раздавил это.

Я успел углядеть три пары крыльев, мушиные глаза, веер из жал и тело, как у пиявки. Ничто еще не вызывало у меня такого омерзения. Подсознательно я знал, что это не могло нести ничего доброго или хотя бы созидательного. Это был даже не старший брат саранчи, ос или комаров, а то, что этим братом закусило. Причем мимоходом.

И этот многомиллионный рой жил в гробу, который таскал с собой Шершень.

Но я ошибся. И даже сейчас, по прошествии стольких лет, я ругаю себя, что решил присмотреться.

Шершень был без рубашки. То, что я принял за нее, оказалось его серой, одутловатой, покрытой язвами плотью. Его тело были испещрено сотнями ходов, и частицы роя