Спасти шпиона - Данил Корецкий

— Подожди, — сказал Юра, придерживая его за рукав. — Я не поеду на «Добрынку». Ты писал, что хорошо знаешь всех диггеров, много раз ходил с ними под землю. Мне нужно найти диггера по кличке Леший. Понимаешь?

Он зря терял время. У Ромы был явный «недогон», он дергал головой и смотрел куда-то мимо. Юра не был уверен, что он его вообще слышит.

— Дам тебе сотню, — добавил он.

— Давай, — быстро ответил Рома.

— Сначала скажи.

— Мне яйца оторвут, старик, пойми. Леший, Леший. Понимать надо! Леший «закинется», хрен найдешь. Блить, такие дела…

Он посмотрел на Юру, словно первый раз увидел:

— Откуда я знаю, где твой Леший?

— Так чего ты мне мозги тогда пудришь? — сказал ему Юра.

Рома суетливо отбежал от скамейки на пару шагов, потом вернулся.

— Сотню дай, старик.

— Я подаю только по пятницам.

— Я ж вижу, ты не коллега, блить, — разулыбался вдруг Рома. — Я ж думал, с коллегой договариваюсь, я ж не знал, что ты из органов.

— Почему ты так решил? — поинтересовался Юра.

— Да, блить, с коллегой мы бы давно уже на «Добрынке» у бочки стояли. Ты ж не поехал, а? Логично, а?

Рома сиял, словно только что доказал теорему Ферма. Юра поднялся. Он был на голову выше Ромы.

— Да, — сказал Юра. — Я из органов. Хочешь, закручу клешню и оттащу в пикет? Вон там он, за эскалатором. Пятнадцать суток обещаю сразу, без вопросов. Тебя из ответсеков выперли за пьянство? Теперь отовсюду выпрут. А можно уголовное дело возбудить, за сокрытие важных для следствия сведений!

— Да кинь дурное, парень, — Рома перестал улыбаться и отступил на шаг. — Я ж к тебе, как к человеку, блить… Со всей душой… Чего ты ерепенишься? Я ж думал, обкашляем проблему, как коллега с коллегой, пропустим по стаканчику и разойдемся с миром… А ты понтами своими трясешь… Нехорошо!

Было похоже, Рома в самом деле обиделся, он даже как-то протрезвел и перестал стрелять глазами по сторонам.

— Ладно, — сказал Юра. — Ты мне информацию, я тебе сотню. Договорились?

Из тоннеля подул пахнущий металлом воздух, с гулким воем вылетел состав, заскрипел и застонал, притормаживая. Двери распахнулись, на перрон хлынули люди. Рома попятился к вагону, задевая выходящих пассажиров.

— Да не знаю я никакого Лешего! — крикнул он. — Наврал я все, понял, блить? Я даже под землю не спускался ни разу! Что я, дурак, что ли? В «Козероге» такого нарасскажут, можно серию очерков накатать! Книжку написать можно! Роман! Только никому это не упало!.. Не тема это!.. Не тема!..

«Вот придурок», — разозлился Юра. Сорок минут на него угробил, а толку ноль. Надо было через пресс-службу ФСБ связываться, там хоть с журналистами плотно работают, знают, с кем можно разговаривать, а с кем лучше не связываться.

Рома тем временем вскочил в вагон, едва не сбив с ног девушку у входа, обернулся, вцепился в поручень и выкрикнул что-то еще.

— Через органы и ищи! — донесся его слабый фальцет сквозь механический голос робота, объявлявшего следующую станцию. — Там его знают! Он с ментами в связке, выезжает с ними, если что!

Поезд тронулся с места, разогнался и скрылся в тоннеле. Юра сперва подумал, что ослышался. Потом подумал, что журналист Рома в очередной раз «слепил горбатого», просто по привычке. Но потом решил все-таки проверить его информацию. На всякий случай.

Один, два, три, четыре дня пронеслись, как хромированный «Бентли Арнаж» на пятой передаче.

В прохладном, шикарном фойе «Хилтона» Оксану ожидали огромная корзина цветов и двое молодых людей, упакованных в черные костюмы-«двойки». Они поклонились ей, словно она была принцессой Монако, завели в хромированный, играющий красными светящимися кнопками лифт и торжественно подняли в ресторан на двенадцатом этаже.

На обдуваемой свежим пассатом широкой веранде, за уставленным орхидеями столом сидел респектабельный джентльмен в тончайшем кремовом костюме, дорогой белой рубашке с распахнутым воротом, в котором франтовски топорщился шейный платок из красного шелка. В руке он держал бокал с красным вином и расслабленно любовался синей океанской гладью, испещренной белыми щепками моторных и парусных яхт.

Оксана замешкалась. Ее сердце усиленно колотилось. Сурен? Вроде да… Но он сильно изменился, причем в лучшую сторону. Исчезли морщины на лбу и вокруг глаз, седой венчик волос и седые же усики-стрелочки он сбрил. Загорелая голова напоминала бильярдный шар, гладкая кожа лица разгладилась и помолодела. Только резкие черты лица, орлиный нос и внимательный, будто целящийся взгляд выдавали ее давнего любовника.

— Сурен! — негромко позвала она.

Джентльмен повернулся, отставил бокал и, широко улыбаясь, поднялся навстречу, протянул руки.

— Иди ко мне, моя девочка! Иди сюда, Барби!

И холодный блеск круглых, серых, глубоко посаженных глаз остался прежним. А вот золотые зубы исчезли — теперь улыбка блистала снежно-ослепительной металлокерамикой, как у голливудского киноактера.

Оксана бросилась к нему на шею, прижалась к груди, почувствовав обязательный терпкий запах хорошего одеколона.

— Суренчик! Я тебя не узнала! Ты так помолодел…

Действительно, Сурену было под семьдесят, но если этого не знать наверняка, то никогда не определишь!

— Ну-ну, не преувеличивай, девочка, — он отечески погладил ее по узкой спине. — Сбросить года невозможно, если, конечно, не заключить сделку с Мефистофелем… А всякие процедуры, витаминные уколы и притирания позволяют обмануть окружающих…

Он отстранился и внимательно осмотрел девушку с ног до головы.

— А ты действительно прекрасно выглядишь… Перекрасила волосы… Тебе так даже лучше… Только немного устала и чем-то расстроена… Присаживайся, детка…

Он сам придвинул ее стул к столу, сделал властный знак, и тут же рядом выросли в почтительном ожидании официант, сомелье и менеджер. Сидящие за соседним столиком двое мрачных мужчин не спускали с них внимательных взглядов. Видно, Сурен сохранил все свои привычки: повелевать, находиться в центре внимания и ходить везде с телохранителями.

Небрежно тыча пальцем в меню, он быстро сделал заказ, причем изысканными яствами был заставлен весь огромный стол, как будто обедать собирались двадцать человек.

Обед прошел превосходно. Оксана жадно ела, пила великолепные вина, рассматривала искрящийся океан, смеялась шуткам своего спутника. Все было как прежде, много лет назад в Тиходонске. Только на гораздо более высоком уровне. Впервые за несколько лет Оксана почувствовала себя счастливой. Смех ее становился все громче и вульгарней, так смеялись тиходонские бляди в «Петре Великом».

Сурен смотрел на нее удовлетворенно и снисходительно. Он пил какой-то очень дорогой виски, да и сам — цепкий, кряжистый и вальяжный, напоминал старый выдержанный коньяк. Нет, не старый, а просто выдержанный и дорогой.

— Как ты живешь здесь, девочка? Как твой муж?

Оксана небрежно взмахнула рукой.

— Мне не везет с мужьями, Суренчик. Теперь, через много лет, я поняла, что мне повезло только с тобой…

Сурен удовлетворенно кивнул и, смакуя, допил душистую маслянистую жидкость, оставляющую разводы на стенках тонкого бокала.

— Я постараюсь украсить твою жизнь, Барби, — твердо произнес он. — Можешь мне поверить. Старая любовь не ржавеет.

Украшательство началось сразу же после обеда. Они прошлись по улочке дорогих магазинов, и Сурен покупал все, что она хотела: одежду, обувь, белье, сумочки… Выглядело это просто и элегантно: он небрежно протягивал золотую кредитную карточку, называл отель, и они, оставив гору покупок, налегке шли дальше, заглядывая в многочисленные бары с мороженым, кофе, ликерами и прочими вкусностями.

Потом они вернулись в отель, поднялись в роскошный пентхаус, который оказался завален цветами, коробками и пакетами: «Кавалли», «Блейд», «Армани», «Дольче и Габбана»…

— Примерь все это, Барби.

— Вау!

Она примеряла до глубокой ночи. Платья, блузки, курточки, джинсы, бриджи, туфли, босоножки, купальники, трусики, бюстгальтеры, чулочки, колготки — с ума сойти!

Сурен, довольный, развалился в глубоком кресле и жадно смотрел как она переодевается. При этом он выглядел, как зритель захватывающе интересного спектакля — завороженно улыбался, восторженно вскрикивал, аплодировал, кричал: «Браво!» и «Бис!»

Неясно было, кто больше получает удовольствия: истосковавшаяся по красивой жизни Оксана, вдруг получившая в свое распоряжение роскошный гардероб, или Сурен, любующийся на нее — одетую, полураздетую, голую, полуголую, возбужденно взвизгивающую при виде очередной коробки, змеей вползающую в вечернее платье или благоговейно натягивающую черный бюстгальтер от Ферре.

Еще утром Оксана выгребала из карманов в гардеробной последнюю мелочь, чтобы добраться до Мидвей-авеню, а сейчас небрежно снимала узенькие трусики «Дольче и Габбана» со сверкающим кристаллом Сваровски за пятьсот долларов, швыряла в кучу роскошного шелкового белья и стремилась вперед: дальше, дальше, в следующей коробке будет еще лучше!.. Все самое-самое, что можно было найти в магазинах Дайтона-Бич, лежало у ее стройных ног!