Генеральный штаб в годы войны - С Штеменко

Дольше молчать было нельзя. На следующий день во время очередного доклада у Верховного я улучил удобный момент и твердо сказал:

- Товарищ Сталин, сутки назад мною оставлены у вас две карты с обстановкой. Прошу вернуть их мне.

Тот сделал удивленный вид:

- Почему вы думаете, что они у меня? Ничего у меня нет.

- Не может этого быть,- настаивал я.- Мы нигде, кроме Ставки и Генштаба, не бываем. Деться картам некуда. У вас они.

Сталин ничего на это не ответил. Вышел из кабинета в комнату отдыха и возвратился с картами. Он нес их, держа за угол, в вытянутой руке и, встряхнув, бросил на стол.

- Нате, да впредь не оставляйте... Хорошо, что правду сказали...

Об этом случае никогда более ни в Ставке, ни в Генштабе никто не вспоминал. Да и надобности в том не было. Он и без того послужил для меня предметным уроком на долгие годы.

А теперь перенесемся на миг в другую ставку - к Гитлеру. 25 июля 1943 года, то есть на сутки позже нас, там тоже обсуждались результаты провала операции "Цитадель". До нас дошла теперь часть стенографических записей, сделанных на этом совещании, в частности диалог Гитлера с заместителем начальника оперативного руководства вооруженными силами Германии генерал-лейтенантом Вальтером Варлимонтом.

"Гитлер. Кстати, вы читали доклад Сталина, этот вчерашний приказ, где он точно называет количество мотопехотных дивизий, танковых дивизий и пехотных дивизий. Я полагаю, что это дословно точно.

Варлимонт. В отношении "Цитадели"?

Гитлер. В отношении "Цитадели"... У меня такое ощущение, что это означает отбой своего собственного наступления, то есть он представляет дело таким образом, что наш план сорван. Но создается впечатление, что одновременно он обосновывает этим свои решения. Наверное, поступили сообщения, что здесь дело дальше не идет, здесь повсюду произошла задержка, так что он отказался от мысли, что все будет развиваться быстрым темпом дальше. Таково ощущение".

Затрудняюсь сказать, чего больше в этих гаданиях на кофейной гуще действительных заблуждений или привычного лицемерия. Можно допустить, что зарвавшийся диктатор просто-напросто подбадривал самого себя и своих генералов. Но, как бы то ни было, "ощущения" его на деле оказались пустой иллюзией.

Советские войска, вернувшись на свои прежние позиции, лишь временно приостановили наступление, чтобы подтянуть свои силы и средства, а затем осуществить новый сокрушительный удар. Это было совершенно необходимо, поскольку замышлялся разгром в самый короткий срок мощной белгородско-харьковской группировки немецко-фашистских войск. Вопрос о том, как добиться этой цели, волновал весь Генеральный штаб.

Опыт показывал, что, по соображениям времени, сложности маневра и другим условиям, далеко не каждую группировку противника выгодно окружать. За окружение немецко-фашистских войск, оборонявшихся в районе Белгорода и Харькова, первым, пожалуй, высказался командующий Воронежским фронтом. Сторонники такой же точки зрения нашлись, конечно, и в Генеральном штабе. Но в целом Генштаб придерживался иного взгляда.

Доводов против окружения в данном случае было много. Прежде всего, следовало считаться с силами противника: они были очень велики. Здесь сидели 4-я немецкая танковая армия и так называемая оперативная группа "Кемпф". В общей сложности - восемнадцать дивизий, в том числе четыре танковые. Полагалось также иметь в виду мощную двухполосную оборонительную систему врага, создание которой началось еще в марте. Первоначально это был исходный рубеж для наступления, а в конце июля его приспособили на случай отражения наших ударов. Основные неприятельские силы располагались севернее Харькова и в случае необходимости могли опереться на этот обширный город как на своеобразную крепость. Короче говоря, окружение и последующая ликвидация белгородско-харьковской группировки немцев надолго приковали бы к себе большое количество наших войск, отвлекли бы их от наступления на Днепр и тем самым облегчили неприятелю возможность создания новой сильной обороны по правому берегу Днепра.

Думали и о том, чтобы уничтожить белгородско-харьковскую группировку последовательно, начиная с отсечения основных ее сил к северу от Харькова. На первый взгляд это представлялось возможным, если наступать по сходящимся направлениям, примерно из района Сум на юго-восток и из Волчанска - на запад. Но, чтобы выполнить такую задачу, надо было иметь в Сумах и Волчанске уже готовые для удара войска, а этим мы не располагали. Для осуществления ударов из Сум и Волчанска требовались большие перегруппировки сил и, конечно, длительное время. Времени же нельзя было терять ни минуты, пока враг не привел себя в порядок, пока у него не прошло состояние шока после провала "Цитадели". Следовательно, такой вариант тоже никак не отвечал моменту войны.

Много раз прикинув и взвесив различные предложения, в Генеральном штабе пришли к окончательному выводу: белгородско-харьковскую группировку немецко-фашистских войск первым делом надо изолировать от притока резервов с запада, для чего необходимо использовать имеющиеся в готовности к северу от Белгорода две танковые армии, взломать и дезорганизовать с их помощью всю неприятельскую оборону, расчленить ее глубокими ударами и только после этого уничтожить противника по частям. Задуманная таким образом новая операция получила условное наименование "Полководец Румянцев".

Бои фактически не прекращались, нашему переходу в контрнаступление не предшествовала длительная пауза, а потому и отработка плана этой операции отличалась своеобразием. Протекала она преимущественно в войсках, непосредственно на местности. 27 июля, например, маршал Жуков встретился с командующим 53-й армией генералом Манагаровым и в тот же день донес: "Отработал с ним решение по "Румянцеву".

Кроме представителей Ставки в этом деле активно участвовали военные советы Воронежского, Степного и Юго-Западного фронтов. 1 августа Г. К. Жуков прибыл в Москву, согласовал с И. В. Сталиным основные положения плана, после чего фронты сразу же поставили задачи армиям и операция началась.

О каком-либо едином письменном или графическом документе с планом операции "Полководец Румянцев" мне ничего не известно. Его не было. Ставка и Генеральный штаб подразумевали под этим условным наименованием не документ, а совместные действия войск Воронежского, Степного и отчасти Юго-Западного фронтов в августе 1943 года, объединенные общей целью и единым руководством.

Целью действий являлся разгром противника в районе Белгорода и Харькова, после чего перед советскими войсками открывался путь к Днепру, появлялась возможность захватить там переправы и воспретить отход противника из Донбасса на запад. В совокупности все это сулило нам большие оперативные выгоды.