София. В поисках мудрости и любви - Дэ Нирвакин

с ними не было ничего случайного, между ними происходило некое взаимодействие трех алхимических тинктур, так что оставалось лишь разгадать тайный смысл этой аллегории.

— Итак, вы твердо намерены посетить остров Аирват? Но вы ведь даже не знаете, где он находится, — задумчиво пробубнил Гуаттама.

— За Южным морем, — возразил Джанапутра.

— Да, верно, там находится темный треугольник, в котором пропало немало кораблей, — Гуаттама сделал паузу. — Ну, а дальше, дальше-то что? Если вы чудом спасетесь от заколдованных вод Тамо-трики, вы увидите поблизости десятки островов. Который из них Аирват-двипа? Как вы определите?

— Помоги нам, — попросил его Джанапутра. — Назови свои условия, и, даю тебе слово Раджхаттов, мы их исполним.

— Запомни, царь Джанапутра, только одно — тайна всегда должна оставаться тайной, — сказал в ответ Гуаттама.

Браминский гриф повернулся лицом к морю и расправил свои крылья, улавливая ими воздушные потоки, запрокинув голову и вкушая солоноватый привкус бриза. Наблюдая за Гуаттамой, разминающим крылья, Пурусинх даже не допускал мысли о том, что тот готовится к полету. Гриф был немолод, как и Пурусинх, но если ягуар в своем преклонном возрасте выглядел еще очень крепким, то Гуаттама имел весьма хрупкое телосложение. На ветру его раскачивало из стороны в сторону. Он был настолько худым и костлявым, что походил на сухой стебель тростника. Брать Гуаттаму с собой на Аирват-двипу было безумием, на которое Пурусинх не мог отважиться.

Похоже, настырный старик решил всем показать, что он еще на что-то пригоден, и стал размахивать крыльями быстрее. Было большой удачей, что он при этом ни разу не упал, потому что малейший порыв ветра подбрасывал Гуаттаму, словно пушинку. Чтобы не обидеть грифа неосторожным словом, Пурусинх молчал, пытаясь сдержать улыбку. Казалось, через пару взмахов Гуаттама сам убедится, что он не способен взлететь, и тогда можно будет с ним спокойно все обсудить.

Но вот что удивительно — браминский гриф не собирался сдаваться, хлопки от его крыльев становились все увереннее. Каждый взмах крыльев насыщал его жизненной силой. После очередного всхлапывания Пурусинх чуть вздрогнул. Ему вдруг померещилось, будто шея грифа обрела иной вид, а мышцы спины стали более рельефными. Даже окраска оперения у Гуаттамы сменилась — она стала гуще, налилась интенсивным блеском. Было очевидно, что в теле просветленной духовной сущности происходил некий омолаживающий метаболизм. Перед ягуаром и царем Джанапутрой теперь стоял не просто помолодевший гриф-великан в два-три раза выше прежнего, теперь перед ними стояла уже совершенно другая личность!

— Хотел бы я знать, как это повторить, — пошутил ягуар. — Признаться, сейчас я смотрю на тебя совсем по-другому — с тобой, Гуаттама, мы легко преодолеем тысячи йоджан над Южным морем! Если для тебя это так важно, мы не будем считать, что ты нам помогаешь.

— Представьте себе, что это ответное действие на ваше воздействие, — произнес гриф Гуаттама. — Вы не спрашиваете книгу, хочет она или нет, чтобы вы ее читали. Вы не спрашиваете паром на переправе, хочет или нет он плыть с вами. Вы берете книгу и читаете ее. Вы отвязываете паром и добираетесь до другого берега. Если паром сломан или находится на другой стороне реки, если вы не понимаете суть книги или языка, которым она написана, то любые ваши мольбы о помощи ни к чему вас не приведут.

— Такой подход нас вполне устраивает, — согласился ягуар, глядя снизу вверх на преображенного грифа. — Что ж, тогда в добрый путь! Если никто не возражает.

Пурусинх был чрезвычайно рад тому обстоятельству, что гриф Гуаттама сумел трансформировать силу боддхи в телесную оболочку. Если подумать, такая взаимосвязь существовала в памяти любого существа, ведь тот духовный опыт, которым располагали джива-саттвы, возникал у них в ходе старения.

Можно сказать, рост знаний и возраст живых существ были двумя обратно пропорциональными величинами. Нельзя исключить, что просветленные сущности могли сбрасывать часть своего духовного опыта и даже достигать его отрицательных значений таким образом, чтобы к ним возвращались телесные силы и молодость. Как воздухоплаватели сбрасывают балласт с воздушных кораблей, чтобы опять набрать высоту. Никакого движения времени вспять при этом не требовалось. Просто время жизни, природная масса тел и мнимая масса ментальных способностей в некоторой системе уравнений оказывались эквивалентны друг другу.

Для ягуара на данный момент это означало, что ему не придется совершать длинные прыжки по воздуху, удерживая за руку царя Джанапутру. Теперь браминский гриф мог посадить Джанапутру себе на загривок, что было гораздо удобней, учитывая дальность перелета. Они завершили последние приготовления на краю обрыва, под которым шипели и бросались на камни морские волны.

Здесь Пурусинх нащупал ступнями восходящие сиддхические потоки и подпрыгнул ввысь, а гриф Гуаттама, за плечами которого расположился царь Джанапутра, оттолкнулся птичьими лапами от скалы и сделал два полных взмаха огромными крыльями. Войдя в воздушную стихию, он издал оглушительный, режущий уши крик, отразившийся от самых высоких облаков. Так браминский гриф приветствовал небеса и то, что над ними, а небеса приветствовали его и царя Джанапутру.

Они поднялись высоко. Достаточно высоко, чтобы ощутить в затылке легкий холодок страха перед этой высотой, лежавшей под ними. На такую высоту, с которой синее море казалось еще синее и больше, чем обычно, и все же той высоты было недостаточно, чтобы увидать его целиком. Поначалу им то и дело попадались внизу островки суши, голубые лагуны коралловых рифов.

Иногда Пурусинх замечал под собой белые паруса торговых судов. Но через несколько часов полета все море стало равномерно темным. За изгибом туманного горизонта скрылся скалистый берег, от которого они оторвались навстречу высокому небу. А когда все облака рассеялись, всюду, куда ни посмотри, воцарилась одна и та же картина — темно-синее море под ногами и васильковые градиенты неба над головой.

— Однообразный пейзаж создает впечатление, что нам без разницы, куда мы движемся, — подлетев к Гуаттаме, поделился своими мыслями Пурусинх. — Мы надеемся стать мудрее в другом времени, в другом месте. Мы размышляем, куда для этого пойти, порой, даже не осознавая, что в то время и в то место не ведет ни одной дороги.

Гриф повернул голову к летящему рядом Пурусинху:

— На Аирват-двипу действительно не ведет ни одной дороги, — сказал он ягуару. — Тот остров может находиться сразу во многих местах, в самых разных временах и эпохах. Он может находиться даже в мире людей — такова его сиддхическая природа, таковым его задумывал риши Девиантар.

— Но как может целый остров находиться сразу во многих местах? — обратился царь Джанапутра к Гуаттаме.

— Так же, как одна и та же книга может находиться где угодно. В разное