Империя и нация в зеркале исторической памяти: Сборник статей - Александр Семенов

Но какую бы активность в этом отношении ни развивали местные интеллектуалы, в конечном итоге популярность тех или иных версий далекого прошлого зависит от поддержки органами государственной власти и ведущими политиками. Ведь постсоветский мир – это мир высокой грамотности и всеобщего школьного образования. Но во многих постсоветских государствах школа и основные СМИ находятся в руках государства или, по меньшей мере, испытывают огромное влияние со стороны центральной власти, старающейся формировать национальную идеологию, основанную на этноцентристском мифе. В таких условиях образы предков и далекого прошлого в той или иной степени контролируются государством, пытающимся осуществлять господство над социальной памятью. Этому служат памятные даты и праздники, памятники и мемориалы, списки великих деятелей прошлого, ритуалы, топонимика, краеведческие музеи, репрезентация народной культуры и государственная символика. Кроме того, память о прошлом поддерживается журналистами, а также находит место в художественных произведениях, живописных полотнах, театре и кино. Например, в современной России немалой популярностью пользуется «фолк хистори», повествующая о древних славянах, и на эту тему снимается немало художественных фильмов. В сфере искусства производится как отбор исторических фактов и событий, так и их переосмысление. И именно в контексте социальной памяти отдельные исторические факты или события становятся знаковыми и обретают статус ключевых, имеющих основополагающее значение для данного социума.

Но учреждение общенациональных праздников, отбор национальных героев и великих людей и чествование их юбилеев, возведение одних памятников и разрушение других, изменение топонимики, введение в государственную символику исторических сюжетов и реликвий – все это происходит при активном участии властей. Мало того, нередко именно власти выделяют из государственного бюджета деньги на проведение тех или иных мероприятий, связанных с исторической памятью и торжествами вокруг установленных святынь. Иной раз именно действующие политики поддерживают одни направления исследований и тормозят или даже игнорируют развитие других. И это, разумеется, оказывает влияние на профессиональных историков и археологов. Поэтому знание о прошлом вовсе не отделено непроходимой стеной от политического процесса, тем более что, как писал Мишель Фуко, нередко именно власть определяет, что является «знанием» и что им не является. [629]

Например, в последние десятилетия существования СССР изучение хазар и Золотой Орды встречало серьезное сопротивление и сознательно сдерживалось властями. В отношении хазар это диктовалось государственным «антисионизмом», старательно вычищавшим иудаизм и евреев из российской истории [630] . Что же касается Золотой Орды, то, во-первых, в стране культивировалась память о «татаро-монгольском иге», якобы сыгравшем фатальную роль в истории русского народа, и это создавало подозрительное отношение к татарам и их истории. Во-вторых, тесные исторические взаимоотношения с Золотой Ордой позволяли Китаю предъявлять России территориальные претензии, и поэтому находки китайских вещей в золотоордынских городах вызывали раздражение властей и не афишировались.

Ухудшение отношений с Китаем в начале 1960-х годов привело к крутой реинтерпретации археологических данных с Дальнего Востока [631] . Если в 1950-х годах археологи подчеркивали тесные связи древних и средневековых культур Дальнего Востока с Китаем, то позднее они стали доказывать, что местные народы развивались особым путем вне всякой зависимости от него. Территориальный вопрос затрагивал и проблему Курильских островов. Поэтому если в XVIII веке Степан Крашенинников уверенно утверждал, что на крайнем юге Камчатки обитали айны, то проводившая там в 1970-х годах археологические исследования Т.М. Дикова всеми силами это опровергала. [632]

Президенты и археология в постсоветском интерьере

1. ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ И ЮЖНЫЙ КАВКАЗ – БОРЬБА ЗА ПРИОРИТЕТЫ. Политизированное отношение к археологии не умерло вместе с Советским Союзом, и сегодня ею жадно интересуются даже высшие чиновники. Так, все президенты новых постсоветских государств Центральной Азии, ссылаясь на археологию, подчеркивают древние корни своих народов, которые якобы в течение тысячелетий сохраняли свою самобытность и идентичность. Например, первый президент Туркменистана Сапармурат Ниязов не только объявил легендарного Огуз-хана родоначальником туркменской нации, но произвольно отнес годы его жизни к началу 3-го тысячелетия до н. э., назвав это время «золотой эпохой». Тем самым, «туркмены стали неотъемлемой частью древних цивилизаций от Индии до Средиземноморья» и за период своего существования якобы построили свыше семидесяти разных государств. Ниязов рисовал туркмен автохтонным народом и объявлял такие знаменитые памятники бронзового века, как Анау и Алтындепе, свидетелями древнейших государств, якобы созданных их предками и раскинувшихся на огромном пространстве от гор Копет-Дага до Волги. В его нарративе «Рухнама», объявленном «священной книгой народа», туркмены рисовались «древним государствообразующим народом», и среди их древнейших государств назывались знаменитые Маргиана и Парфия [633] . Кроме того, он объявлял туркмен создателями колеса и первой телеги, а также древнейшими рудознатцами. Им приписывались и древне-тюркские руны, получившие в науке название «орхоно-енисейского письма», причем Ниязов относил создание «туркменского алфавита» к эпохе Огуз-хана [634] . Таким образом, туркмены оказывались много старше ислама («тысячелетиями наши предки были и оставались туркменами»), хотя и исламскому периоду в его книге также отдавалась дань уважения.

Первый президент Кыргызстана Аскар Акаев тоже увлекался историей своего народа. Примечательно, что свою книгу о кыргызской государственности он начал воспоминаниями о том, как в далеком детстве отец показал ему остатки древнего городища, которое, как он узнал позднее, служило столицей Западнотюркского каганата. Любопытно, что принцип автохтонизма не казался Акаеву существенным и он признавал, что различные племена проникли на территорию современного Кыргызстана в разное время и разными путями. Гораздо более важной он считал государственность, причем в такой степени, что провозглашал кыргызов исконно государственным народом: якобы государство имелось у них еще в конце III веке до н. э., когда о них впервые упоминали китайские источники [635] . Руническую письменность он приписывал предкам кыргызов. Акаев с гордостью подчеркивал, что кыргызская государственность насчитывала 2200 лет, и в конце августа 2003 года по всей республике проходили торжества по случаю этого юбилея. Акаев пропагандировал этот юбилей везде, где только возможно: на Втором всемирном курултае кыргызов, в своей лекции в Сорбонне, даже на одной из сессий ООН. В этом всемерную помощь ему оказывали известные местные ученые. [636]

Выступления Акаева звучали убедительно, и торжества по случаю юбилея кыргызской государственности проходили под эгидой ООН. В частности, он использовал эти торжества для того, чтобы заручиться поддержкой России. Он подчеркивал, что, так как древнейшая кыргызская государственность возникла в верховьях Енисея, российская земля была «колыбелью кыргызского народа». Он даже заявлял: «Мы родом из России». [637]

Какие-либо сомнения в истинности названной президентом даты отвергались официозными СМИ как «очернительство» и «ультрарадикализм» [638] . Между тем, после того как в марте 2005 года Акаев был смещен с поста президента республики, в кыргызской печати появились серьезные возражения против его версии возникновения кыргызской государственности. Было показано, что упоминания о кыргызах в древнекитайских летописях не имели однозначной трактовки и что наиболее надежные сведения о них встречаются не ранее VII века н. э. [639] Любопытно, что еще во время юбилейных торжеств известный кыргызский писатель Ч. Айтматов, подчеркивая их значимость, увидел в образе «древней государственности» национальную мечту, способную оказать помощь современным кыргызам в справедливом устройстве своего общества [640] . Иными словами, речь шла не столько о научной обоснованности концепции (хотя Айтматов верил ученым), сколько о ее современной социально-политической актуальности. Действительно, как подтверждает кыргызский социолог, проводившиеся в республике грандиозные празднества и юбилеи были призваны привить людям самоуважение и преодолеть негативные следствия «черного самосознания». По инициативе Акаева был сформирован моральный кодекс народа, в основу которого были положены «Семь заповедей Манаса», заимствованные из народного эпоса. Правда, идейного вакуума это так и не заполнило. [641]

Не меньший интерес к прошлому проявляет и президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Так, в книге со знаковым названием «В потоке истории» он пишет: «Драма действующего политика состоит в том, что шлейф истории незримо присутствует в каждом его деянии или высказывании, будь то разрушительный или созидательный акт» [642] . Стремясь поднять дух казахов, он называет их «наследниками великих цивилизаций». При этом он подчеркивает, что казахи столетиями формировались на своей «этногенетической территории», сохраняя там культурную преемственность и не меняя своей идентичности [643] . Правда, при этом ему не удается избежать противоречий. С одной стороны, он призывает помнить о пятивековой собственно казахской истории, но, с другой стороны, не собирается забывать и о более величественном общетюркском прошлом; с одной стороны, указывая на открытие археологами древних городов на территории Казахстана, подчеркивает неправомерность сведения истории казахов к номадизму, но с другой – вдохновенно описывает славные деяния предков-кочевников; с одной стороны, делает акцент на синкретичном характере казахской культуры, лежащей в центре диалога самых разных евразийских культур, а с другой – настаивает на том, что казахи никогда не смешивались в массовых масштабах с другими этносами.