Дикая принцесса - М. Джеймс

пришлет кого-нибудь. И я получу от этого огромное удовольствие, я думаю. В конце концов, ты ведь была только с Волковым, верно? Ты еще совсем недавно узнала, на что способен мужчина, особенно тот, которого не волнует, как ты к этому отнесешься. Думаю, мне это очень понравится.

Я сжимаю губы, борясь с приливом желчи, поднимающейся в горле при мысли о руках этого мужчины на мне, о том, что ко мне прикасается кто-то, кого я не хочу, кто не Левин. Горло сжимается, и я делаю неглубокие вдохи, стараясь не показать, как сильно я боюсь. Как бы мне хотелось разрыдаться.

Я верю в Левина. Он выиграет.

Я не говорю ни слова. Думаю, Васкес из тех, кто хочет, чтобы я умоляла и плакала, кто надеется, что я буду молить его о пощаде, что я буду торговаться с ним. Я не хочу, чтобы он видел, как я распадаюсь на части. Я отворачиваю лицо, наблюдая за игрой через окно, как будто его слова ничего для меня не значат. Как будто я ни капельки не боюсь того, что он со мной сделает.

Я могу играть в свою собственную игру.

Я наблюдаю, как игроки выбывают из игры, пока она не подходит к концу. Я действительно не знаю, победит Левин или нет. Васкес остается, в конце концов отступая в конец комнаты. Я все еще чувствую его присутствие позади себя, оно надвигается, как дурное предзнаменование. Но я сижу на месте, сжимая пальцы на ручках кресла, пока мои руки не онемели, пока не была разыграна последняя рука.

Только через мгновение я понимаю, что Левин выиграл. Сначала я никак не реагирую, сижу в ошеломленном молчании. А потом я слышу шаги и чувствую, как один из охранников поднимает меня со стула, как его рука сжимает мою руку, и мой живот скручивается от страха.

Сдержит ли Васкес свое обещание?

Я понятия не имею, сдержит или нет. Я тяжело сглатываю, не опуская подбородок, пока меня выводят из комнаты и ведут по коридору обратно в кабинет Васкеса. Сам мужчина следует позади, а через несколько мгновений двери снова открываются, и в кабинет вводят Левина. Я отказываюсь спрашивать, что будет дальше. Я отказываюсь делать что-либо, кроме как ожидать, что Васкес сдержит свое слово, даже если я знаю, что шансы на то, что произойдет что-то еще, далеко не малы.

— Я выиграл. — Голос Левина холодный и жесткий. — Значит, ты позволишь нам уехать. Когда вылет?

Губы Васкеса дергаются в улыбке, и на одно ужасное мгновение мне кажется, что он собирается сказать, что все это было шуткой. Что он не намерен держать свое слово.

Секунды идут. Раз, два, три, и я сжимаю руки в кулаки, пытаясь сдержать панику. Я чувствую, как напряжен Левин рядом со мной, и не смотрю на него. Если я посмотрю и увижу на его лице правду, которой боюсь, я могу сломаться. Я так ужасно боюсь.

И тут Васкес выдыхает и улыбается, искренне, или настолько искренне, насколько это вообще возможно для такого человека, как он.

— Сегодня вечером вас отвезут в гостиницу, номер будет оформлен на меня, — спокойно говорит он. — С охраной. А завтра будет организован перелет в Бостон из моего личного ангара. Это твой приз, Левин Волков.

Он пожимает плечами, улыбка все еще задерживается на его губах.

— Ты выиграл его, как ты и сказал, честно и справедливо.

23. ЕЛЕНА

— Ты действительно думаешь, что он позволит нам уехать завтра?

Я обхватываю себя руками, глядя на Левина, дверь гостиничного номера плотно закрыта и заперта за нами. Теперь, когда мы одни и не в особняке Васкеса, я чувствую, как меня пробирает дрожь, как будто я промерзла до костей, хотя в комнате приятно тепло.

Отель, в который нас привезли, один из самых роскошных в городе, пятизвездочный. Нас провели через мраморный и золотой холл, подвели к лифту и подняли на двенадцатый этаж, где Левину сообщили, что, если нам что-то понадобится, мы можем позвонить, чтобы нам прислали, и что дверь будет охраняться до завтра, пока нас не повезут в ангар Васкеса. Уйти нельзя, но, видимо, и войти тоже нельзя. Если, конечно, это действительно для нашей защиты, а не потому, что Васкес заманил нас в ловушку и отдал на милость чему-либо еще.

Даже несмотря на этот страх, я не перестаю осознавать, где мы находимся. Комната, в которую нас привели — люкс, с кроватью, которая выглядит больше, чем королевская, расположенной посреди задней стены и заваленной мягкими одеялами и подушками. Дверь ведет в ванную комнату, которая, я уверена, не менее роскошна. Другая дверь ведет в зону отдыха с мягкими диванами, великолепным видом на город, камином и баром, и я совершенно не намерена позволять Левину спать на одном из этих диванов.

Если мы действительно завтра уезжаем в Бостон, то это может быть наша последняя ночь вместе. Я хочу, чтобы она была важной.

— Я не знаю. — Левин прикрывает рот рукой. — Мы должны быть готовы ко всему. Из того, что я знаю о Васкесе, он человек слова. Как мы видели, он любит играть в игры и возиться с теми, кто чего-то от него хочет. Тем не менее он не бесчестный человек, по крайней мере, не в том смысле, в каком бесчестными считаются люди в этом мире. Думаю, завтра мы уже будем на пути в Бостон. Но на всякий случай полезно быть готовыми.

Я киваю, тяжело сглатывая. Каждый раз, когда я слышу Бостон, мой желудок сворачивается узлом. Я должна хотеть туда вернуться, но все, о чем я могу думать, это о потери Левина. Как только самолет приземлится, все закончится.

Иногда это было похоже на сон, иногда на кошмар. Но все это было приключением, и это было наше приключение. Я не хочу расставаться с этим. Я не хочу возвращаться к обычной жизни, чтобы от меня ждали, что я буду вести себя как обычная двадцатиоднолетняя девушка. Я уже не такая.

— Кстати, о Бостоне… — Левин прочищает горло, потирая рукой затылок, и я чувствую, как мое сердце падает в желудок. Вот оно. Это тот момент, когда он говорит мне, что все кончено. Что между нами больше ничего нет.

— Ты поедешь погостить к сестре и Найлу, как и договаривались, — медленно произносит он. — Она будет очень рада видеть тебя, я знаю, ты наверняка скучала по ней. Тебе