Схватка с чудовищами - Юрий Карчевский

По улицам мчались куда-то на грузовиках эсэсовцы, горланя песни. Ползли санитарные машины, перевозившие раненых. Пешком гнали русских, украинских и белорусских парней, превращенных в рабов Германской империи. Стоявшие на тротуарах зеваки выкрикивали: «Хайль Гитлер!», «Дранг нах Остен!». Лица же иных отражали растерянность, тревогу, испуг. Кто эти взбудораженные и встревоженные люди? Потенциальные противники гитлеровского режима, а значит, наши друзья?

Но вот барабанная дробь и гортанные призывы сменились приятной легкой музыкой. «Плохое предзнаменование», — подумала Альбина и тут же завыла сирена воздушной тревоги. Зеваки бросились в бомбоубежища, в метро.

Третий рейх… Уже через несколько дней пребывания в Германии Альбина почувствовала какую-то особую атмосферу, царившую в стране. Все назойливее и воинственней становилась пропаганда расовой исключительности «арийской нации», необходимости завоевания жизненного пространства для немцев на Востоке, возвеличивание Гитлера. Немцы в большинстве своем слепо верили в непогрешимость фюрера, были безропотными исполнителями его воли и даже обожествляли и молились на него.

Альбине предстояло самой определиться с жильем, с работой, и не только для себя, но и для радистки Раи, которая должна быть также заброшена в Берлин, но через Скандинавию. Обошла несколько адресов, полученных в Москве, на которые следовало опереться, но война спутала все карты: кто-то был направлен на передовую, а кое-кого арестовали за антифашистскую деятельность.

Она сняла комнату на Вальдов-аллее в Карлсхорсте у недавно овдовевшей солдатки. Женщина средних лет работала на швейной фабрике армейского обмундирования. Вечерами сквозь слезы причитала: «Несчастная я, вдовушка. Другие мужья домой из России шлют посылки, а моего пуля-дура сразила». Потом вдруг спохватилась: «Да что я, рехнулась, что ли? Мужа, отца моей дочурки, не стало, большевики его убили, а я нюни развожу, о тряпках и куске шпига пекусь. Да пропади они пропадом! Проживу и на скудный паек, который дают по карточкам!» Вскинув руки и запрокинув голову, молясь, сквозь слезы возглашала: «Царствие ему небесное. Может, и свидимся там с ним. Господи, спаси душу убиенного и помоги мне, рабыни твоей…»

И так каждый божий вечер. Альбине по-человечески жаль было молодую симпатичную немку, но и выносить ее воплей больше не могла.

Как-то она посетила гасштет,[6] чтобы выпить чашечку кофе. За столиком с ней оказался пожилой, с благообразным лицом разговорчивый старичок.

Узнав, что она нуждается в квартире, предложил комнату в своем коттедже там же, в Карлсхорсте, только на Райнгольдштрассе. «И воздух чистый, и до центра Берлина рукой подать!» — объяснил немец.

Альбина, не задумываясь, сняла у него комнату за сорок марок в месяц. Как выяснилось потом, Гельмут Вольф — отставной майор вермахта, нацист-фанатик. «Тем лучше», — решила она. Ей было интересно узнать этот вид «ископаемых», и она охотно беседовала с ним. Однажды он пригласил ее к себе в кабинет. На стене она увидела красочный портрет Гитлера. В углу стоял флаг с изображением свастики, искусно вышитой его женой фрау Бертой. Над диваном висели клинки разных эпох и народов, которые хозяин коллекционировал, и фотографии, на которых он был изображен среди окружения Геринга и Гиммлера.

В разговорах он был высокомерен и чванлив, нетерпим к людям других наций, уверял, что над миром должны господствовать арийцы, как самые умные, организованные, знающие и умелые. Одним словом, «типичный нордический тип». Что русские — низшая раса, оттого и отвергают новый порядок…

— В партию вступать думаешь? — вдруг спросил Гельмут.

— Не знаю, готова ли я к этому. А вдруг откажут в приеме? — ответила Альбина. — Я не переживу этого.

— «Майн Кампф» читала?

— Знакома.

— И какие мысли в тебе вызывает книга нашего фюрера?

— Я разделяю его взгляды. И не только. Люблю также его живописные полотна. Обожаю слушать его публичные выступления.

— А говоришь, не готова. Я помогу тебе с этим, коли ты такая робкая и за себя похлопотать не можешь.

Гельмут познакомил ее со своими единомышленниками по национал-социалистской партии. Те втянули ее в свою среду.

Альбина снова перечитала «Майн Кампф», эту настольную книгу, Евангелие нацистов. Теперь уже с карандашом в руках. Программные положения, разработанные Гитлером еще до прихода к власти, были и сейчас на слуху у нации. «Участие трудящихся в прибылях предпринимателей», «Поддержание процветающего среднего класса», «Повышение жизненного уровня народа», «Обеспечение престарелых», «Изменение Версальского Договора», ставившего Германию в неравное положение с другими европейскими государствами.

Она представила себе рядового немца, со средним достатком или чуть выше и подумала, что все эти «заповеди» не могли не привлечь нацию. Гитлер превратил свой народ в стадо «зомби», привив ему полное послушание и повиновение, веру в то, что смысл жизни — погибнуть за его идеи. И немцы шли за фюрером, как за мессией, спасителем, верили, что он поднимет Германию, сделает ее ведущей в Европе, господствующей в мире страной. Но думал ли бюргер, что все это будет достигаться ценой крови, подавления инакомыслия внутри страны, с помощью политики аннексий в отношении соседей по континенту? Становясь нацисткой, и она должна принять все эти постулаты. С волками жить — по-волчьи выть! Размышляла и о личности Гитлера, стараясь понять его и оценить. Еще в Швейцарии она слышала от местных немцев, что фюрер — развратник и сладкоежка, расист и антисемит, ни во что не ставивший жизнь миллионов людей. В то же самое время он был трусом и страшно боялся умереть. Даже фуражка его была стальной. Самолету он предпочитал автомобиль, либо бронированный вагон в составе спецпоезда с батальоном охраны.

Пригласив однажды Альбину на чашку кофе с бисквитом и ликером, Гельмут Вольф поинтересовался:

— Небось родительские деньги проживаешь. А кончатся они, на что жить станешь?

— Устроюсь работать куда-нибудь, — ответила Альбина.

— Что же ты умеешь делать?

— У меня степень магистра. Могу преподавать языки, переводить книги, читать лекции по немецкой филологии. — Потупив взгляд, добавила: — Но где же найдешь то, что тебе по душе и не в тягость…

— Да, это — проблема, — задумался Гельмут. — Особенно для гуманитариев. В бонны не пойдешь, не так воспитана. — Вопросительно посмотрел на девушку. — А переводчиком в гестапо могла бы служить?

Перед Альбиной стояла задача проникновения в Службу имперской безопасности Гиммлера. Гестапо и разведка — в ее составе. Чтобы не показаться заинтересованной в этом, сказала: