Русофобия. История изобретения страха - Наталия Петровна Таньшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как отмечает Ксавье Мармье, он попытался представить обширную панораму российской действительности: «Мы не хотим ни льстить России, ни клеветать на неё, у нас нет иного желания, кроме как сказать правду. Поэтому мы и предприняли наше исследование по оригинальным источникам»[1032]. Это тоже общая черта авторов, пишущих о России: все они сообщают исключительно правду о «стране царей» и исключительно по оригинальным источникам.
Анализ социальной системы Российской империи Мармье начинает с дворянства. Причём вначале в его описании всё выглядит вполне достойно, и читатель может подумать, что автору импонирует высшая российская знать. Так, по его мнению, «институт аристократии, реформированный Петром — самый либеральный и демократичный из всех существующих[1033]; «чиновничество рекрутируется во всех классах общества, в университетах и военных школах, в конторах и литературных кругах. Без сомнения, российская бюрократия является одной из самых умных и трудолюбивых из всех существующих»[1034].
Между тем, на деле всё не столь однозначно, потому что российская система управления поражена страшной болезнью: «К несчастью, русская администрация, прославленная именами достойнейших людей, воодушевлённых страстным желанием нравственного прогресса и чувством патриотизма <…> является одной из самых продажных администраций, и, позволим себе это слово, одной из самых постыдных из когда-либо существовавших. Для неё коррупция — это не исключение из правил, это нормальное состояние. В русскую контору нельзя прийти без взятки в кармане; нельзя рассчитывать на должное решение дела, не дав денег на лапу <…> Продажность, как яд, отравляет все сферы управления, начиная от самых высоких чинов и заканчивая привратниками, открывающими двери»[1035]. При этом, по словам Мармье, коррупция связана не просто с желанием чиновников обогатиться; она прочно укоренилась в нравах и даже в душе нации[1036].
Главный вопрос, волновавший Мармье, — это крепостное право. Автор утверждает, что французы имеют весьма смутные представления об институте крепостного права, сочувствуют судьбе крепостных и оценивают крепостничество с точки зрения современных либеральных порядков Франции[1037].
Он попытался взглянуть на эту проблему всесторонне, с учётом разных позиций. Что касается материальной и социальной защищённости, то Мармье оценивает положение крепостных, как весьма неплохое: «Мы потому не можем так сильно негодовать против русского крепостничества, что в наш век свободы, при нашем уровне цивилизации, в наших городах и на наших мануфактурах мы имеем самое ужасное, самое жалкое из всех видов крепостничества, а именно бедный пролетариат, изнемогающий и страдающий от множества моральных язв, незнакомых русскому крепостному»[1038].
Но, подчёркивает Мармье, если материальная жизнь крепостных вполне сносна, то никак нельзя примириться с чудовищным институтом крепостничества, при котором людьми торгуют, как скотом: «Очевидно, что такое положение не может продолжаться долго. Настанет день, когда русские крепостные, узнав о том, как крестьяне живут в других странах, восстанут против своего мерзкого состояния. Настанет день, когда русская нация сбросит с себя ярмо продажного и коррумпированного чиновничества <…> Ведь один из законов жизни заключается в том, что всякая коррупционная система носит в самой себе зародыш своей смерти».
Мармье делает вывод: «Освобождение крепостных, последовательное формирование среднего класса, совершенствование нравов и административная реформа — таковы, как нам представляется, три важнейшие идеи, которые уже пустили корни в Российской империи и уже готовы к реализации, точно так же, как это происходит в жизни всех народов, живущих по заветам божьим и реализующих его заповеди»[1039].
А дальше следует замечательный пассаж о России как «царстве фасадов», где за внешним блеском скрываются серьёзные недостатки. По словам Мармье, за границей имеют смутное представление о России: о ней судят по «казакам и когортам дипломатов, в большинстве своём весьма искушённых». Однако на самом деле Россия совершенно иная, и «под широкими складками своей императорской мантии, под ложным блеском своих вельмож скрывает многочисленные и глубокие проблемы»: отсутствие порядка в финансовой системе; запутанная в лабиринте противоречивых указов, зависящая от каприза влиятельного лица или продажности писаря судебная система, и, главное, «огромная пропасть между различными классами общества, когда самая утончённая цивилизация соседствует с самым глубоким невежеством, а либеральные начинания и просвещённые идеи XVIII столетия покрыты мраком варварских времён»[1040]. По словам Мармье, такой пропасти и такого контраста нет ни в одной другой стране: «когда выйдешь за пределы этой помпезной администрации, за оглушительным великолепием этой фальшивой маски увидишь моральную проказу чиновничества, а также недовольство самых благородных и самых просвещённых умов империи, равно как абсолютное невежество половины нации»[1041].
Поэтому, как и многие иностранцы, автор делает расхожее заключение о том, что Россия — это колосс на глиняных ногах. Стоит увидеть её вблизи, стоит взглянуть на реальную Россию. как вы поймёте, что она не столь монструозна; более того, становится очевидным, что она разъедается болезнью изнутри: «Рано или поздно двадцать миллионов крепостных, которые только и умеют, что смиренно подчиняться закону, налагаемому на них в армии или в прихожих их господ, воспримут эти нравственные идеи, пробуждающие человеческую гордость, и тогда деспотическая власть, так долго порабощавшая народ, не сможет больше держать его в состоянии пассивного подчинения»[1042].
В то же время, по словам Мармье, пружины власти так натянуты, её «преступления» настолько очевидны, а либеральные идеи столь глубоко проникли в сознание дворянской молодёжи и самых влиятельных людей империи, что можно с уверенностью сказать, что со смертью императора Николая Павловича в России произойдут «или великие реформы, или великие потрясения»[1043]. Как видим, тут он не ошибался: при сыне Николая, императоре Александре II, Россию ждали Великие реформы.
Итак, перед нами труд, по своему содержанию резко критичный по отношению к России (кроме описания русской литературы и народных песен), как и книга Кюстина, но не имеющий её скандально-пасквильного характера.