Желание на любовь (СИ) - Колоскова Галина

— Я всё поняла!

Лилибет заметила, как агент по недвижимости стряхнул с пальто налипшие крошки, но в уголках пухлых губ остались следы шоколада. В животе девочки предательски заурчало.

Мэттью обнял дочь за плечи и улыбнулся:

— Ты говорила правду о желании поесть.

— Этот проклятый живот вечно меня выдаёт.

— Это тебе досталось от мамы, вы две обжорки.

Лилит попыталась сбросить его руку, изображая из себя обиженного ребёнка, Вуд рассмеялся и чмокнул девочку в макушку.

— Зато я всегда буду знать, не забыли ли вы поесть за день. — Он немного отстранился, провёл оценивающим взглядом по дочери и добавил: — Нужно вас откормить немного, сейчас быть настолько худой — не модно!

Лилибет прекрасно помнила рассказ Бренды о вечной борьбе отца за стройную фигуру. Она хлопнула Мэтта ладонью по животу.

— Зато нам не грозят вечные пробежки по утрам.

— А что в этом плохого? — Мэттью втянул живот и задышал грудью.

Девочка отвечала сквозь смех, сознаваясь ещё в одной схожести с матерью:

— Я лучше лишний час посплю!

Они сели в машину и подвезли риэлтора до дома, пообещав хорошенько всё взвесив дать ответ на следующий день. Вуд развернул автомобиль и направился в сторону Джорджтауна, но, вспомнив, что ничего сегодня не готовил, предложил Лилит:

— Есть несколько вариантов ужина. «А» — я могу наскоро приготовить какую-нибудь заморозку; «В» — можем поужинать в каком-нибудь кафе и «С» — напроситься на ужин к Брендону или Бренде. — Он скосил глаза на дочь: — Решать тебе.

— Я выбираю вариант «D».

— Это какой?

Лилибет усмехнулась:

— Твоя дочь не Одри и умеет готовить сама!

Мэтт надул щёки и покачал головой, проговорив без насмешки:

— Не дочь, а находка!

— Начинай гордиться! — объяснив своё рвение: — Просто мне нужно чем-то заняться. Если, конечно, ты не против?

— Не против. — Кивнул он, добавив: — Даже если ты закинешь в духовку заморозку.

— Как нам с мамой с тобой повезло! — улыбалась девочка, довольная сговорчивостью хоть одного из родителей.

— Если бы только и она это поняла. — Агент нахмурил лоб.

Лилибет постучала ладонью по его колену.

— Пап, она это знает, просто дай ей время. Она не из тех, кто сразу бросается на шею.

— Дал, но она не отвечала на мои звонки, а в субботу нам лететь в Финикс. — Он посмотрел на дочь: — Если, конечно, ты не передумала. Я и сам сумел бы всё уладить.

— Нет, мы полетим вместе! — ответ был категоричным.

Лилит смотрела на отца. Она пыталась понять, что с ним происходит? После возвращения из Финикса тот ходил хмурым. Отец моментально натягивал дежурную улыбку, как только ловил на себе её взгляды.

— Пап, а теперь давай ты начистоту. Что-то случилось?

— Ничего страшного. — И снова та самая улыбка.

— Вы поссорились с мамой? — продолжала допытываться дочь.

Глава 17.2

Сердце Мэтта пропустило удар, но на лице не дрогнул ни один мускул. Кэтлин всё же ответила на сообщение с признанием в любви, но почти через сутки: «Что ты надеешься получить в ответ?»

Вуд долго смотрел на экран. Это вторая пощёчина от любимой брюнетки, но теперь она била по сердцу — и это намного больнее. И действительно, на что он надеялся? Да на что угодно, но не, что она опять спрячется в ракушку.

От того, что ты понимаешь, что грубость любимого человека — всего лишь защитная реакция, боль не становится меньше. Кэт защищается, но как сквозь эту защиту пробиться? И сколько на это потребуется времени?

Агент не стал отвечать. И второе послание — ещё через сутки — выглядело как извинение: «Я приняла решение. Лилибет пока останется с тобой в Вашингтоне».

Ей было намного проще написать эти несколько слов, чем произнести вслух. Впервые Кэтлин расставалась на столь долгий срок с дочерью. Мэтт всё это понимал и принял молчаливое извинение, но попытки дозвониться оставил, решив, что сделать это она должна сама.

И вот теперь «пока» висит как Дамоклов меч. Что будет, если Кэт передумает, увидев Лилибет рядом с собой в Финиксе? А если материнская любовь возобладает над благоразумием? Что будет тогда с девочкой? О себе он думал в последнюю очередь. Но знать о сомнениях отца дочери ни к чему. Всё будет, как будет.

— Не только. Меня отстранили на месяц от оперативной работы. До окончания следствия буду заниматься бумагами.

— Чайтона тоже?

— Риджу проще — он на лечении. Хотя взыскание может схлопотать.

— Не переживай, всё наладится!

— Даже не сомневаюсь в этом! — Мэттью знал, что всё утрясётся, что его прямой вины нет, но… перед глазами до сих пор всплывали фотографии с места преступления. Бойня, мясорубка — можно назвать произошедшее как угодно, и его вина в том присутствовала. Не успел…

— Нам нужно поговорить.

— Я тоже так думаю.

— Встретимся на нашем месте?

— Хорошо. Когда? Если хочешь, я заеду за тобой.

— Не нужно, — короткая пауза, — я сегодня обедаю с родителями.

— Не хочешь меня с ними познакомить?

— Бейн, мы говорили с тобой об этом несколько раз. Нет, не могу!

— Во сколько освободишься?

— Часам к пяти буду свободна.

— Буду ждать тебя в шесть.

Гаваец нажал трубку сброса и, заглушив мотор старенького «шевроле», закурил. Всё-таки позвонила. Он думал, что тот резкий разговор в издательстве будет последним. Пусть через день, но дала знать о себе.

Бейн открыл бардачок, достал бархатную коробочку, несколько минут подержал её в руке и снова убрал на место. Он делал это, наверное, в сотый раз. Помолвочное кольцо, купленное для женщины, не желавшей обручения. Три года он ждал подходящего случая, всякий раз откладывая предложение на «потом». Сотни намёков, тысяча наводящих вопросов, но каждый раз страх услышать отказ и возможный после него разрыв отношений удерживали от последнего шага.

Калама горько усмехнулся и, притушив сигарету, тут же закурил вторую. Ведь знал, что должно что-то случиться. Интуиция его никогда не обманывала, не изменила и в этот раз.

Будь кляты эти сбывающиеся предчувствия. Будь проклят страх, сомнения и всё прочее, что мешало настоять на встрече с родителями, с дочерью. Чего он боялся? Не своего, а её страха! И в итоге нашёлся кто-то достаточно смелый, чтобы, переступив через всё, ворваться в жизнь его женщины.

К дьяволу советчиков в виде друзей, настаивающих, что нельзя торопиться, ведь он так молод, нужно подождать, чтобы точно знать, что она та единственная…

Взрослел не только он, но и Кэтлин. Наверное, именно это толкнуло её в объятия другого мужчины. А в том, что объятия были, сомневаться не приходилось. Иначе откуда холодная сдержанность после нескольких дней разлуки и желание сбежать не только из постели, но и из квартиры? И опять его нерешительность и страх позволили ей сделать это: не настоял, не удержал.

Они слишком похожи во многом, да, пожалуй, во всём. Любят одни фильмы, читают одних авторов, одинаковое предпочтение в еде, цветах одежды, во всём… и в нерешительности тоже. Они нужны друг другу.

Бейн подталкивал её строить карьеру. Она вдохновляла его, заставляла писать, читала наброски, настаивала на встречах с издателями. Кэт была для него всем— музой, другом, любовницей, сестрой, матерью, но прежде всего — любимой женщиной. Его первая настоящая привязанность. Он обожал в ней всё: внешность, запах, душу, неуклюжесть, каждый пальчик, каждую родинку. И теперь нашёлся тот, кто готов всё это отнять. Решительно, нагло всплыв из далёкого прошлого и заявив права на её будущее.

Гаваец помнил, как смеялись друзья, узнавшие, что «плейбойчик» встречается с женщиной намного старше его по возрасту. Как недоумевали, что ради встреч с ней Калама отказывался от походов в клуб и попоек в окружении доступных подружек. И их изумлённые, восхищённые взгляды, когда впервые случайно её увидели.

Кэтлин выглядела намного младше своих лет и не казалась старше крепко сложенного рослого парня. Худенькая, изящная, с огромными карими глазами и пухлым ртом. Роскошные волосы, сливочного цвета нежная кожа, лёгкий румянец и никакого загара, что так редко для жаркого Финикса.