Желание на любовь (СИ) - Колоскова Галина

Паркер посмотрела на часы: половина шестого. Обед закончился несколько раньше, да и её нервозность не способствовала нормальной беседе. Встречаться в таком состоянии — наводить на родителей тревогу; никто не стал возражать, что она покинет родительский дом раньше обычного.

Кэт почувствовала появление Бейна. По тишине, внезапно образовавшейся в кафе на несколько секунд, лёгкому женскому шёпоту постоялиц с воздыханиями за соседним столиком. Ох уж эти молодые и талантливые, совсем скоро у одной из них появится шанс…

Она обернулась, сама на миг задержав дыхание. Паркер привыкла к его экзотической красоте, но вот сейчас готова была присвистнуть от восторга. Калама был безупречен.

В тёмно-синем, совершенно новом костюме с идеально отутюженными стрелками брюк, светло-голубой рубашке, с двумя расстегнутыми верхними пуговицам, и в чёрных, начищенных до блеска туфлях. Высокий, стройный, широкоплечий. Длинные тёмные волосы зачесаны назад, тёмно-карие влажные глаза сверкают на смуглом лице. Чувственные губы — не рельефные, чётко очерченные, как у Мэтта, а немного припухлые — приоткрыты в белозубой улыбке, в руках огромный букет красных роз.

Брюнетка горько вздохнула: всё бесполезно, даже сейчас она сравнивает его с Вудом. Сердце сжалось и начало отбивать чечётку. «Ну почему? Зачем? Отчего?» Через несколько минут улыбка на излучающем счастье лице погаснет, потому что женщина, которую он так любит…

Ей захотелось исчезнуть, испариться, чтобы не видеть, как опустятся сильные руки, задрожат уголки губ и счастливый блеск в глазах уступит место раздирающей душу боли. Бейн, как и она, никогда не умел прятать эмоции.

— Прости, я опоздал? — Легкий поцелуй в губы, от которого Кэтлин не смогла уклониться.

— Нет, это я слишком рано пришла. — Она промокнула губы салфеткой и отодвинула тарелку, чтобы освободить место для букета, поинтересовавшись: — Закажешь что-нибудь?

— Нет, не сейчас, сначала… — Калама полез в карман.

И Кэт внезапно поняла, к чему весь этот парадный вид, цветы, и что он сейчас достанет. Она хотела закричать: «Нет!» — но в горле сделалось совершенно сухо, и даже слюна не могла протолкнуться сквозь режущую колючей болью глотку.

Паркер схватила похолодевшими пальцами чашку и в несколько глотков выпила обжигающе горячий кофе. Но говорить «не надо» было поздно: Бейн на глазах у всех встал на колено и, открыв коробочку, положил на широкую ладонь. На синем бархате сверкал бриллиант, вставленный в золотой обод.

Шум в зале снова затих, многие начали оглядываться на угловой столик, не понимая, что делает стоящий ко всем спиной на коленях молодой человек. Многие улыбались, догадываясь, что там сейчас может происходить, но только не та, кому предназначалось кольцо.

— Бейн, прошу, встань.

— Не раньше, чем сделаю то, что давно намеревался. — Он прочистил горло, прежде чем произнести следующие несколько слов: — Кэтлин Паркер, то, что я тебя люблю, ты знаешь давно…

Брюнетка скользнула на колени рядом, делая вид, что что-то уронила, и они вдвоём пытаются это найти. Она накрыла его ладонь рукою.

— Не нужно, прошу тебя!

Гаваец смотрел с недоумением и растерянностью.

Паркер сделалось плохо, желудок прорезала резкая боль. Она вскрикнула, прижав руки к животу, и с трудом поднялась. Бейн подскочил с колен и, бросив коробку в карман, склонился над брюнеткой:

— Что с тобой? Ты совершенно бледная.

Кэт вцепилась в рукав его пиджака дрожащими пальцами. Белый лоб мгновенно покрыла испарина.

— Мне дурно, выведи на воздух.

Он помог брюнетке подняться, вывел из кафе и усадил в свою машину. Калама не стал слушать её возражения, пообещав пригнать её «вольво» к дому утром.

Они промолчали всю дорогу. Кэтлин не знала, чем объяснить своё поведение и как сказать, что между ними всё кончено? «Только не сегодня, не сейчас. Наверное, лучше собраться с духом и сделать это завтра… И эта не отпускающая ноющая боль…»

А на него в очередной раз накатила волна страха — боязнь услышать отказ.

Он смотрел на мелькающие окна домов; на спешащих по своим делам прохожих; на весёлые лица водителей, притормаживающих вместе с ним на запрещающий цвет светофора; на мигающий в зеркалах свет фар идущих на обгон автомобилей…

Бейн смотрел на что и на кого угодно, только не на Кэт, опасаясь, что не вынесет, если её глаза будут полны жалости и сожаления…

Они встретились взглядами и заговорили лишь после того, как «шевроле» притормозило у подъезда дома Паркер.

— Я провожу тебя до квартиры. — Он отстегнул ремень безопасности.

— Не нужно. — Она щёлкнула карабином своего, освобождаясь от малой препоны к свободе, и открыла дверь.

Калама вышел следом.

Неловкую паузу нарушили слова, прозвучавшие как возглас отчаяния:

— Прости меня!

— За что? — её удивлению и боли от осознания собственной сволочности не было предела.

— Не знаю за что, но чувствую, что должен это сказать, а значит, есть и повод.

— Глупый…

Паркер до ломоты в пальцах захотелось притронуться к красивому растерянному лицу. Но делать этого было нельзя. Никакой надежды…

Гаваец стоял напротив окон, неловко переминаясь с ноги на ногу, сжимая в руках треклятые розы, и сердце снова наполнила щемящая боль и мысли, бомбардирующие мозг всю неделю: как он переживёт расставание? Что станет с ним? За что она его так?

— Это ты меня прости.

Кэтлин положила ладони на лацканы расстёгнутого пиджака и, прислонившись к широкой груди, услышала гулкие удары большого любящего сердца. Она с трудом сдержала слёзы, поцеловав его на прощание в гладко выбритую щёку.

Бейн сжал её в объятиях так крепко, насколько позволяли впивающиеся в ладони шипы роз, и, зарывшись носом в шелковистые волосы, вдохнул всегда пьянящий его аромат. Он почувствовал, как моментально заныло в паху. Калама склонил голову. Он откинул густые тёмные локоны брюнетки в сторону, провёл языком по тонкой нежной коже длинной шеи, и, не удержавшись, прижался горячими губами к пульсирующей венке.

Паркер ощутила его желание животом и поспешила отстраниться:

— Прости, но мне очень плохо, мечтаю добраться до постели.

— До завтра? — Мягкий голос был полон надежды, которую она не могла оправдать.

— Я позвоню. — Кэт поспешила нырнуть в распахнутую им дверь парадной.

Мэттью наблюдал за сценой прощания, до боли сжав в кулаки побелевшие пальцы. Если бы можно было пустить их в ход…

Сердце бешено колотилось, разгоняя по венам вместе с кровью молекулы ярости.

Ревность… Она давила на мозг, требуя удовлетворения. Его любимую целуют, трогают — и она совершенно не сопротивляется. Кровь прилила к голове, отстукивая по вискам, словно на барабане древний воинственный ритм.

Спуститься вниз и раз и навсегда показать наглецу, кому теперь принадлежит эта женщина? Избить в кровь, почувствовать, как крошатся под ударами кулаков зубы соперника, как ломаются его рёбра. Животное желание разорвать, повергнуть, уничтожить врага пеленой застилало разум.

Вуд судорожно вздохнул и начал считать, понимая немыслимость низменного позыва. Он открыл рот, делая глубокие вдохи, пытаясь вернуть сердце в привычный ритм.

И лишь спустя пару минут смог анализировать пришедшие ранее в голову мысли. Кэтлин целует Бейна сама, принимает его ласки и объятия как должное. Так, может быть, именно он сам в треугольнике лишний, и этим вызвано её долгое молчание? Агент вспомнил, как каждый раз брюнетка сопротивлялась его поцелуям, а он, самонадеянный болван, принимал проявления её похоти за ответную страсть… Уж кому, как не ему, знать, что порой ты не властен над телом.

Мэттью почувствовал скрежет собственных зубов. Или это его рёбра получили удар и рвётся на части его похолодевшее сердце?

Вуд удерживал себя на месте, запрещая сделать совершенно смешной детский поступок: уйти, громко хлопнув дверью. Поступить так он не имеет права. В треугольнике есть прямой угол, который всегда будет удерживать его в данной геометрической фигуре — Лилибет. Но можно сделать проще: позволить Кэт стать счастливой с другим, прекратить ломать её, навязывая свои желания. И он сделает это, как бы ни было больно. Он слишком многое отнял у неё когда-то, и вот теперь пришла пора заплатить.