Украшение и наслаждение - Мэдлин Хантер

— Мы оба знаем, что Кендейл никогда бы не взял это на себя.

— Как тебе повезло, что я такой покладистый… Я сердечно тронут, что ты считаешь мой нрав подходящим для твоих целей.

Дариус решил, что друг, перечислив свои обиды, успокоится. Но тот продолжал хмуриться, и граф сказал:

— Мрачность не идет тебе, Эмбери. Ты сейчас выглядишь как моя тетя Эмилия, когда поджимает губы.

— Я не поджимаю губы. И даже не выражаю неодобрения. И все же готов признать, что сбит с толку. Возможно, даже изумлен.

— Чем?

— Тобой и мисс Фэрборн.

— Я никогда не судил тебя, Эмбери, из-за твоих романов, так как знаю: опасно говорить джентльмену, что его леди ему не пара…

— Романов?.. Я не могу критиковать роман, о существовании которого даже не подозревал. Уверяю тебя! Я думал, ты просто сочувствуешь мисс Фэрборн и отдаешь ей должное. Но я не догадывался, что ты добился такого успеха, как роман. А что, это было так необходимо?

— Возможно, ты считаешь, что мне не следовало оказывать ей внимание — независимо от того, есть ли у нас роман или нет. А может, ты хочешь отдать ее на растерзание мерзавцам из министерства внутренних дел за то, что она сыграла некую роль в этой истории? Но я готов к тому, что Кендейл пожелает довести до конца эту нашу игру, чтобы мы захватили всю шпионскую сеть.

— Я тоже надеюсь, что мы захватим их всех, хотя, возможно, дело станет весьма опасным. Но поверь, в этом случае я не стану настаивать на том, чтобы привлекать женщину к этому делу.

Они остановились перед Краунхиллом и спешились.

— Если уж хочешь знать мое мнение, Саутуэйт, то могу сказать: я в ужасе от того, что ты позволяешь этой бедной женщине так одеваться. Правда, следует заметить, что она умеет носить эти уродливые тряпки так, будто это тончайшие шелка.

Дариусу вовсе не казалось, что Эмма выглядела безобразно в таком наряде. Он даже не заметил, какое на ней было платье, пока они оба не посмеялись над ним.

— Нам пришлось использовать эти тряпки.

— Тебе бы следовало быть умнее… — Эмбери сокрушенно покачал головой. — Бедная женщина.

Они тут же прошли в библиотеку, где их уже ждал Кендейл. Вдобавок их дожидался небольшой арсенал — все столы были завалены пистолетами, мушкетами и мешочками с порохом.

— Нас трое, а мушкетов пять, — заметил Дариус, оглядев оружие.

— Предпочитаю иметь кое-что в запасе. И я позаботился о том, чтобы все они были заряжены и находились на месте, — сказал Кендейл. — У меня в карете еще кое-что осталось.

— Мне будет гораздо удобнее управляться с пистолетом, — сказал Дариус.

— Не забывай, что наша цель — захватить их живьем, — напомнил Эмбери Кендейлу, когда тот взял в руки мушкет и заглянул в дуло.

— Главное сейчас — проявлять бдительность, — пробурчал Кендейл. — Не хочется думать о том, что ты не защищен с тыла.

— У тебя нет оснований считать, что Таррингтон и его люди предадут тебя, — ответил Дариус.

— А у тебя нет оснований считать, что они этого не сделают. Чего стоит честное слово преступника?

— Случилось так, что мне удалось узнать, насколько крепким может быть честное слово Таррингтона.

— Лучше уж ему сейчас сдержать слово. Только боюсь, этот Ходжсон постарается его подкупить…

Эмбери вытащил из кармана часы и сообщил:

— Отбываем через три часа. Остальные скоро будут здесь. Есть известия из Лондона? Почта прибыла?

— Еще нет.

— А если письма не придут?

Дариус надеялся, что одно-то точно придет.

— Все равно отправимся, — сказал Кендейл. — Погода отличная. Канал спокоен. Надеюсь, сегодня все закончится и недели через две мы освободимся от этого дела. Если ждать слишком долго, начинаешь делать ошибки. А эта женщина, Фэрборн… Она может счесть, что ее обвели вокруг пальца, если она будет сигналить ночь за ночью, а никто не появится…

Эмбери отложил мушкет и многозначительно посмотрел на графа.

— Саутуэйт, лучше скажи ему.

— Что он должен сказать мне?

Кендейл переводил взгляд с одного друга на другого.

— Мисс Фэрборн не будет сигналить. Ее нет в коттедже, — ответил Дариус.

Кендейл громко выругался, потом в задумчивости проговорил:

— Думаю, она не решилась… Что ж, это говорит в ее пользу. Но тогда выходит, что мы зря теряем время?

— Ее участие не требуется. Мы же знаем, что лодка придет. У нас есть Ходжсон, чтобы ее встретить…

— Ты собираешься надеть женское платье и взобраться на утес? Черт возьми, ведь там должна быть женщина! Потому что за всем происходящим будет следить кто-то еще.

— Нет, не думаю. Там нет ни одного места, откуда можно вести наблюдение незамеченным. Холм и утес с тропинкой пустынны и открыты взорам, а дорога позади хорошо видна, — сказал Дариус.

Кендейл же покачал головой:

— А вот я в этом не уверен.

— А что, если заставить марионетку танцевать, как и было задумано? — раздался вдруг женский голос. — Что, если я подам сигнал и буду ждать в доме, как договорились?

Дариус стремительно повернулся к двери. В дверном проеме стояла Эмма в старом платье, из-под подола которого выглядывали сапожки. Ее одежда и впрямь казалась нелепой, но даже в ней она сохраняла царственный вид.

В библиотеке воцарилась тишина; мужчины с удивлением смотрели на девушку. Наконец Кендейл, смерив графа ледяным взглядом, проговорил:

— Когда ты сообщил, что ее нет в коттедже, ты не упомянул, что она здесь.

— Всего лишь недоразумение, оплошность, — попытался успокоить друга Эмбери.

— Мисс Фэрборн — моя гостья, — сказал Дариус.

— Черт побери… — процедил Кендейл сквозь зубы.

— Будет лучше, если вы предоставите это дело нам, мисс Фэрборн, а сами вернетесь в вашу комнату, — проговорил граф.

— Не думаю, что так будет лучше. Мне показалось, что вы планируете нападение, но мое отсутствие сделает маловероятным успех вашего плана. А если это так, то мое участие необходимо.

— Но слишком опасно, — проворчал Дариус. — Пожалуйста, мисс Фэрборн, оставьте нас.

Но Эмма по-прежнему стояла в дверях, проявляя свое обычное упрямство. Дариусу захотелось взвалить ее на плечо и унести из библиотеки. Он подошел к ней и тихо сказал:

— Уходите, Эмма.

Она решительно покачала головой:

— Нет! Я хочу это сделать. Я должна.

— Вы вне игры, Эмма. Уходите!

Несколько мгновений она молча смотрела на него. Потом резко развернулась и вышла.

Граф закрыл дверь и присоединился к друзьям. Кендейл тут же отвернулся и уставился в окно. А Эмбери занялся своим обычным делом — согласно установившемуся ритуалу разливал бренди.